Особое назначение (сборник) - неизвестен Автор

- Ты и другие бедняки сделали неправильно, что не послушали уполномоченных Советской власти и пошли, как верблюды, привязанные к хвосту байского коня. Заведет он вас знаете куда? Но, об этом после поговорим... Приезжал сегодня кто-нибудь к баю?

- Да, да, - закивал головой пастух, - сегодня утром приехал джигит с винтовкой на рыжей лошади. Наверное, издалека ехал: грязный и конь мокрый. Говорят, его прислал какой-то важный человек.

- Покажи нам, товарищ, самый близкий и скрытый путь к байской юрте.

Пастух ловко вскарабкался на круп назировского коня и велел ехать по лощине. Через некоторое время он спрыгнул и пополз на откос, жестом маня за собой Назирова.

С пригорка аул был отлично виден. До крайних юрт было не больше трехсот метров.

- Смотри, - сказал провожатый Назирову, - видишь белую юрту? Там Кудайберген. А вот справа серая юрта с белым боком... Видишь? В ней приезжий. Ну, я возвращаюсь.

Пастух сполз с откоса и побежал к отаре...

Душевное успокоение, сытный обед и жаркие объятия женщины повергли Идриса в глубокий сон. А когда он, наконец, пришел в себя, его руки были крепко связаны, юрта полна военных, рядом с ним сидел перепуганный Кудайберген. Он беспрерывно оглаживал дрожащей рукой бороденку, приговаривая: "Ой-аллай, ой-аллай!"

Кудайберген подлежал аресту по нескольким статьям уголовного кодекса, в том числе за незаконное хранение винтовки и обреза с патронами. Назиров нашел во время обыска мешочек с царскими золотыми и целый хуржун бумажных ассигнаций - царских, колчаковских и даже толстовских, отпечатанных на туалетной бумаге.

- Для чего вы их храните? - спросил Назиров.

- Как знать, - неопределенно хмыкнул Кудайберген.

"Ну, вот теперь, кажется все, - облегченно вздохнул Петров, - если не считать, что с этими двумя типами мы должны добраться до ближайшего райуполномоченного ОГПУ..."

А это нелегко. Большей глуши трудно себе представить. Кудайберген знал, где можно вольготно себя чувствовать! Вокруг на сотни километров полупустыня. Много дней надо ехать верхом, чтобы попасть на базу Жанабаева или в Форт Шевченко. Пожалуй, ближе будет пойма Аму-Дарьи.

Пока Назиров договаривался со скотоводами об откочевке в ближайший колхоз, Петров допрашивал Идриса. Бандит еще не освоился со своим положением, не знал, как с ним поступят, и смертельно трусил.

- Я все расскажу, - скулил Идрис, - все расскажу и всех покажу. Только не губите меня. Я маленький человек - бала, я только выполнял волю отца.

Присев на корточки, Петров торопливо записывает.

...Нависла угроза над родом знатных степных баев Айдаровых. Народ конфискует скот. Нет, Айдаровы так просто не сдадутся! Есть свои люди в Кара-Калпакии, в Туркмении. Они помогут укрыть скот и, в случае неудачи, перегнать стада в Иран. Какая неудача имелась в виду? Отец надеялся, что должны произойти перемены к лучшему для нас. Он часто говорил, что мы знатные роды, призваны управлять Мангышлаком, а власть голодранцев падет... Айдаров тайно перегнал скот на юг, туда же нехожеными тропами отправилась байская семья. Сейчас она где-то в Кара-Калпакии. Идрис рассчитывал добраться до Аму-Дарьи, найти семью, а там решить, как быть дальше. Кроме того, он надеялся на помощь человека из Хорезма, которого собирался отыскать. Человек этот, приезжавший из Хорезма, долго говорил с отцом с глазу на глаз и ночью уехал. Кто он - отец не сказал, но Идрис знает, как его отыскать, и, если хочет начальник, он найдет таинственного гостя. После отъезда хорезмца Айдаров воспрянул духом, осмелел. "Не все пропало, дети мои! - говорил он близким родственникам. - В других странах нас жалеют и поддерживают. Если не победим, уйдем всем родом в Персию. Там нас примут, как родных..."

...В ожидании лучших времен Айдаров с сыном и некоторыми другими баями укрылись во впадине Барра-Кельмес. Отсюда совершались налеты на колхозы, фактории, караваны.

...Откуда отец брал оружие? Где он достал английские скорострелки? Не знаю, не могу сказать...

"Ничего, скажешь, все скажешь со временем", - усмехнулся Петров, заканчивая последнюю страницу объемистого протокола допроса...

Настало время решать, что делать дальше.

Поздно вечером состоялось оперативное совещание. Назиров и Петров решили посоветоваться со всеми бойцами.

- Давайте подумаем, куда лучше выходить: возвращаться в Форт или двигаться в сторону городка Куня-Ургенч, то есть добираться до ближайшего райуполномоченного ОПТУ? Судя по карте, до Куня-Ургенча километров двести. Из местных жителей туда никто не ездил. До Форта вдвое больше, и дорога сплошная пустыня. Впереди же у нас - селения, и с водой здесь лучше.

