Инсургент - Вероника Рот

От этой мысли становится больно. Я перестаю думать об этом и пытаюсь сосредоточиться на том, что происходит передо мной. На столе перед Эвелиной лежит маркированная карта. Очевидно, карта города, но я не знаю, что обозначают метки. На стене за ее спиной висит доска со схемой. Я не могу расшифровать информацию на схеме, она написана при помощи стенографии, которую я не знаю.

— Я вижу, — Эвелина все еще улыбается, но без прежней игривости. — Тогда представь меня своей команде беглецов.

Она заметила, что мы держимся за руки. Тобиас отпускает мою руку и показывает на меня в первую очередь.

— Это Трис Приор, ее брат Калеб и их подруга Сьюзен Блэк.

— Приор, — говорит она. — Я знаю несколько Приоров, но никого из них не зовут Трис. Однако, Беатрис…

— Ну, а я знаю нескольких Итанов, однако никого с именем Эвелина, — отвечаю я.

— Я предпочитаю Эвелину Джонсон. Особенно среди Отреченных.

— А я предпочитаю Трис, — отвечаю я. — И мы не Отреченные. По крайней мере, не все из нас.

Эвелин смотрит на Тобиаса.

— Интересных друзей ты себе завел.

— Это подсчеты населения? — говорит Калеб за моей спиной. Он продвигается вперед с открытым ртом. — Что? Безопасное место Афракционеров? — Он указывает на первую строчку схемы, где написано "7………. Сер. зд.", — Это место на карте? Это безопасное место, как это, верно?

— Слишком много вопросов, — говорит Эвелин, изгибая бровь. Узнаю это выражение лица. Оно принадлежит Тобиасу, как и нелюбовь к вопросам. — В целях безопасности я не буду на них отвечать. И вообще, пора на обед.

Она указывает на дверь. Сьюзен и Калеб идут вперед, я за ними, а Тобиас с матерью выходят последними. Мы снова проделываем путь через лабиринт машин.

— Я не глупа, — произносит она тихим голосом. — И знаю, что вы не хотите иметь со мной ничего общего, хоть мне и не ясно, почему.

Тобиас фыркает.

— Но, — продолжает она. — Позже я повторю свое предложение. Нам может пригодиться ваша помощь, и я знаю, что мы все равно относимся к одной фракции.

— Эвелина, — говорит Тобиас. — Я выбрал Бесстрашие.

— Выбор может быть сделан еще раз.

— Что заставляет тебя думать, будто я заинтересован и дальше находиться рядом с тобой? — спрашивает он. Я слышу, что он останавливается, и сама сбавляю шаг достаточно, чтобы услышать ее ответ.

— Потому что я твоя мать, — отвечает она, и ее голос на этих словах будто надламывается, обнажая нехарактерную уязвимость. — Потому что ты мой сын.

— Ты даже значения этих слов не знаешь, — отвечает он. — У тебя даже смутного представления нет о том, что ты со мной сделала, — он, кажется, не дышит. — Я не хочу вступать в твою мелкую банду Афракционеров. Я хочу убраться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

— Моя мелкая банда в два раза превосходит числом Бесстрашных, — говорит Эвелина. — Тебе не мешало бы отнестись к этому серьезно. Наши действия могут повлиять на судьбу города.

Говоря это, она обгоняет нас. Ее слова эхом отражаются у меня в голове: в два раза превосходит числом Бесстрашных. Когда их столько развелось?

Тобиас смотрит на меня, опустив брови.

— Как давно ты узнал? — спрашиваю я.

— Примерно год назад, — он сползает по стене и закрывает глаза. — Она послала мне закодированное сообщение с предложением встретиться. Я согласился из любопытства и увидел ее. Живую. Как ты, возможно, догадалась, это не стало счастливым воссоединением.

— Почему она ушла из Отречения?

— У нее была причина, — качает он головой. — И неудивительно, ведь мой отец… скажем так, Маркус обращался с ней не лучше, чем со мной.

— Это то… из-за чего ты злишься на нее? Из-за того, что она предала Маркуса?

— Нет, — отвечает он слишком жестко, его глаза открыты. — Я не из-за этого злюсь.

Я подхожу к нему, будто приближаюсь к дикому животному, медленными шагами по цементному полу.

— Тогда почему?

— Я понимаю, почему она бросила отца, — говорит он. — Но почему она не взяла меня с собой?

Я поджимаю губы.

— О. Она оставила тебя с ним.

Она оставила его один на один с его наихудшим кошмаром. Не удивительно, что он ненавидит ее.

— Да, — он поднимается с пола. — Оставила.

Мои пальцы неловко находят его, и наши руки сплетаются. Я знаю, что на сегодня хватит расспросов, и позволяю тишине завладеть нами до тех пор, пока он сам ее не нарушит.

— По-моему, — говорит он. — Лучше дружба с Афракционерами, чем вражда.

