Великая Армия, поверженная изменой и предательством. К итогам участия России в 1-й мировой войне - Виктор Устинов

Абсурдность цензуры была доведена до такой степени, что в самой армии, в ее высших и средних военных учебных заведениях и в войсках офицерам запрещалось изучать военную организацию и возможности германской армии, о ней было принято говорить только в восторженных тонах. Если бы какой-либо офицер рискнул объяснить своим подчиненным, что наш главный враг – немец, и что он собирается напасть на нас и нужно быть готовым отразить его, то этот командир был бы немедленно выгнан со службы или предан суду. Немец внешний и внутренний был у нас всесилен, “он занимал высшие государственные посты, был persona gratissima при дворе”97. Стоило школьному учителю проповедовать своим питомцам любовь к славянам и ненависть к немцам – он был бы сочтен опасным панславистом, революционером, террористом и сослан в Туруханский или Нарымский край98.

Пруссаки и немцы, или их сторонники, были всюду, и они железной хваткой держали тело и душу русского человека. Им помогал царь, его двор, правительство, министры, губернаторы. Малейшее недовольство подавлялось. Когда началась война, царская цензура стала еще более злодейской, так как она пресекала всякую мысль о справедливой войне с немцами и запрещала писать о войне с ними. Средства массовой информации сообщали о боевых действиях на Западном фронте, где воевали французы и англичане с немцами, о боях и сражениях с турками, и, наконец, можно было поведать читателям и об австро-венгерской армии, но нельзя было освещать боевые действия германской армии с русской армией. Даже военные газеты и журналы пестрели бесцветными сообщениями о второстепенных событиях на войне, с театров военных действий на Балканах, Ближнем Востоке и проходили мимо главных событий – схватке русской армии с армией Германии. Русские войска были хорошо обучены, дисциплинированны и послушно пошли на войну, но подъема духа не было никакого – проклинали австрийцев и грозились их разгромить, но немцев боялись упоминать – они были рядом и возглавляли армии, корпуса и дивизии.

Редакторы газет и журналов, осмелившиеся нарушить этот запрет, немедленно подвергались преследованию, а печатные издания закрывались. Среди запрещенных изданий с началом войны оказался и литературный журнал “Русское богатство”, который редактировал известный русский писатель Владимир Короленко.

Несмотря на тревогу, проявляемую Государственной думой, общественностью и русским народом за судьбу армии и ее неготовность защищать страну, военный министр Сухомлинов поражал передовые круги русского общества своей легкомысленностью и воинственными выступлениями в печати, которые многие в то время рассматривали как призыв к войне. В феврале 1914 года в ряде столичных газет перепечатывалась его статья под хлестким названием “Мы готовы”, в которой военный министр, вопреки очевидным фактам, изображал русскую армию как воинственную и агрессивную организацию, вооруженную самым современным оружием и готовую проводить наступательные операции против западных соседних стран. Настойчиво проводимая им мысль, “что русская армия, бывшая всегда победоносной и воевавшая обыкновенно на чужой территории, совершенно забудет понятие оборона”99, заставляла правительства западных стран увеличивать расходы на вооружение, в то время как сама Россия с помощью вредителей и агентов Германии разоружалась.100 В действительности в тот момент в России “не было не только винтовок и пулеметов в достаточном количестве, в стране не было и запасов обмундирования даже на малую часть тех миллионов солдат, которых пришлось бы мобилизовать в случае войны”101.

Еще древние греки заметили, что открытые действия важнее скрытых намерений; если первые становятся достоянием истории, то вторые чаще всего западают на задворки истории. Главным действующим игроком в этой сложной и опасной игре был, конечно, кайзер Германии Вильгельм II, имевший опыт вовлечения России в Русско-японскую войну и продолжавший влиять на политические процессы в Российской империи благодаря могущественному составу приверженцев германской политики в высших эшелонах царской власти.

