Народные русские легенды А. Н. Афанасьева - Александр Афанасьев

(Записана в Зубцовском уезде Тверской губернии).

В приведенных нами легендах особенно любопытны указания на те мучения, которые ожидают грешников за гробом. Эти народные поверья запечатлены отчасти тем же вещественным характером, который так ярко отразился в лубочных картинах, изображающих страшный суд и смерть грешника. Неразвитый ум и огрубелое чувство простолюдина не в силах представить себе, чтобы муки душевные могли быть нестерпимее телесных, и он убежден, что за тяжкие грехи посадят его в котел с кипящей смолой, повесят за язык, ребро или за́ ногу, станут мучить на огненном ложе (см. № 27 «Кумова кровать»), бить раскаленными железными прутьями; верит, что клеветник и лгун будут по смерти лизать горячую сковороду, что на опойцах черти станут возить дрова и воду (см. № 29 «Горькой пьяница»), что любодейницу будут сосать лютые змеи (см. стих о грешной матери — в собрании Киреевского, в Чтен. Общ. Ист. и Др. Росс, год 3-й, № 9, стр. 212—213). Поселяне рассказывают, что во время обмирания (летаргического сна) душа человека, руководимая Николаем-угодником, странствует на том свете по аду и раю, видит там своих родных и знакомых, обреченных на муку и страдание или блаженствующих в райских садах. Обмиравшая душа может передавать повесть своего странствия в назидание живущим; запрещается ей сказывать только три какие-то таинственные слова. Г-н Кулиш собрал в одно целое несколько таких рассказов о хождении души по тому свету, — рассказов, исполненных поэтических образов и некоторыми своими подробностями приближающихся к напечатанным нами легендам (Записки о Южной Руси, т. I, с. 306—308):

«Идемо́, повествует обмиравшая старушка, коли́-ж гризу́тця два собаки над шля́хом, так гризутця, так гризутця! А дід и ка́же: се не собаки, се два брати́, що погри́злись та й поби́лись, идучи́ сте́пом; то Бог и сказав: коли́ вже й рідні брати́ бъю́тця, то де ж бу́де те добро́ між людьми́? Нехай же, каже, ста́нуть вони́ собаками и грызутця.

Идемо, аж хо́дять воли́ в тако́му спашу́, що й рiг невидно с трави́, а самі худі, худі, як до́шка. А біля́ іх ходят воли по самій землі ні трави́нки під ногами нема́, да жир аж по землі тиліпа́етця. От дід и каже: оце́, що худи́і воли, то то бога́ті лю́де, що жили́ самі в ро́скоші, а бідним не помага́ли; а си́тіи воли, то то бідні люде, що од свого́ ро́та одийма́ли та старця́м из посліднёго дава́ли. От же вони тепе́р и си́ті й напо́ені, а ти́і по ро́ги в спашу́, та худі, як дошка [92].

Идемо, аж між двома́ дуба́ми горить у по́ломъі чоловік и кричить: ой, про́бі! укри́йте мене́, бо заме́рзну! ой укрийте мене, бо замерзну! Дід и каже: оце́ той чоловік, що проси́вся до ёго́ зімою в ха́ту подоро́жній, а на дворі була́ мете́лиця та хуртови́на, а він не пусти́в, дак той и зме́рз під ти́ном. Оце́ ж тепер він гори́ть у поломъі, а ёму́ ще здае́тця, що хо́лодно, и терпи́ть він таку́ му́ку, як той подорожній терпів од моро́зу.

Идемо дальш, коли лежи́т чоловік коло крини́ці; тече ёму рівча́к через рот, а він кричить: пробі! дайте напи́тьця! пробі! дайте напитьця! Дід и каже: сей не дав чоловікові в жнива́ води́ напитьця, жав він на ни́ві, аж иде́ ста́рчик доро́гою, а жара́ вели́ка, Спа́сівська. Ой, каже, чоловіче до́брий! дай ради Христа, води напитьця! А він ёму: оце́ ж для те́бе вивіз! Ви́ллю на ниву, а не дам такому дармоіду, як ти! То от, тепер ёму рівчак через горло біжить, вин ще пить просить, и до віку вичного бу́де ёму́ так жарко да тя́жко, як тому старцеві, що йшов дорогою [93].