- А что Мангыбай скажет? - спросил в заключение Петров.

Проводник сидел в глубокой задумчивости. Наконец он, не спеша, заговорил.

- В этих местах я тоже никогда не был и к большой реке не ездил. Сюда я привел вас по следу Идриса. По-моему, надо идти на Куня-Ургенч. Командир прав - это надежный путь. Я найду дорогу и на Сарыкамыш и на Куня-Ургенч, но надо бы помощника из здешних людей.

Помощником к Мангыбаю взяли Ермека, того пастуха, который помог отряду захватить Идриса.

Вначале Ермек; как и все сородичи, заявил, что не знает пути к реке, но позднее подошел к Назирову и, смущенно улыбаясь, сказал, что "наврал с испугу".

Узнав, что их не собираются расстреливать на месте и повезут на суд, Идрис и Кудайберген успокоились, последний даже просился в проводники.

- Вот правильно, - смеялся Мангыбай, - меня отправьте домой, а этого кабана возьмите в поводыри. Он вас выведет!

...Путь к Куня-Ургенчу был однообразным и напряженным. Арестованные, видимо, ни на минуту не оставляли мысли о побеге, не спали ночами, воровато озирались днем. Но возможности к побегу не представлялось. Петров и его товарищи вздохнули облегченно лишь тогда, когда надзиратель Куня-Ургенчского домзака вынул ключ из замка камеры, за дверью которой остались опасные арестанты.

Куня-Ургенч принес заслуженный отдых всем, кроме Петрова и Назирова. Как только Идрис попал в тюремные условия, допрашивать его стало значительно трудней. Поняв, что с ним поступают по закону, бандит осмелел, на допросах с ухмылкой ссылался на плохую память и даже начал дерзить. Петров не показывал виду, что его задевает наглость байского сынка, и однажды спокойно и обстоятельно перечислил четыре пункта статьи пятьдесят восьмой уголовного кодекса, под которые подпали преступные действия обвиняемого.

- А как наказывает закон? - спросил подследственный.

- Расстрел с конфискацией имущества, если, конечно, не найдется смягчающих обстоятельств.

- А в моем деле есть смягчающие обстоятельства?

- Это дело суда, - сухо ответил Петров, - лично я смягчающих обстоятельств не вижу.

Идрис побледнел, соскользнул со стула и пополз к Петрову на коленях, прося сделать ему снисхождение...

Наконец пришел ответ на телеграмму, посланную в день приезда в Куня-Ургенч. Передали приказ - арестованных отправить по этапу, отряду возвращаться домой. Домой! Наконец-то!

Это были долгие дни вынужденного отдыха. Путь назад был не менее длинным и сложным, чем из дома в здешние места. Сейчас потребовалось бы несколько часов полета, а тогда... Вначале плыли вверх по Аму-Дарье на пароходике - странном плавучем сооружении, походившем на самоходную баржу. Затем поездом добирались до Ташкента. Потом были Кзыл-Орда, Казалинск, Аральск, Актюбинск, шумный Оренбург с мосток через быстрый Урал, степной Бузулук с домами из толстых бревен и, наконец, Самара!

Снова - пароход. Совсем не такой, как аму-дарьинский. Белый, стройный красавец с лесенками и удобными палубами. Только очень много здесь нарядного народа! Днем Петров с товарищами отсиживались в каютах, стыдясь показываться на палубе в своем выгоревшем, исполосованном ремнями обмундировании. Зато ночью они с наслаждением вдыхали влажный волжский воздух.

Наконец, шумная, арбузно-рыбная Астрахань.

С волнением Петров и Назиров шли по трапу, переброшенному с дебаркадера на морской пароход "Подарок 1 Мая". Последний этап пути! Последние сутки долгой, долгой разлуки с близкими!

Через сутки пароход вошел в устье Урала. На плоских берегах рыбаки натужно вытягивают невода, поплавки которых качаются на мелкой речной волне. Гигантские полукружья неводов мешают пароходу. Капитан то и дело дергает ручку звонка и кричит в трубку: "Тихай!", а то и "Стоп!". И кажется, не будет конца этому путешествию.

Но вот он, последний изгиб реки. Из штанги у пароходной трубы вырывается клуб пара, и мощный рев гудка оглушает пассажиров. "Встречайте!" - ревет гудок.

И их встречают.

Не стесняясь людей, повисает на шее Петрова жена. Она покрывает поцелуями почерневшее за разлуку лицо мужа.

Мангыбай терпеливо стоит сзади. Он смущен. Зачем целовать мужа на глазах чужих людей? Конечно, эта красивая женщина соскучилась, она достойна уважения потому, что любит мужа, но проявляй свою любовь в тысячу раз больше, только не здесь! Так воспитан Мангыбай. Сдержанности его учил отец, так же воспитывает он своих сыновей, дочерей и сноху.