Приключения профессионального кладоискателя - Анна Баринова

В этих мечтах я укладывался спать на лавке. Вскоре на соседней захрапел Абрамчик, и только хозяин долго еще крестился, шептал молитвы и бил поклоны перед иконами… Мне показалось, и пяти минут не прошло, когда кто-то крепко встряхнул меня за плечо. Еще раз подтверждалось мое мнение о том, что хозяин-то наш – дедушка доброй старой закалки. Пил он свою самогоночку так, что мы не могли за ним угнаться, при этом оставался в добром уме и светлой памяти. А сейчас вот разбудил нас в 6 утра, бодрый и веселенький. Мы были отнюдь не в таком хорошем состоянии, почему даже от завтрака отказались, жадно выхлебав лишь по большой кружке ледяной колодезной воды. У Абрамчика тряслись руки и голова. Человек с несколькими высшими образованиями и кандидатской степенью, он, кажется, с рождения был оторван от почвы, почему сами по себе деревенское сало, картошка, огурчики и самогонка для него были уже достаточной экзотикой и без поисков клада. Глядя на него, все понимали: экспедиционной романтики этому человеку хватило! Но деваться было некуда: хозяин обещал показать, где он нашел всю эту красивую и хорошую, но варварским образом сваленную в груду мебель. Дед говорил, что ее, конечно, растаскивали, но и оставалось еще много.

Мне было ясно, что после долгих лет нахождения под открытым небом сваленная посреди леса вся эта груда мебели, конечно, потеряла свою наверняка изначально немалую ценность. Но зато она давала нам возможность выстроить прямую по трем точкам: железной дороге, собственно груде мебели и наконец третья и главная точка – это та деревня, в которой есть погреб со всеми сокровищами бронепоезда.

Где-то к обеду, пробираясь по лесным дорожкам, мы немножко очухались от жестокого похмельного синдрома. Я двигался гораздо бодрее, но все равно едва поспевал за дедом, последним плелся измученный Абрамчик. И наконец мы вышли на место: посреди леса, не на поляне, а просто между деревьев и валежника можно было различить почти полностью сгнившие останки, которые при ближайшем рассмотрении являли собой достаточно большую кучу мебели, полсотни лет провалявшуюся под открытым небом. Что-то поросло мхом, что-то полностью превратилось в труху, однако на дубовых изделиях еще можно было различить узор и завитушки… Повздыхав над потерянными ценностями, мы тепло поблагодарили деда, вернулись с ним вместе и, перекусив на дорожку, отбыли в Москву – готовить финальную часть экспедиции.

Вернулись мы скоро – скорее даже, чем я предполагал, – менее чем через две недели. И тут нельзя не признать заслуги Абрамчика, который уже не мог жить ни колебаниями курсов валют и акций, ни фьючерсами, ни кредитами, ни другими банковскими продуктами – то ли романтика поиска, то ли воспринятое наконец-таки его душой святое крещение вкупе со своеобразным «кратким курсом православного человека», преподанным ему дедом-хозяином прямо за столом, но что-то заставило его подсесть на поиск – теперь Абрамчику во что бы то ни стало нужно было найти этот клад!..

Хорошо экипировавшись, взяв глубинный металлоискатель, мы с Абрамом отправились вдвоем и, никуда не заезжая, прямо поехали к пропавшей деревне, в одном из погребов которой ждали нас сокровища бронепоезда.

В розысках пропавшей деревни С*** мы пользовались генштабовской километровкой середины 80-х годов. На этих картах указывались «урочища», что означает населенный пункт, который пропал либо во время войны, либо в период хрущевского укрупнения деревень и ликвидации неперспективных. Искомая деревня тоже была обозначена как «урочище С***»… Какова же была степень нашего горького изумления, когда, пробившись по лесным дорогам на уазике-«таблетке» (мы специально взяли машину с вместительным кузовом, чтобы набить его серебром, бронзой, канделябрами, старинными часами и т. д.), мы выскочили на большое такое поле посреди леса, застроенное одинаковыми домиками-«скворечниками». Вокруг домиков были нарезаны ровненькие шестисоточные квадратики, обнесенные общей рабицей. Просматривались три укатанные улочки, а с противоположной стороны леса к дачному поселку вела добротная грунтовая дорога, не обозначенная на нашей карте. Как-то одновременно и своевременно у нас с Абрамом зачесались затылки: сложно было понять, как мог возникнуть дачный поселок на столь удаленном расстоянии от всех населенных пунктов и в такой глуши?..

