Глаз в пирамиде - Роберт Уилсон

— Как обычно, — иронично прокомментировал 00005. — Хоть бы раз мне поручили такую миссию, в которой чуткое и сострадательное правительство Ее Величества стояло бы за моей спиной всей своей мощью!

Но 00005, конечно же, просто умничает. Как настоящий патриот, он выполнит любой приказ при любых обстоятельствах, даже если ради этого понадобится погубить всех жителей Фернандо-По и себя вместе с ними. Он поднялся и, кивнув шефу со свойственной ему обходительностью, направился в свой кабинет, где начал готовиться к миссии на Фернандо-По. Сначала он заглянул в личный путевой блокнот, выясняя, в каком баре Санта-Исабель можно найти приемлемый мартини и в каком ресторане могут сносно приготовить омара «Ньюберг». К своему ужасу, он не нашел ни такого бара, ни такого ресторана. Цивилизация обошла Санта-Исабель стороной.

— Так, — пробормотал 00005, — мне придется туговато.

Но он быстро утешился, поскольку знал, что в Фернандо-По должны водиться прелестные шоколадки, а он всегда охотился за такими женщинами, как за Священным Граалем. К тому же собственная версия событий на Фернандо-По у него уже сложилась. Он не сомневался, что за всем этим переворотом стоит БАЛБЕС (Блоухар-довские агенты: либералы, бандиты, еретики и содомиты) — международный заговор преступников и шпионов, возглавляемый печально знаменитым и таинственным Эриком Блоухардом по кличке «Рыжий».

Агент 00005 никогда не слыхал об иллюминатах.

В сущности, несмотря на гладко зачесанные назад темные волосы, пронзительный взгляд, жестокое и вместе с тем привлекательное лицо, подтянутое спортивное тело, способность проникать во многих женщин и выбрасывать из окон многих мужчин при выполнении заданий 00005 вовсе не был идеальным агентом спецслужб. Он рос, читая романы Яна Флеминга, и однажды, когда ему исполнился двадцать один год, посмотрел в зеркало и подумал: если уж он так похож на главного героя Флеминга, то почему бы не начать кампанию внедрения в шпионские игры? Проблуждав четырнадцать лет в бюрократическом лабиринте, он наконец попал в одну из спецслужб, но она, к сожалению, больше напоминала ту убогую контору, в которой подвизался Гарри Палмер, чем настоящую Бондиану. Тем не менее 00005 всеми силами старался оживить обстановку, и, наверное, потому, что Бог любит дураков, он всегда оставался жив при выполнении тех все более странных заданий, которые ему поручались. Поначалу все его задания были странными, потому что никто не воспринимал его всерьез. Вся деятельность 00005 сводилась к сбору странных слухов, правдивость которых «на всякий случай» следовало проверять. Однако со временем выявилось, что особая форма шизофрении, которой страдал агент 00005, прекрасно помогает в решении некоторых реальных проблем, точно так же как более замкнутый шизоид идеально подходит на роль «крота», поскольку легко забывает свое так называемое истинное "я". Естественно, никто и никогда не воспринимал БАЛБЕС всерьез, и одержимость агента 00005 этой организацией была постоянной темой для шуток в его отделе.

— Как это ни чудесно, —сказала Мэри Лу, — но мне было страшно.

— Почему? — спросил Саймон.

— Из-за этих галлюцинаций. Мне казалось, я схожу с ума. Саймон зажег еще один косяк и передал его Мэри.

— Почему ты даже сейчас считаешь, что это были просто галлюцинации?

ROCK ROCK ROCK TILL BROAD DAYLIGHT...

— Если это была реальность, — убежденно заявила Мэри, — значит, все остальное в моей жизни было галлюцинацией.

Саймон усмехнулся.

— Наконец-то, — спокойно произнес он, — ты попала в точку.

Трип второй, или ХОКМА

Теперь немного метафизики. Анэристический принцип — это принцип ПОРЯДКА, эристический принцип — принцип БЕСПОРЯДКА. С виду Вселенная кажется (невеждам) упорядоченной; это АНЭРИСТИЧЕСКАЯ ИЛЛЮЗИЯ. В сущности, любой порядок «здесь» накладывается на изначальный хаос — в том же смысле, в каком имя человека скрывает под собой его истинное "я". Реализовывать этот принцип на практике — задача ученых, и некоторым из них это великолепно удается. Но пристальное изучение показывает, что порядок растворяется в беспорядке, и это — ЭРИСТИЧЕСКАЯ ИЛЛЮЗИЯ.