— Возможно, но чего нам будет стоить эта дружба? — спрашиваю я.

Он качает головой:

— Не знаю. Но у нас нет выбора.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Перевод: Маренич Екатерина, Ника Аккалаева, Валентина Суглобова, Мартин Анна, Воробьева Галина

Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль, Юлия Митрофанова

Один из Афракционеров разжег костер, чтобы мы могли разогреть пищу. Те, кто хочет есть, сидят в кругу вокруг большой металлической миски, в которой горит огонь. Сначала нагреваем банки, затем раздаем ложки и вилки и передаем банки по кругу так, чтобы каждый смог попробовать содержимое каждой. Когда я погружаю свою ложку в банку с супом, то стараюсь не думать о том, что таким образом можно подхватить множество болезней. Эдвард усаживается на землю рядом со мной и берет банку супа из моих рук.

— Итак, все вы из Отречения? — он запихивает лапшу и кусок моркови себе в рот и передает банку женщине слева.

— Были, — отвечаю я. — Но Тобиас и я перевелись, и… — неожиданно я понимаю, что не стоит никому говорить о том, что Калеб и Сьюзан присоединились к Эрудитам. — Калеб и Сьюзан все еще Отреченные.

— А, твой брат. Калеб, — говорит он. — Ты бросила свою семью, чтобы стать Бесстрашной?

— Ты говоришь, как Искренний, — бросаю я раздраженно. — Можешь держать свое мнение при себе?

Тереза наклоняется.

— Вообще-то, первоначально он был Эрудитом. Не Искренним.

— Да, я знаю, — говорю я. — Я…

Она перебивает меня.

— Как и я. Хотя мне и пришлось уйти.

— Что случилось?

— Я была недостаточно умна, — она пожимает плечами и берет банку фасоли у Эдварда, погружая в нее ложку. — Не получила достаточно высокий балл на тесте инициации. Поэтому они сказали: "Ты либо потратишь свою жизнь на уборку исследовательских территорий, либо уйдешь". И я ушла.

Она смотрит вниз и облизывает ложку. Я забираю у нее фасоль и вместе с ложкой передаю Тобиасу, который смотрит на огонь.

— И много здесь Эрудитов? — спрашиваю я.

Тереза качает головой.

— Большинство из Бесстрашия, — она наклоняет голову в сторону хмурого Эдварда. — Затем Эрудиты, затем Искренние и совсем немного Дружелюбных. Инициацию Отреченных никто не проваливает, поэтому их единицы, за исключением тех, кто пережил атаку и пришел к нам за защитой.

— Думаю, я не должна удивляться по поводу Бесстрашных, — говорю я.

— Ну да, у вас одна из худших инициаций, да и на пенсию рано уходите.

— Пенсию? — переспрашиваю я. Удивленно смотрю на Тобиаса. Он слушает и выглядит почти нормально, глаза темные и вдумчивые в свете огня.

— Когда Бесстрашные достигают определенного уровня ухудшения физической формы, — отвечает он. — Их просят уйти. Тем или иным способом.

— А в чем заключается иной способ? — сердце тяжело бьется, будто знает ответ, но не может принять его без подсказки.

— Скажем так, — говорит Тобиас. — Для некоторых смерть предпочтительнее становления Афракционером.

— Значит, они дураки, — говорит Эдвард. — Лучше я буду Афракционером, чем Бесстрашным.

— Тогда тебе исключительно повезло, — холодно замечает Тобиас.

— Повезло? — фыркает Эдвард. — С одним-то глазом.

— Кажется, я вспоминаю слухи о том, что ты сам спровоцировал нападение, — говорит Тобиас.

— О чем ты говоришь? — вмешиваюсь я. — Он лидировал, а Питер завидовал, поэтому просто…

Я замечаю самодовольную улыбку на лице Эдварда и замолкаю. Может, мне не все известно о том, что происходило во время инициации.

— Подстрекательство имело место, — говорит Эдвард. — И Питер не вышел победителем, но это не повод ранить меня ножом для масла в глаз.

— Не будем спорить, — говорит Тобиас. — Если тебе полегчает, то его подстрелили в руку во время атаки.

Видимо Эдварду и правда полегчало, потому что улыбка на его лице стала еще заметнее.

— Кто сделал это? — говорит он. — Ты?

Тобиас качает головой.

— Это сделала Трис.

— Молодец, — говорит Эдвард.

Я киваю, но чувствую, что меня тошнит от подобных поздравлений.

Хотя ладно, не так уж и тошнит. В конце концов, это был Питер.

Я смотрю на пламя, захватившее куски дерева, которые поддерживают его. Мои мысли подобны пламени. Вспоминаю, как впервые заметила, что не знаю ни одного Бесстрашного пожилого возраста. И как осознала, что мой отец слишком стар, чтобы пробираться по дорогам Ямы. Теперь я знаю больше, чем хотелось бы.