Люди за забором. Частное пространство, власть и собственность в России - Максим Трудолюбов

В Афинах Солон разрешил царивший в стране долговой кризис амнистией всех долгов. Людей, оказавшихся в долговом рабстве, освободили, и впредь было запрещено давать в долг «под залог тела». Не обошлось без игры на инсайдерской информации. История сохранила рассказ о том, что три друга Солона, с которыми он советовался по поводу реформы, накануне амнистии взяли в долг большие суммы. Когда об этом стало известно, весь успех реформы был поставлен под сомнение, поскольку доверие к законодателю было подорвано. Доверие удалось восстановить только после того, как выяснилось, что Солон сам дал в долг крупную сумму денег и потерял ее[66].

Солон также провел девальвацию валюты, унифицировал систему мер и весов, начал поощрять разведение сельскохозяйственных культур, которые считались более перспективными. Передела собственности проведено не было. Наоборот, был введен имущественный ценз для занятия политических должностей. Было подтверждено право гражданина продавать, дарить и завещать землю по его желанию. Солон, иными словами, не пытался уничтожить неравенство. Он лишь укрепил право частной собственности, которое отрицали в Спарте. Он также внушил гражданам уважение к ремеслам, которые презирали в Спарте. Разницу в подходах Плутарх суммирует вот так: «Спарта была окружена массой илотов, которых лучше было не оставлять в праздности, а угнетать и смирять постоянной работой. Поэтому Ликургу было легко избавить граждан от трудовых ремесленных занятий и держать их постоянно под оружием, чтобы они изучали только это искусство и упражнялись в нем. Между тем Солон приноравливал законы к окружающим обстоятельствам, а не обстоятельства к законам и, видя, что страна по своим естественным свойствам едва-едва удовлетворяет потребностям земледельческого населения, а ничего не делающую праздную толпу не в состоянии кормить, внушил уважение к ремеслам и вменил в обязанность Ареопагу наблюдать, на какие средства живет каждый гражданин, и наказывать праздных»[67].

Спарта подошла к решению проблемы неравенства и внутреннего разлада радикальнее, чем большинство других древнегреческих полисов. Неравенство древние считали главной причиной смуты, и многие хотели его сгладить, но никто не решался на полное уравнение в собственности. Спарта была «общиной равных» (заметим, что уравнение в собственности воспринималось и как уравнение в богатстве, что было ошибкой, но об этом позже).

Вот что восхищало в общественном строе Спарты ее поклонников: всеобъемлющая система воспитания граждан, требовавшая здоровья тела и духа; военная дисциплина; отказ от ростовщичества; суровая простота образа жизни и беспрекословное подчинение закону. К этому набору добавлялась и высокая оценка спартанского строя в целом – он совмещал в себе преимущества монархии, аристократии и демократии[68].

Теперь от мифа к жизни: теоретическое «благозаконие» Спарты, то есть всеобщее уважение к закону, покоилось на жестокой реальной политике. Община равных составляла очень небольшую долю спартанского населения: лишь 5 % жителей Лакедемона были полноправными гражданами. Это меньшинство находилось буквально в состоянии войны с большинством. В начале каждого года власти страны объявляли войну илотам. Это делалось для того, чтобы граждане могли при необходимости убивать рабов, не оскверняя себя убийством, то есть, по сути, убийство в Спарте было узаконено. Более того, юные граждане должны были пройти своеобразный обряд посвящения, который включал ночные рейды с убийствами илотов.

«Большинство лакедемонских мероприятий искони было, в сущности, рассчитано на то, чтобы держать илотов в узде», – пишет Фукидид[69]. Подчинение всей жизни страны борьбе с внутренними и внешними врагами было частью спартанской идеологии. Спартанцы (в отличие от афинян) считали себя захватчиками своей страны, а периэков и илотов – военным трофеем. Если из других полисов граждане периодически уезжали для создания колоний в других землях, то граждане Спарты были убежденными колонизаторами своей собственной земли. Поэтому все они должны были быть профессиональными военными, а их полис – военным лагерем с казарменным бытом и общими трапезами. Дети должны были отбираться у родителей еще при рождении, воспитываться вне семей, в нужде и постоянных тренировках. Только так, верили лакедемоняне, можно было поддерживать страну в состоянии идеальной военной машины.

