Маленькое чудо - Мелисса Джеймс

— Кстати, о еде. Я все-таки пойду поджарю мясо.

Голос его снова стал хрипловатым, и она поняла, что он смотрел на изгиб ее бедра, когда она вытирала ребенка. На щеках ее вновь вспыхнул румянец, и она вновь почувствовала напряжение: это напряжение, возможно, Джерри истолковывал как сексуальное, потому что все еще не понимал, почему она ушла от него.

— Хорошая мысль.

Он ушел из комнаты. Она не смотрела ему вслед — этому сильному мужчине, работавшему на земле. Анна испытывала сильное влечение к нему, когда он был рядом, когда улыбался ей. Но поддаваться сексуальному влечению было бессмысленно. Зачем ей нужен этот половой акт, если он принесет лишь временную радость, но не сможет вернуть ей то, что у нее было, и никогда не сделает ее той, которой она была? Возможно, Джерри и не хочет ее теперь. Единственное, что он хочет, — это сохранить Джарндирри, сохранить свой мир. Она уже больше не женщина, она — пустая раковина, автомобиль без мотора.

«Но женщина — это не только ее лоно, Анна. Это другая половина мужчины, это нежность, это сочувствие. И мужчине нужна женщина не только для того, чтобы рожать ему детей». Психотерапевт, которого нанял Джерри, летал к ней каждую неделю и говорил множество подобных и других ободряющих слов, но они не приносили Анне никакого облегчения. В ней возникало лишь немое раздражение.

Материнство — единственное, что у нее может быть. Но как она снова может стать женой, женщиной, когда она чувствовала себя почти бесполым существом? Нет, она плохая актриса. Этот мужчина был постоянным напоминанием того, кем она была… и никогда не будет снова. Желание, страсть, бесконечное горе, с одной стороны, и мужчина, наполненный силой и энергией, — с другой…

Когда Анна вернулась на кухню, она увидела теплую бутылочку со свежеприготовленной смесью. Она еще раз накормила Мелани, и ребенок мгновенно уснул крепким и безмятежным сном. Анна качала ее на руках, тихо напевая колыбельную песенку, хотя прекрасно понимала, что Мелани ее уже не слышит. Но материнство было таким сладким, пусть даже по доверенности…

Анна уложила ребенка на огромную двуспальную кровать, окружив ее всеми подушками, какие только нашла в доме, и обставив всеми стульями. Они собирались пообедать на веранде, и это была хорошая идея. Она знала, что Элли и Джон Баттон увидят их. И это означало, что им надо прикоснуться друг к другу и даже поцеловаться, чтобы супруги поверили, будто они окончательно помирились.

Ее пальцы сжали спинку стула. «Я справлюсь с этим. Я сделаю это для Рози и для Мелани».

До Анны донесся дразнящий запах мяса и лука, и желудок напомнил о том, что с утра в нем ничего, кроме кофе, не было. Она прошла на заднюю веранду, где Джерри в забрызганной водой рубашке, еще не высохшей после купания ребенка, уже выкладывал мясо на тарелку.

— Надеюсь, ты голодна.

— Умираю от голода, — призналась Анна. Она взяла тарелку и понесла ее на веранду, где на столе уже стояли салат и соус. — Думаю, мы будем обедать здесь, потому что все стулья, которые есть в доме, стоят возле кровати Мелани…

Она прервалась на полуслове, взглянув на него. Анна положила Мелани в комнате, в которой жила с детства и которая снова стала ее, когда она покинула супружескую постель. В доме было полно комнат, но то, что Анна выбрала именно эту, имело какой-то скрытый смысл…

— Мне нужен матрас, чтобы положить его на полу рядом с кроватью, — быстро сказала она, ставя тарелку на стол, чтобы он не увидел, как дрогнули ее руки. — Это первая ночь для Мелани на новом месте. И ей нужен кто-то знакомый, кто был бы рядом с ней, когда она проснется.

— Я принесу тебе матрас, когда ты пойдешь спать.

Радуясь тому, что он не видит её лицо, она облизала пересохшие губы.

— Спасибо тебе.

И что еще она могла сказать? Он был таким добрым, таким сильным и таким решительным… Именно здесь, в Джарндирри, Анна чувствовала, что утратила свою власть над ним. Джерри снова взял все в свои руки: он был хозяином ее будущего — и ее желаний…

— Расскажи, как идут здесь дела… за последние несколько месяцев, — попросила она.

Он пожал плечами, но улыбнулся. Конечно, ведь она впервые спрашивает о делах в Джарндирри с тех пор, как вернулась из больницы.

— Все нормально. Погода в этом сезоне была замечательная, пшеница уродилась на славу, и мы по хорошей цене продали говядину и баранину. Несколько овец утонули в реке, а две коровы умерли при отёле.

— Кругооборот фермерской жизни, — ответила Анна. — Оказывается, мои овощные грядки еще живы. А я думала, что их давно уже нет.

Джерри взглянул на плотную завесу дождя, поливавшего землю. Темные облака заволокли все небо.

— На это место удобно свозить навоз. И растениям, похоже, это на пользу. А полив отнимает не так уж много времени…

Удивленно вздрогнув, она заморгала глазами:

— Ты сам ухаживаешь за грядками?

— А почему бы и нет? К столу постоянно свежие овощи, и это гораздо дешевле, чем каждую неделю летать за ними в город. Кроме того, решается проблема, куда девать навоз.

Все логично, все так и есть, но рот Анны скривился. У нее возникло ощущение, что он что-то недоговаривает. Будто это был совсем другой Джерри, а не тот, которого она хорошо знала.

— Спасибо, что ты сохранил мои грядки, — тихо сказала она.

— Ты снова можешь заняться ими, тогда я сберегу для себя лишний час в день. — Он задержал взгляд на ее лице.

— Конечно, — ответила она, все еще пряча улыбку.

Странно, но, когда они ели, мерный стук дождя по железной крыше подействовал на нее успокаивающе. Все было таким знакомым, таким любимым с детства. Анна улыбалась дождю и улыбалась Джерри, смотревшему на нее затуманенным взором, в котором таилось желание. Страсть вибрировала в воздухе между ними, и вместо того, чтобы быть ее врагом, ее слабостью, она приносила утешение тоскующему сердцу Анны.

Сквозь мерный стук дождя донесся его голос, глубокий и заботливый:

— Тебе понравилось, как я приготовил мясо?

— Да, конечно, — ответила она, радуясь даже пустому разговору. — А из чего ты сделал маринад?

Он приподнял брови:

— Если я скажу тебе, то потом буду вынужден убить тебя.

Она рассмеялась, немного расслабившись — и немного возбудившись. Они снова возвращались к прежнему подшучиванию друг над другом, которое обычно предшествовало любви.

— Мужчина — это шпион. Он должен им быть. Все для него — государственный секрет, даже соус.

— У тебя миллион гектаров. — Анна игриво, с вызовом, улыбнулась ему. Так она не улыбалась ему со времени их помолвки. — Ты, наверное, прячешь здесь ядерное оружие. И урановые рудники. Ты производишь здесь оружие массового уничтожения. И строишь спутниковые тарелки, чтобы подслушивать соседей.