Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

— Для народа недостаточно есть и одеваться, — произносил он своим четким, прекрасно поставленным голосом, — поскольку для него имеет значение еще состояние духа. И в этой троице главное — дух.

Чтобы увековечить демократию, говорил он, «мы укрепляем дух и веру Америки».

Слова обращения глухо доносились до дрожащей от холода толпы на площади перед Капитолием, и президенту показалось позднее, что ему удалось воодушевить аудиторию. Но в целом обращение ознаменовало триумф. Во время проезда по Пенсильвания-авеню, украшенной флагами, президент торжественно помахивал цилиндром, приветствуя толпы. Группы сторонников партии, толпившихся у Белого дома, чтобы выражать поддержку и признание президенту, создавали праздничную атмосферу. Состоялась торжественная церемония инаугурационного парада — военнослужащие трех родов войск продемонстрировали великолепную выучку в прохождении парадным строем. Молодые люди в форме Гражданского корпуса охраны природы, этого осколка «нового курса», изо всех сил пытались соблюсти порядок в своих рядах. Затем был устроен блестящий инаугурационный бал. Не обошлось, правда, без комичных эпизодов. Перед поездкой на инаугурацию Фала прыгнула прямо на президентское кресло в лимузине, но ее оттуда выдворили. Ветром сорвало помятый цилиндр с головы уходящего в отставку вице-президента Джона Н. Гарнера — обнажилась копна седых волос. Клерк Верховного суда, державший потрепанную, тяжелую Библию Рузвельтов, когда президент произносил присягу, уронил ее, затем подобрал и снова уронил.

Все перипетии этого дня отражались на лице Рузвельта. Он был серьезен на богослужении в церкви Святого Иоанна; широко улыбался, кивая и помахивая цилиндром перед толпами; сжимал челюсти, подтверждая свою верность демократии; оживлялся, наблюдая с трибуны прохождение артиллерии, бронемашин и танков. Лица тоже приобретали соответствующее выражение в зависимости от того, выстраивались ли люди вдоль Пенсильвания-авеню, карабкались на деревья и становились на ящики, чтобы улучшить обзор, или кричали: «Браво, Рузвельт!» — когда президентский лимузин проезжал мимо.

В начале третьего срока президентства Франклин Рузвельт, казалось, достиг пика политической популярности. В 1940 году он положил на лопатки всех своих соперников в демократической партии и конкурентов в республиканской. Сумел преодолеть застарелое и потенциально опасное табу на третий срок президентства. Добился в конгрессе поддержки практически всех своих основных законопроектов в области внешней политики, которые вносил с начала войны в Европе. Рейтинги его популярности в опросах общественного мнения — задавался вопрос: «Если бы вы голосовали сегодня, то отдали бы свой голос за Рузвельта?» — поднимались до 65 процентов после 50 процентов в 1938-1939 годах и 60 процентов в 1940 году (за исключением периода предвыборной кампании, когда его рейтинг понизился).

Если президентская власть выражается как в действиях, так и в прямом контроле над правительственным аппаратом, то следует отметить, что политическое влияние Рузвельта в начале 1941 года гораздо сильнее, чем в разгар эйфории 1933 года. Один сенатор-республиканец определил президента в своем дневнике как «аса мировой политики».

В это время он достиг пика личной дееспособности. Его вытянутое, упругое лицо стало более морщинистым и дряблым, чем восемь лет назад, волосы поредели, но в день инаугурации он казался таким любознательным и активным, каким друзья редко его видели. Перед началом третьего срока президентства доктор Росс Макинтайр, осматривавший президента дважды в неделю, отмечал, что его здоровье в прекрасном состоянии. Вес близок к норме (чуть больше 85 кг); он все еще умудрялся несколько раз в неделю плавать в бассейне Белого дома; восстановил былую энергию и способность распределять бремя обязанностей во времени.

— В предстоящие четыре года нам нечего опасаться, — говорил адмирал Макинтайр.

Кроме того, президент возглавлял теперь новую коалицию сил, служившую политической опорой его национального и международного руководства. Коалицию образовали три из четырех партий, определявших политическую жизнь Америки с конца 30-х годов XX века.

Самая влиятельная из них — демократическая партия; Рузвельт перестраивал ее во время получения власти в 1932 году и президентского правления в 1936 году. Она опиралась на поддержку бурлящей смеси: промышленные рабочие; люди, живущие на пособия; фермеры с запада; городские политики; представители старой демократии пограничных штатов; граждане со средними и даже высокими доходами, настроенные против республиканцев. Партия Рузвельта тесно сотрудничала с другой, которая выражала интересы глубинки юга и контролировала в конгрессе политические структуры южных штатов, традиционно голосовавших за демократов. Причем малая численность была несоразмерна политическому влиянию этой партии: она имела руководителей комитетов в обеих палатах конгресса и контролировала, таким образом, аппарат и конгресс в целом. Две демократические партии (со штаб-квартирами на северо-востоке и юго-востоке; одна либеральная, другая умеренно консервативная; одна влияла через исполнительную власть, другая — через законодательную) соперничали на внутриполитической арене, но, как правило, достигали согласия по вопросам снижения тарифов, поддержки Англии и антиизоляционистской внешней политики в целом. В 1938 году Рузвельт месяц за месяцем конфликтовал с сенатором от штата Вирджиния Картером Глассом и другими консерваторами южных штатов, причем доходило до того, что он пытался лишить южных обструкционистов кресел в конгрессе. В основном его попытки завершились провалом. Но с окончанием десятилетия демократы Рузвельта объединились с южными собратьями против изоляционистов.

В начале 1941 года Рузвельт не упускал случая подмаслить старого Картера Гласса, с которым конфликтовал на исходе 30-х годов за контроль над электоратом Вирджинии. Он писал сенатору, что нацисты представляли Гласса, его, Рузвельта, и ректора Колумбийского университета Николаса Мюррея Батлера в качестве еврейских франкмасонов.

— Я могу понять это, когда речь идет о схожести вашего и моего носа, но не представляю, каким образом попал в нашу компанию этот чудак Николас Батлер.

Среди республиканцев не было единства, как и среди демократов. После восьми лет пребывания в стороне от власти партия частично оказалась в руках набобов конгресса, как сенаторы Чарлз Макнари от штата Орегон, Роберт А. Тафт от Огайо; растущего молодого консерватора Артура X. Ванденберга от Мичигана; других сенаторов, главным образом от штатов Среднего Запада, и конгрессменов, как Джозеф У. Мартин от Массачусетса и Джон Табер от Нью-Йорка в палате представителей. Невосприимчивое к новаторству, скупое в расходовании бюджетных средств, склонное к изоляционизму во внешней политике, республиканское руководство в конгрессе объединялось со своими идеологическими противниками в демократической партии южных штатов для противодействия в период второго срока президентства Рузвельта его «новому курсу». Для президента символом южных демократов, на самом деле правого крыла партии, был конгрессмен Гамилтон Фиш, приятель по Гарварду, по политической деятельности в областях по среднему течению Гудзона, бывшая футбольная звезда. Рузвельт запретил ему появляться в Белом доме, поскольку конгрессмен, как поведал президент друзьям позднее, несколько лет назад подвергал клеветническим нападкам мать хозяина Белого дома.