Плюс на минус - Андрей Уланов

— Блин, ну ты же была там, на той поляне! — не выдержал я. — Видела, что никого из этих долбаных ролевиков я и пальцем не тронул!

— А, ну да, — медленно кивнула Леночка. — Была. А кроме меня там еще были пятьдесят человек — и все они сейчас в телевизоре дружно рассказывают, что убийца их товарища именно ты!

— Пошли в комнату.

— Никуда я не пойду! — отрезала блондинка. — А вот ты…

В этот момент мне окончательно надоело стоять в прихожей. Я шагнул вперед, сцапал запястье фифы и потащил ее за собой.

Первые три шага по коридору Леночка, видимо, опешив от моей наглости, протащилась сравнительно легко. Но, едва перешагнув порог комнаты, завизжала и свободной рукой попыталась — чертовски неумело — заехать мне по уху. Перехватив ее кулачок, я слегка сжал пальцы, чтоб неповадно было, и толкнул свою добычу на диван.

— Еще раз, по буквам. Я. Не. Убивал. Этого. Козла. — И после короткой паузы неожиданно для себя добавил: — А вот насчет тебя не уверен.

— Ты что?! — На этот раз визг был куда более злобным. — МЕНЯ подозреваешь?!

Я открыл рот, чтобы сообщить Леночке о том, что подозреваю сейчас всех и каждого, и в этот миг в дверь позвонили!

Сане я ничуть не доверяла, но объяснять милиции, что «он сам пришел», мне совершенно не хотелось. Пусть она его где-нибудь в другом месте ловит!

— В шкаф! — прорычала я, подскакивая к оному и рывком отодвигая зеркальную дверцу.

Впечатленный моим перекошенным лицом, мужик беспрекословно позволил упихать себя между дубленкой и шелковой комбинацией поросячьего цвета, подаренной бывшим (в нетипичном приступе щедрости: наверное, ему самому на халяву досталась). Мерзкая тряпка тут же соскользнула с вешалки Сане на голову, но распутывать их было некогда.

— И чтоб ни звука! — Яростно дернула я створку обратно и побежала открывать. В прихожей на секунду замешкалась, прикидывая, не надеть ли тапочки для солидности — по квартире я даже зимой хожу босиком, — но у порога стояли только плюшевые «зайчики» с волочащимися по полу ушами.

Плюнув на имидж, я отщелкнула замок и второй раз за утро получила дверью по лбу.

— Простите, — бросил ввалившийся в квартиру мужчина, причем по его тону было ясно, что раскаивается он ничуть не больше Сани.

Я всегда относилась к правоохранительным органам с симпатией и уважением. Правда, до сих пор мои контакты с этим славным учреждением ограничивались просмотром сериала «Улицы разбитых фонарей» да вызовами участкового дяди Пети, когда жившие сверху алкоголики устраивали совсем уж разудалый праздник жизни.

Прятать в шкафу убийцу в розыске мне еще ни разу не доводилось.

— Оперуполномоченный Наумов, — представился гость и, не снимая ботинок, по-хозяйски прошел в комнату.

В отличие от дяди Пети, щупленького пожилого милиционера с тихим голосом, которого даже хулиганы стыдились обижать, оперуполномоченный не понравился мне с первого взгляда. И дело было вовсе не в потном свалявшемся свитере, надетом под новый кожаный пиджак. Я как будто очутилась в одной клетке с тигром, который еще не определился, кто перед ним: долгожданный обед или низкокалорийная швабра уборщика.

— Елена Викторовна Коробкова? — для проформы уточнил тигр, то есть Наумов.

— Да, паспорт показать?

— Не надо, — отрезал оперативник с таким видом, словно в прокуратуре на меня уже давным-давно заведено личное дело с номерными фотографиями в профиль и анфас. — Полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь?

— Конечно, — ляпнула я. — В смысле, новости смотрела.

— Новости… — с отвращением повторил тот. — Ладно, начнем по порядку. — Милиционер раскрыл блокнот и щелкнул кнопкой автоматической ручки. — Как давно вы знакомы с Александром Топляковым?

— Меньше суток.

— В каких вы отношениях?

— Вы что, шутите? Я с ним всего-то пару часов общалась!

Причем хватило по горло.

— И какое у вас о нем сложилось впечатление?

— Плохое, — мстительно сказала я. — По-моему, ему еще лечиться и лечиться, причем под пристальным врачебным наблюдением.

— Вы недалеки от истины. — Оперативник продолжал буравить меня взглядом. — Топляков серьезно болен. У него сорвана психика, он неадекватно воспринимает реальность и не контролирует свои поступки, как наркоман во время ломки. Вы ведь не стали бы заступаться за наркомана, правда?

Вся моя решимость куда-то испарилась. Дико захотелось ткнуть пальцем в шкаф и пулей вылететь из квартиры… но тут я вспомнила о гранате. Вдруг у Сани еще одна есть?! Причем — откровенный идиотизм! — первой в голову пришла мысль о восьмистах сорока долларах, которые я копила на ремонт, храня в меховой шапке на верхней полке шкафа. Я представила, как они ошметками разлетаются по комнате (мысль об ошметках собственных почему-то волновала меня куда меньше), и поспешно сцепила пальцы.

— Ну… наверное. Вообще-то у меня нет знакомых наркоманов.

— Как я вам завидую, — фальшиво улыбнулся оперативник. — А я вот часто имел… имею с ними дело, пренеприятные типы. Но доза хотя бы на короткий срок делает их безопасными для общества, в то время как друзьям Топлякова приходится сидеть на мине круглосуточно. Он, не задумываясь, убьет и вас — если вы повысите на него голос, замахнетесь или просто неожиданно подойдете со спины, дотронетесь…

Допрос принимал какой-то странный оборот. Появилось гадкое чувство, что меня пытаются загипнотизировать, сквозь доверительный тон собеседника прорывались издевательские нотки.

— Ой, зачем вы меня так пугаете?! — пролепетала я, прячась от серьезного разговора за образом хрупкой глупенькой блондинки. — Вы думаете, он захочет мне отомстить и придет сюда?! Какой ужас…

— Что вы, Елена Викторовна, не пугаю — предупреждаю! Как говорится: кто предупрежден, тот… — Наумов зачем-то закрыл блокнот, медленно-медленно, чтобы не шуршать, переложил его на диван и потянулся к кобуре. — А сочувствовать таким Топляковым не стоит. Война далеко не всех ломает, она как рентгеновский аппарат: червоточины в людях выявляет. Может, он туда и пошел, чтобы в живых человечков из автомата пострелять…

Мама родная! Оперативник, конечно же, заметил, как я нервничаю и кошусь на шкаф. Наумов уверен, что Саня где-то в квартире, и нарочно его провоцирует! Надеется, что тот сорвется и…

В шкафу чихнули.

Я так остолбенела от ужаса, что даже зажмуриться не смогла.

— А ну, выходи, сволочь! — Наумов сделал на зеркало охотничью стойку с пистолетом. — Руки вверх, и чтобы я их видел!

Створка медленно, с дребезжанием отъехала в сторону. Прямо за ней, по-турецки скрестив ноги, сидел голый бритоголовый «браток», в синеву расписанный татуировками вроде «не забуду мать родную», грудастой тетки (видимо, той самой матери), пауков, волков и прочего животного мира. Выглядели они так, словно не шибко умелый, но старательный художник намалевал их шариковой ручкой, а потом поплевал и растер.