Однако, когда мы прочитали на воротах весьма говорящее название «Садовое товарищество Смоленского механического завода имени Петра Васильевича Обломова», пришла ясность. Правда, кое-какие надежды еще шевелились: вдруг наши сокровища в погребе какого-нибудь крайнего дома пропавшей деревни и строительство каким-то чудом их не коснулось?! В таких мечтах мы медленно обошли весь довольно обширный дачный поселок. Оказалось, он полностью покрывал собою поле и от него шла не одна наезженная дорога. «Петр Васильевич Обломов» полностью материализовался и стал очевиден.

В будний вечер первых дней осени поселок смотрелся вымершим – только в хибарке сторожа светился огонек настольной лампы. Мы напросились к нему погреться, выставив добрый коньяк против его чая с сухариками. Разговорились. Я спросил, давно ли тут этот поселок. И вот что он нам рассказал:

– Уж не знаю, как там у вас в Москве, а тут в начале 90-х народу вообще нечего жрать было! И вот это самое поле, которое со времен войны стояло заросшим и заброшенным, администрация области отдала рабочим Смоленского механического завода, чтобы, в общем, сами, как умеют, выживали.

– Здесь же была сожженная немцами деревня, – перебил я. – Вы знаете?

– О ней дальше и будет речь, – солидно продолжал сторож. – В общем, чтобы люди могли кормить себя сами, им раздали по шесть соток. Одни из первых поселенцев, копая сортир, нашли заваленный погреб, который содержал в себе… знаете, я сам не видал, но, говорят, порядочные ценности там хранились! Сообщили, как положено, в милицию. И тут налетели орлы – ФСБ, какие-то там «береты», маски, камуфляж – быстренько огородили место высоченным глухим забором и копали несколько дней. С техникой копали – по-серьезному.

– А потом? – не вытерпел Абрамчик.

Сторож развел руками:

– Что потом? Несколькими машинами вывозили. Местные говорят, что и в самом Смоленске, и в еще каких-то областных музеях можно посмотреть на эти самые вещи, что отсюда из погреба добыты. Говорят, это еще наполеоновское золото, бонапартовское…

С натянутыми улыбками мы поблагодарили сторожа за гостеприимство и тронулись в обратный путь. Эта одна из немногих неудавшихся моих экспедиций со временем в наших кругах получила название «Бронепоезд „Обломов“». Но и теперь, оказываясь в тех краях, я периодически ловлю на слух легенды о том, что где-то в погребе заброшенной лесной деревни было найдено золото французов или Янтарная комната, или сокровища Третьего рейха… Самое забавное, что некоторые из этих легенд успешно проникают в печать, причем с каждым годом количество ценностей, хранящихся или обнаруженных в погребе, увеличивается в геометрической прогрессии. Но мы-то знаем, что это были за ценности, как они туда попали и кому, по-хорошему, должны были достаться!..

Клинок врага

Это случилось около двух лет назад и заставило меня еще более серьезно относиться к заклятиям на кладах. Я занимался сбором практического материала по одной из военных операций Белорусского фронта на западе России. Работал один, одичал, можно сказать, живя в лесу в палатке, питаясь зачастую подножным кормом, полностью оторвавшись от привычных городских будней. Там же понял, что по природе своей – я вовсе не одиночка, поневоле оглядывался вокруг, ища человеческого общества. Мне повезло однажды приметить лагерь двоих черных копателей. Некоторое время мы приглядывались друг к другу. Они ходили в свои места копать, я же занимался сбором материала в своих. Наконец познакомились и объединили наши стоянки. Это удобно, поскольку всегда можно оставить кого-то приглядеть за вещами, приготовить еду. Ребята оказались замечательные: общительные, надежные, немало повидавшие… словом, обмен байками у ночного костерка затягивался у нас порой и до утра.

Проходили дни – очень разные: иногда везло мне, иногда – им, но – ничего особо выдающегося! Мы подружились настолько, что решили объединить усилия, – разведывать и разгадывать тайны земли Русской вместе, а трофеи делить по-братски на троих. И вот в один пасмурный вечер, когда ветер яростно рвал и гнал тяжелые, готовые пролиться дождем тучи, ребята вернулись с раскопок очень возбужденными. Я же весь день охранял лагерь, наготовил еды, проверил амуницию и вот – еще издалека замечаю, что друзья мои вроде спорят о чем-то. Перебивая друг друга, чуть ли не ссорясь, они взахлеб рассказали о том, как нашли разрушенный блиндаж с останками высокопоставленного немецкого офицера. На брезент легли дорогостоящие ордена, медали, причудливо изукрашенное именное оружие, несколько таинственных вещиц: пара медальонов, похожих на семейные реликвии, и странный талисман.