Накануне войны Сухомлинов распорядился превратить в лом около 2 млн. однозарядных скорострельных берданок, которые военный министр посчитал устаревшим оружием, хотя они хорошо зарекомендовали себя в Русско-японскую войну, и которые могли еще послужить безоружной русской армии102. Война стояла уже у порога, но военного министра больше беспокоит монгольская армия, и он поставляет ей несколько сот тысяч винтовок103, которых так не хватает для вооружения своей армии. Сухомлинов убедил царя, что запасы винтовок к 1914 году будут доведены до 4 млн. штук, и этого будет достаточно для войны, между тем как сама война в первый же год потребовала 8 млн. винтовок, а дальнейшая мобилизация при значительных потерях – до 17,7 млн штук. Казенные ружейные заводы в 1911–1913 годах, при общей максимальной производительности всех заводов в 625 тысяч винтовок, из-за вредительства военного министра давали 10–15 % их производительности. Еще хуже обстояло дело с производством патронов для винтовок и пулеметов. Даже исходя из крайне заниженных норм потребность в патронах, по опыту Русско-японской войны, исчислялась в 3,5 млрд. штук, тогда как запасы патронов к началу войны составляли 1,6 млрд. штук104.

Сухомлинова в светском обществе не принимали из-за его связей с уголовниками и грязными людьми, осуждаемыми в обществе за пороки, и не дружившими с законами, и нарушавшими открыто нормы морали и нравственности. Родная сестра императрицы Елизавета Федоровна писала из Марфо-Мариинской обители Александре Федоровне: “В лице Сухомлинова папа приобретает страшного врага. Он страшен потому, что всегда носит маску послушного раба… Он очень зол и хитер. По своей жестокости он не пощадит никого. А, кроме того, у него под рукой “великолепный демон”, который проскользнет и пролезет повсюду”105. Жена Сухомлинова вела такой же разгульный и неприличный образ жизни, как и ее муж, и она преследовалась русской разведкой за сомнительные связи с людьми, враждебно настроенными к России.

Вдумчивый читатель может усомниться в таком вредительстве, проводимом против своей армии высшими чиновниками России; ведь было много генералов в вооруженных силах и политиков в государстве, которые должны были восстать против такого положения в русской армии и потребовать от царя и правительства остановить преступный курс разоружения собственной армии, от состояния которой зависела прочность империи, их жизнь и их потомков в ней. Но генералы по натуре своей бывают трусливы и готовы оплачивать свое положение во власти и обществе даже ценой завтрашних утрат и потерь, с эгоистической невежественной мыслью, что расплачиваться за их грехи будут другие, хотя история, и дальняя, и близкая, учит, что за все крамолы и снижение уровня боеготовности армии именно генералы и их близкие несут первыми ответственность и первые приносят жертвы. Видные политики страны и представители влиятельных партий предупреждали царский двор, правительство и общественность об опасном сползании России в разряд слабых государств, участь которых могла быть подвергнута испытаниям со стороны других великих держав, и прежде всего Германии, не скрывающей своего стремления к господству на континенте и в мире. В Государственной думе и земских союзах, образовавшихся перед самой войной, звучал мощный голос русской знати в лице ее высшего сословия, предупреждавшего царя Николая II о недопустимости сохранения в высших эшелонах власти прусско-немецкого юнкерского сословия, укрепившегося на бедах русского народа и открыто проводившего внутри страны враждебный курс ко всем классам русского общества и к русской армии. Все они требовали перемен, но Николай II уже давно был втянут своим окружением в круг их интересов и проблем, и он еще в Русско-японскую войну послушно следовал их советам и предписаниям. Вырвать царя из этого круга было невозможно – пруссаки были сплочены единой идеей и целью – выполнить замыслы воинственных кругов Пруссии об отторжении от России ее прибалтийских и западных земель и превратить Российскую империю в колониальный придаток Германской империи.

Недальновидность династии Романовых и высших кругов России, ставшая трагедией русского народа, проявилась в том обстоятельстве, что все крупнейшие предприятия военной промышленности (судостроение, артиллерийское, снарядное, взрывчатых веществ и другие) принадлежали крупному иностранному капиталу, и в производственном и техническом отношении их работа зависела от поставок оборудования и механизмов из Германии или, за небольшим исключением, из Англии и Франции. Перед самой войной знаменитый Путиловский завод, специализирующийся на производстве артиллерийских систем, чуть не стал собственностью немецкого магната Круппа, и только решительное вмешательство французского правительства и парижских банков спасло его для отечественного производства. Но все равно этот завод, возглавляемый крупным банкиром и промышленником Алексеем Путиловым, так и не стал работать на нужды войны, хотя по своей мощности он в несколько раз превышал мощность всех французских заводов, выпускавших тяжелую артиллерию и боеприпасы к ней.