Кто выиграл в историческом соревновании? Спартанцы были непобедимой военной силой. Они положили конец господству Афин в греческой ойкумене. Но после победы в Пелопоннесской войне счет успехам Спарты пошел на убыль. Из-за военных потерь число граждан там сокращалось, так что армия потеряла боеспособность. Представления о строгом соблюдении законов в Спарте были большим преувеличением – даже поклонники спартанского строя говорили о том, что реальность спартанской жизни не соответствовала идеалу общины равных.

Спарта подарила миру миф об идеальном государстве, построенном на выведении идеального нового человека, на единении, на отказе от собственности в материальном и духовном смысле, на отказе от искусства[70]. Спартанский подход к организации жизни был целостным, тотальным и утопическим (вспомним: они приноравливали обстоятельства к законам). Спартанскую практику селекции сильных и здоровых людей еще Платон сравнивал с разведением породистых животных. В XIX–XX веках эти идеи вернулись в теориях евгеники, «науки» об улучшении наследственных свойств человека, и в преступлениях нацистов.

Что подарили миру Афины? Науку, поэзию, драму, архитектуру, декоративное искусство, демократическую культуру, которая у многих вызывала раздражение, и, конечно, философию, в том числе антидемократическую. Афинский подход к жизни был разным в разное время и в целом скорее реалистичным, не предполагавшим тотального переустройства общества с отменой собственности и перекраиванием всех традиций: афиняне приноравливали законы к обстоятельствам.

2. Domus предков

Семейная жизнь в отдельном доме – довольно позднее завоевание, как мы убедились в предыдущей главе. Но даже просто обособленность жилища, его экономическая автономность и безопасность – тоже достижения поздние, и они суть достижения скорее общества, чем личности.

Наше отношение к дому построено не только на инстинкте самосохранения и жадности, во многом – через культуру, книги и законы – оно продиктовано нам теми, кто уже успел подумать об этих вещах раньше. Древние греки и римляне, если взять их за ориентир и точку отсчета, дали нам разные составляющие идеи дома. Для греков дом был прежде всего экономической единицей. С домом (от греческого oikos произошло слово «экономика») для них были связаны представления о хозяйственности и порядке. А вот представления о доме как крепости, убежище, святыне и защищенной законом собственности – скорее римские.

В отличие от греков, которые для служения богам выходили из дома и отправлялись на площади, римляне служили богам и дома. Римский domus представлял собой освященный частный мир. Здесь хранились домашние святыни. Здесь были изображения предков. Предков не просто почитали, но слушались: основой римского права были «обычаи предков» (mos maiorum). Храмы были жилищами богов, но и дома римлян были храмами – жилищами множества домашних божеств.

Вот как об этом говорил Цицерон: «Есть ли что-нибудь более святое, более огражденное всяческими религиозными запретами, чем дом любого гражданина? Здесь находятся алтари, очаги, боги-пенаты, здесь совершаются религиозные обряды, священнодействия, моления; убежище это настолько свято для всех, что вырвать из него кого-либо запрещено божественным законом»[71].

Блаженный Августин, глядя на языческий мир с христианской высоты и иронизируя над необращенными, писал, что боги у римлян присматривают за каждой мелочью, вплоть до дверных петель. «Каждый к своему дому приставляет только одного привратника, и так как он человек, его вполне достаточно; но они поставили трех богов: Форкула к дверям, Кардею к петлям, Лиментина к порогу»[72].

Пенаты – боги-хранители домашнего очага, покровители человека и его труда. Считалось, что пенаты есть у каждого государства, города, деревни, семьи. Их деревянные изображения, стоявшие на очаге, были символом пребывания именно этой семьи на этом месте, связывали место и человека. Вспомним, что «Энеида» Вергилия – не только путешествие героя, но и перенесение пенатов из захваченной врагом Трои на новое место. Тема пенатов проходит через всю поэму, и в конце концов домом и родиной для Энея становится Лаций с центром в будущем городе Риме.

К ларам римляне относились как к духам – защитникам собственности. Овидий сравнивает их с псами: «Почему вместе здесь Лары и пес? Вместе хранят они дом и оба хозяину верны: За перепутьем следит Лар, и собака следит. Оба сгоняют воров»[73]. Стоит помнить и о том, что изначально главное божество римского пантеона – Янус – был богом входов и выходов. Под его покровительством находились все ворота, проходы и двери.