Идемо, аж кипить у смоли жінка, а перед не́ю цибу́лька лежить. Дід и каже: се му́читця так ма́ти ва́шого старо́го ти́таря Они́сима, що було́ все старців году́е та бідним помога́е, а ніко́ли жо́дноі душі не обідив и ні в одному сло́ві не збреха́в. Була́ вона́ богата та скна́ра, що од неі ніхто й хліба куска́ не ба́чив. Ото раз полола вона цибулю, аж иде поуз воръе́ дід-старец. Подари, каже, пані-ма́тко, ради Христа! Вона ви́рвала стрілку: прийми́, каже, старче Божий. Тілько ж од неі й ба́чили. От, як уме́рла… взяли́ іí небо́гу та й потягли́ в пе́кло. А Онисим и побачив з неба, що вона велику му́ку прийма́е, та й каже: Боже мій милий, Спасе мій Христе! за всю мою щи́рость, за всю мою правду, зроби́ мині таку́ ла́ску — неха́й и моя ма́ти бу́де в раю зо мною. А Христос и рече ёму́: Нi Онисиме! ве́льми грішна твоя мати. Візьми́ хи́ба оту́ цибульку, що лежит перед нею, та коли ви́тягнеш іí с тиі бездни, то нехай и вона буде в раю с тобою. Узяв він тую стрілочку та й пода́в матері. Схопи́лась вона за не́і… от, от витягне, от, от витягне, с пе́кла! бо що-то Божому святому? Аж ні: як поначіплювались ій и в пла́хту, и в намитку гришниі души, що б и собі с того пекла ви́братьця, то й не зде́ржала тая цибулька: перерва́лась, а вона так и бо́втнула в гаря́чу смо́лу!»

У сербов существует следующий рассказ о загробном странствовании:

«Расскажи мне, что видел?» — спрашивает старик. — «Видел я, — отвечает странник, — серебряный мост; под ним огромный котел, в том котле кипят людские головы, а поверх носятся орлы и терзают их своими клювами». — «Такова вечная мука на том свете! Что еще видел?» — «После того проходил я селом, и со всех сторон слышались мне радостные песни и веселье. Спросил я: отчего у вас так весело? От того, сказали, что у нас урожай и во всем изобилие». — «То люди — Божии, всякого готовы были напитать и угостить, и ни один бедняк не отходил от их избы без милостыни». — «Дальше видел я: на дороге две суки грызутся, хотел их разнять, и никак не мог». — «Это две снохи. Что потом было?» — «Проходил я другим селом, и везде видел печаль и слезы. Отчего у вас так жалостно?» — спросил я. — «От того, — мне отвечали, — что град побил наши нивы, и нет теперь ничего». — «То живут люди, незнавшие правды». — «Видел я потом: два борова бьются; всячески хотел их развести и не мог». — «Это несогласные братья. Что еще тебе виделось?» — «Был я на чудном лугу; три дни простоял бы там, да все глядел бы на его красу». — «Таков рай на том свете, но трудно до него дойти».

(См. Српске народив приповиjетке, с. 111—114).

