Любитель сладких девочек - Галина Романова

Маша поняла это по-своему. Потому и протянула ему свой платок. Скользнула быстрым взглядом из-под упавших на лоб волос по его лицу и подивилась темным кругам у него под глазами. Сами же глаза были совершенной, нетронутой ни единым вкраплением прозрачной голубизны. Девчоночьи длинные ресницы, бровей видно не было из-за нижнего края шапки, но ресницы были приятного темно-русого оттенка. Голубые глаза, пушистые ресницы, яркий, совсем не властный рот, далекий от совершенства хрящеватый нос и эти темные полукружья… Нет, что-то с ним все-таки было не так, с этим парнем. Вроде на первый взгляд приятен и презентабелен: одежда, манеры, опять же глаза смотрят достаточно открыто, пусть с легкой самоиронией, но безо всякого зла на самом их дне.

Но вот как раз это-то и настораживало…

С чего бы такому славному парню оказаться в их захолустье? Что он забыл на их консервном заводишке? Пускай платят неплохо, но совсем недостаточно для того, чтобы носить на мизинце золотую печатку с россыпью бриллиантов по черному полю оникса… И уж совсем-совсем непонятен его рыцарский порыв, затащивший его в этот отстойник. Она же не была дурочкой и знала, что бесплатный сыр может быть только в мышеловках.

А отсюда следует: если он взялся вытаскивать ее из дерьма, значит, что-то ему от нее нужно.

Об этом она у него прямо и спросила.

Первое мгновение, самое первое крохотное мгновение, он озадачился враждебностью, с которой Маша задала вопрос. Но тут же беспечно пожал плечами и совсем уж беззаботно брякнул:

— А черт его знает! Сам не знаю, что на меня накатило! Ладно, поживем-увидим. Ты бы это.., встала все же. У вас ведь, женщин, там всякого добра внутри полным-полно. Застудишься, начнутся какие-нибудь осложнения, потом рожать не сможешь.

— А нужно, чтобы я рожала? — подивилась она такому повороту и сделала попытку приподняться со снега.

Заледеневшие ноги плохо слушались и расползались в разные стороны, колом торчали посиневшие коленки, руки не хотели разжиматься. Тут ведь еще нужно было заботиться о том, чтобы никакая часть ее тела не стала предметом достояния его пристального внимания. А смотреть, да как пристально, он умел. Серьезный, ничем не замутненный взгляд. Смотрит, как на копошащегося под микроскопом паука и гадает, наверное, как долго еще протрепыхается ее приплюснутое обстоятельствами тельце.

«Упрямая…» — думал Володя, наблюдая за тем, как Маша пытается подняться на ноги.

Его помощь она отвергла сразу, не позволив даже подхватить за локоть. Отчаянно затрясла заострившимся подбородком и пискнула что-то жалобно-беспомощное. При всем при том старательно пыталась скрыть от его глаз свою наготу. Чудачка!..

Пока она куталась в свою уцелевшую телогрейку, он предостаточно натаращился на все, что плохо скрывали разодраные в клочья ее тряпки. Все рассмотрел и с прискорбием констатировал, косясь на нежно-розовый сосок груди, что девочка-то, оказывается, очень-очень даже ничего. Почти даже в его вкусе. Поразительно белая и, невзирая на крупные пупырышки мурашек, гладкая кожа. Длинные ноги. Странно, что он этого не заметил раньше.

Хотя такие порты да сапожищи любое совершенство изуродуют. Объем груди — к чести его надо отметить — Володя определил навскидку еще в столовой. Как только Федька облапил ее, выставив на всеобщее обозрение, так он сразу, почти автоматически его и засвидетельствовал. И сейчас удовлетворенно хмыкнул, поняв, что не ошибся: конкретный третий, сомневаться не приходилось. В этот момент, поймав его взгляд, сопровождающийся удовлетворенным похмыкиванием, Маша как раз в очередной раз съезжала по бортику ржавого автомобильного кузова в снег. Руки ее, словно крылья, инстинктивно разлетелись в разные стороны, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Телогрейка свалилась с голых плеч, и ее белые крупные груди, словно ошалевшие голодные поросята, вывалились наружу, розовыми пятачками сосков целясь прямо в него.

«Черт, черт, черт!» — мысленно простонал Володя, едва не дав отсюда деру. — Вот влип так влип!

Гарик меня повесит за одно место, если узнает! Могу представить его вселенский вопль по этому поводу! Черт, но хороша же… Ну так хороша… Хотя при таком теле мордашка могла бы быть и поинтереснее… Нет, надо срочно спасать ситуацию!"

Как это ни странно, спасти ситуацию удалось Нинке. Словно и не она являлась участницей подлого тайного заговора против своей напарницы.

И вовсе не она завлекала ее в ловко расставленные отщепенцами сети. Она ворвалась с накрашенным возбуждением лицом и, рухнув перед Машей на колени прямо в снег, принялась натягивать на нее принесенную одежду. Чьи-то гигантских размеров спецовочные штаны и растянутый до размеров ветряной мельницы неопределенной расцветки свитер.

— Давай, Машунь, — хлопотала благочестивая Нина, терпеливо втискивая негнущиеся Машкины ноги в широченные штанины. — Твоих вещей что-то в шкафу не оказалось. Вот, принесла что сыскалось. Застыла совсем, беда какая…

О том, что беда с той могла произойти порядков на сотню покруче, Нина благополучно подзабыла. Прямо как подключилась к акции по спасению, так все напрочь из головы и вылетело. Ухлопотала Машу едва не до обморока, не поленившись даже завязать концы платка у той на затылке.

— Все, Мань, порядок, — с воодушевлением пробормотала Нинка и любовно оглядела напарницу с головы до ног. — Будто ничего и не случилось.

Только это… Чего же дальше-то теперь будет?

И тут ее взгляд переметнулся на Володю. И его снова, в который раз за сегодняшний день покоробила ее подлючая сущность. Только-только буквально захлебывалась в добродетельном порыве и тут же — бац! — все пропало. Настороженное любопытство проступило на ее лисьей физиономии, как проступает портрет лица из купающегося в ванночке с химикатами негатива.

«Тьфу ты, чертово отродье! — выругался про себя Володя, почти грубо хватая Марию за руку и увлекая за собой. — Надо же было Машке так вляпаться! Мало ей было очутиться именно в этой географической точке, тоже ведь не за романтикой сюда рванула, наверняка не за ней.., так еще господь ей эту бабищу послал в подруги…»

— Эй, Николаич! — растерянно крикнула ему в спину Нина, с точностью копируя манеру обращения к нему заводского охранника. — Так что там теперь будет с Машкой-то?

Он разозлился, загородил собой Марию, неуклюжей тряпичной куклой перебирающую ногами, и с неожиданным апломбом заявил:

— Все с ней будет хорошо, понятно? Более того, с ней теперь уже ничего плохого не будет! Ничего и никогда! Поняла? И передай там это по своей сети!

— Ишь ты! Вот ведь… — ошарашенно моргала круто подведенными глазами Нинка, потом, когда они уже почти скрылись из вида, опомнилась и загорлопанила: