Олигарх 2 - Михаил Шерр

с вами чужими руками вы сейчас, господа, возьмете вновь в руки шпаги и мы с вами сразимся. Сразу говорю, что у вас только шанс убить меня, но не остаться в живых.

Граф с племянником молча встали, взяли брошенные к ногам шпаги и в ту же секунду бросились в атаку на меня.

Бывший майор оказался немного проворнее и подскочил ко мне первым. Шпагу он держал в левой руке, но очень уверенно. Я поймал его выпад, отбросил в сторону клинок и с левой врезал ему кулаком в грудь. Он зашатался и медленно опустился на пятую точку, вытаращив глаза и хватая по-рыбьи воздух.

Я же сделал два шага в сторону и назад. Это позволило мне занять боевую стойку и отразить первый выпад графа. Он меня наверняка проткнул бы меня, останься я на месте.

Мне удалось поймать его кипящей ненавистью взгляд, страха в нем не было. Если бы он атаковал немного расчетливей, то его бешеный выпад возможно достиг бы цели.

Буквально подождав несколько секунд, граф бросился вперед в новую атаку. Соперник он был серьезный. А ненависть похоже придавала ему только силы и мастерство. Вдобавок ко всему бывший майор тоже изготовился для атаки. Похоже пришло время самому атаковать, сразу с двумя соперниками мне не справиться, слишком граф хорош.

Я нанес два быстрых прямых удара, четко фиксируя, что еще мгновение и майор атакует меня. Сделает это он слева, а я в любом случае не успею развернуться к нему.

Граф парирует мой прямой удар вниз, я, не отступая назад и не меняя положения предплечья, подаю корпус вперед и одной кистью быстро поднимаю шпагу соперника. Его клинок превратился в простую бесполезную железную палочку, а мое жало беспрепятственно вонзается ему промеж глаз.

Бывший майор на какое-то неуловимое мгновение оторопел и как бы замер и этого мне хватает. Я разжимаю правую кисть, моя шпага остается в теле графа, а левая рука автоматически подхватывает шпагу, выпавшую из разжавшейся руки графа.

Мой противник делает небольшой шаг и собирается нанести удар в незащищенную половину моего тела.

Но я неожиданно и резко разворачиваюсь к нему левым плечом, защищаясь этим движением и тут же через это плечо, не глядя, наношу укол.

Клинок входит в тело майора, я не просто это ощущаю, я слышу как он разрывает человеческую плоть. Шпага вырывается у меня из руки и обламывается у самой гарды..

Я оборачиваюсь и вижу падающего навзничь майора. В его груди торчит обломленный клинок. Он начинает хрипеть и изо рта у него фонтаном начинает бить кровь. Бой закончен. И только в этот момент я почувствовал жгучую боль в правом плече и скосив взор, увидел разорванный рукав и свою кровь.

Подбежавший Шарль молча разорвал рукав и достав носовой платок, наложил выше раны жгут. Кровотечение тут же прекратилось.

Рана была неглубокой, но граф клинком мне повредил какую-то поверхностную артерию и крови было много.

Французы тут же дали мне выпить какой-то очень ароматный бальзам с выраженным вкусом валидола. В голове тут же загудело и все помутнело в глазах, а еще через несколько мгновений я как тумане увидел, что Шарль прижигает мне рану. Удивительно, но боль была терпимая.

Через полчаса в голове просветлело, боль почти прошла, осталось только небольшое жжение.

Пока я приходил в себя, братья Ланжероны полечили и перевязали всех раненых. Кроме Герасима, тяжело раненных было еще двое. Когда я окончательно пришел в себя, все наши бойцы чисто внешне были в совершенном порядке, только у Архипа были видимые следы полученных ранений, повязка на голове.

Убитых поляков, графа и его племянника погрузили на лошадей и увезли, Шарль сказал, что их сегодня же отпоют, а завтра он покажет мне где их похоронили. Своих павших и тяжелораненых французы увезли отдельно.

В трактир, где нас с нетерпением ожидали мы вернулись уже далеко затемно. С нами опять поехал Жан-Батист со своими людьми.

По дороге он, упреждая разговор на гнилую тему сказал, что им не нужны никакие деньги, а вот семьям погибших помочь не помешает и назвал сумму, значительно меньше намеченных мною для этого сто тысяч фунтов.

В полдень следующего дня мы тронулись в дальнейший путь. Помимо Франсуа и Николя, нас до Марселя сопроводил и Жан-Батист со своими людьми.

Особых впечатлений от Франции у меня не было, я её в свое время исколесил вдоль и поперек. На каком-то этапе своей водительской работы у меня стало получаться через всякие признаки прогресса видеть красоту природы и то, что люди создавали и чем жили веками, ну или остатки этого.

Поэтому у меня легко получалось представить в своей голове, какой например была жизнь французской провинции много лет назад, также как и нашей России. Для этого мне лично достаточно было выезда куда-нибудь на место, а потом походить по музеям, особенно где было много картин и различных панорам, типа Бородинской или Севастопольской.

Но одно меня потрясло до глубины души: Франция была французской. Конечно в Марселе, особенно в порту и окрестностях, я видел иностранцев и не только европейцев, но и арабов, турок, достаточно часто, встречались негры. Но это было не массовое явление. А провинция была сплошь французской.

Соне непарижская Франция понравилась, а её камеристка Татьяна вообще была без ума от наших сопровождающих.

В Геную мы приплыли через две недели. Удивительно, но факт, супруга действительно справилась со своим токсикозом. Погода как по закакзу стояла великолепная, чуть ли не летняя, море было на удивление спокойным и морское путешествие из Марселя в Геную доставило нам огромное удовольствие. Слева действительно был Лазурный берег, рядом постоянно были устраивающие представление дельфины, безумно красивые восходы и заходы солнца и прекрасная морская гладь.

О случившимся во Франции не было никаких разговоров. Даже Соня ничего не спросила у меня, только вечером в постели погладила мою раненую руку, когда увидела повязку. Архип снял повязку на следующий день. А старый солдат просто переоделся и вел себя как ни в чем не бывало, не подавая вида, что у него на груди рана.

С Герасимом было сложнее. Я очень переживал как он перенесет морской переход, но всё обошлось и в Генуе он резко пошел на поправку.

У меня было достаточно времени что бы еще раз всё взвесить и обдумать. Мне очень понравился капитан нашего корабля и я пригласив его в свою каюту, показал ему чертежи Антонио и спросил:

— Месье Перрен, что вы думаете о таком корабле? — капитан моего вопроса естественно ждал и тут же ответил.

— Я хорошо знаю