9. Егорий Храбрый

Как во граде, во Ерусалиме,При царе было, при Федоре,При царице было, при Софее,Породила она Федору три дочери,Еще четвертаго Егория Харабраго.Выходит из той земли, из жидовския,Жидовския, босурманския,Ца́рища Мартемьянища.Полонил он у Федора три дочери,Еще четвертаго Егория Харабраго.Злодей-ца́рища МартемьянищаСвятому Егорию глаголует:«Ох ты гой еси, Егорий Харабрый свет!Ты не веруй самому Христу,Самому Христу, царю небесному;А ты веруй сатане-врагу со диаволом».Святой Егорий глаголует:Я не верую сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом;А я верую самому Христу,Самому Христу, царю небесному!»Злодей-ца́рища МартемьянищаНа святаго Егория осержается,На святое тело опаляется,На святое тело на Егорьево:Повелел Егория в топоры рубить,Не добре Егория топоры берут,У топоров лезвея посломалисяОт святаго тела Егорьева.Злодей-ца́рища МартемьянищаСвятому Егорию глаголует:«Ох ты гой еси, Егорий Харабрый свет!Ты не веруй самому Христу,Самому Христу, царю небесному;А ты веруй сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом»,Святой Егорий глаголует:«Я не верую сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом;А я верую самому Христу,Самому Христу, царю небесному!»Злодей-ца́рища МартемьянищаНа святаго Егория осержается.На святое тело опаляется,На святое тело на Егорьево:Повелел Егория во смоле варить.Не добре Егория смола берет,И поверх смолы Егорий плавает,Сам стихи поет херувимские,Он гласы гласит все евангельские,Злодей-ца́рища МартемьянищаНа святаго Егория осержается,На святое тело опаляется,На святое тело на Егорьево:Повелел Егория во пилы пилить.Не добре Егория пилы берут,У пил зубья поломалисяОт святаго тела от Егорьева.Злодей-ца́рища МартемьянищаНа святаго Егория осержается,На святое тело опаляется,На святое тело на Егорьево:Повелел Егорию сапоги ковать железные,Становить на плиты на чугунныя, на каленыя,Не добре Егория сапоги берут,В сапогах стоит —Сам стихи поет херувимские,А гласы гласит все евангельские.Злодей-ца́рища МартемьянищаСвятому Егорию глаголует:«Ох ты гой еси, Егорий Харабрый свет!Ты не веруй самому Христу,Самому Христу, царю небесному;А ты веруй сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом».Святой Егорий глаголует:«Я не верую сатане-врагу со диаволом,А я верую самому Христу,Самому Христу, царю небесному!»Злодей-ца́рища МартемьянищаНа святаго Егория осержается,На святое тело опаляется,На святое тело на Егорьево:Повелел Егорию погреба копать,Погреба копать ему глубокие —Длины погреб сорок сажень,Ширины погреб тридцать сажень,Глубины погреб двадцать сажень;Сади́л Егория во глубокий погреб,А сам, собака, приговаривает:«Не бывать Егорию па святой Руси,Не видать Егорию солнца краснаго,Не слыхать Егорию будет звону колокольнаго,Не слыхать Егорию будет четья, петья [94] церковнаго!»Защитил он щитом дубовым,Задвига́л он досками чугунными,Засыпа́л он песками рудожолтыми.Как по Божиему повелению, по Егорьеву умолениюПодымалися ветры буйные со святой Руси,Со святой Руси — погода и со вихорем;Разносили пески рудожолтые,Раздвигали доски чугунныя,Разметали щиты все дубовые.Выходит Егорий на святую Русь,Идет во свой во Ерусалим-град.Ерусалим-град — он пуст стоит;Одне церкви!.. и стоит однаЦерковь Божия соборная, богомольная:Во той во церкви его матушка,Святая Софея премудрая,На святыя иконы Богу молится;Молитва ея к Богу доносится.Увидела она Егория Харабраго,Называла милым чадом,А сама говорит таково слово:«Ох ты гой еси, Егорий Харабрый свет!Ты бери себе коня сивагоСо двенадцати цепей железныих,Поезжай ты во чисто поле».Святой Егорий поезжаючи,Святую веру утвержаючи,Еще Егорий наезжаючи,На те леса, на дремучие, —Древо с древом совивалося,К сырой земли(е) приклонялося,Не добре Егорию льзя проехати,Святой Егорий глаголует:«Ох вы гой еси, леса темные,Леса темные и дремучие!Разойдитеся леса по всей земли,Вы не веруйте сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом;А вы веруйте самому Христу,Самому Христу, царю небесному».Разошлися леса по всей земли.И еще Егорий поезжаючи,Святую веру утвержаючи,И еще Егорий наезжаючиНа те горы на высокий, на толкучий, —Гора с горою со́йдется, не разойдется.Святой Егорий глаголует:«Ох вы гой еси, горы толкучия!Разойдитеся горы по всей земли,Вы не веруйте сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом;Уж вы веруйте самому Христу,Самому Христу, царю небесному».Разошлися горы по всей земли.И еще Егорий поезжаючи,Святую веру утвержаючи,И еще Егорий наезжаючиНа то стадо на звериное, на змеиное;Не добре Егорию льзя проехати,Святой Егорий глаголует:«Ох вы гой еси, звери свирепые!Разойдитеся звери по всей земли,Вы не веруйте сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом;А вы веруйте самому Христу,Самому Христу, царю небесному».Разошлися звери по всей земли.И еще Егорий поезжаючи,Святую веру утвержаючи,И еще Егорий наезжаючиНа то стадо на змеиное,На змеиное, на звериное, —Пасут то стадо три пастыря,Три милые сёстры.Не добре Егорию льзя проехати;Святой Егорий Харабрый свет —Срезает он со бера осла (коня?),Берет он свое (с)кипетро вострое [95],И побил он все стадо змеиное,Все змеиное, все звериное.А сам говорит такое слово:«Ох вы гой еси, три пастыря,Три милыя сёстры!Вы подите во свой во Ерусалим-градИ купайтесь во Иордане-реке;Набралися все вы духа нечистаго,Духа нечистаго, босурманскаго».И еще Егорий поезжаючи,Святую веру утвержаючи,И еще Егорий наезжаючиНа те ворота кесарийския, иерусалимския, —На воротах сидит Острафил-птица,Во когтях держит осетра-рыбу.Не добре Егорию льзя проехати,Святой Егорий глаголует:«Ох ты гой еси, матушка Острафил-птица!Ты не веруй сатане-врагу,Сатане-врагу со диаволом;А ты веруй самому Христу,Самому Христу, царю небесному.Полети ж ты, птица, на сини моря,Пей и ешь повеленное,Повеленное, благословенное,И детей води на синём море».И еще Егорий поезжаючи,Святую веру утвержаючи,И еще Егорий наезжаючиНа того злодея-ца́рища Мартемьянища,Увидел он собака Егория Харабраго,Закричал он собака по звериному,Засвистал он собака по змеиному.Святой Егорий Харабрый свет —Слезает он со бела осла,Берет он свою палицу железную,Поразил он тута ца́рища Мартемьянища.Потопила Егория кровь жидовская,Кровь жидовская, босурманская:По колена во крове(и) стоит —Святой Егорий глаголует:«Ох ты гой еси, матушка сыра земля!Приими в себя кровь жидовскую,Кровь жидовскую, босурманскую».Расступилася матушка сыра земляНа две стороны, на четыре четверти,Пожрала в себя кровь жидовскую,Кровь жидовскую, босурманскую.Живучи Егорий мучился на вольном свете,От грехов своих очистился.Богу нашему слава ныне и присно и во веки веков.Аминь.

(Из собрания В. И. Даля; записана в Сорокинской пристани Екатеринбургского уезда Пермской губернии).