А космический корабль «Земля», этот восхитительный и кровавый цирк, вот уже четыре миллиарда лет все двигался по орбите вокруг Солнца; его конструкция, впрочем, оказалась столь совершенной, что никто из пассажиров вообще не ощущал движения. Те, кто находились на темной стороне корабля, в основном спали и путешествовали в мирах свободы и фантазии; те же, кто оказался на освещенной стороне, выполняли задачи, поставленные перед ними лидерами, или праздно ожидали, когда поступит очередной приказ сверху. Доктор Чарльз Мочениго в Лас-Вегасе пробудился от очередного ночного кошмара и отправился в туалет мыть руки. Он думал о том, что вечером ему предстоит свидание с Шерри Бренди, и, слава Богу, не догадывался, что это его последнее свидание с женщиной. Все еще пытаясь успокоиться, он подошел к окну и взглянул на звезды. Будучи специалистом, чьи интересы ограничивались только предметом его исследований, он считал, что смотрит на звезды снизу вверх, а не видит их вокруг себя. Р. Бакминстер Фуллер, один из немногих землян, осознающих, что они живут на космическом корабле, был в это время на борту самолета, выполнявшего дневной рейс Нью-Дели-Гонконг-Гонолулу-Лос-Анджелес. Он посмотрел на циферблаты всех трех своих наручных часов. Одни часы показывали местное время (17:30), вторые — время в Гонолулу, конечной цели его путешествия (2:30 следующего утра), а третьи — время на его родине в Карбондейле, штат Иллинойс (3:30 предыдущего утра). В Париже в полуденном людском водовороте ватаги юнцов распространяли буклеты, в которых восторженно описывался всемирный рок-фестиваль и праздник космической любви, который пройдет на побережье озера Тотенкопф близ Ингольштадта в конце месяца. В английском Сандерленде молодой психиатр прервал свой обед и бросился в палату хронических больных, где из уст пациента, который десять лет молчал, раздавалось странное бормотание: "Это начнется в Вальпургиеву ночь. Именно тогда Он обретет максимальную силу. И тогда-то вы Его увидите. При первом ударе часов в полночь". В центре Атлантического океана дельфин Говард, плывший с друзьями под лучами утреннего солнца, столкнулся с акулами и вступил в смертельную борьбу. В Нью-Йорке, где занимался рассвет, Сол Гуд-ман тер уставшие глаза и просматривал записку о Карле Великом и Судах Просветленных. А Ребекка Гудман тем временем читала о ревнивых жрецах Бел-Мардука, которые предали Вавилон вторгнувшейся армии Кира, потому что их молодой царь Валтасар стал отправлять культ любви богини Иштар. В Чикаго Саймон Мун, лежа рядом с Мэри Лу Сервикс, слушал пение пробудившихся птиц и дожидался первых рассветных лучей. Его ум был активен — он размышлял о пирамидах, богах дождя, сексуальной йоге и пятимерной геометрии, но больше всего он думал о предстоящем рок-фестивале в Инголынтадте и о том, сбудется ли все, что предсказал Хагбард Челине.

В двух кварталах к северу (в пространстве) и более сорока лет назад (во времени) мать Саймона, покидая Уоббли-Холл[14], — а надо сказать, что Саймон был анархистом во втором поколении, — слышит пистолетные выстрелы и подходит к толпе, собравшейся перед кинотеатром «Биограф», где лежит истекающий кровью человек. На следующее утро, 23 июля 1934 года, Билли Фрешетт, находясь в тюрьме округа Кук, узнает эту новость от надзирательницы.

В этой Стране Белых Мужчин я занимаю самое низкое и зависимое положение, потому что у меня не белый цвет кожи и потому что я не мужчина. Я олицетворяю все недостойное и презренное, потому что я цветная женщина из индейского племени и близка к природе, а всему этому нет места в технологическом мире белых мужчин. Я — дерево, которое срубают, чтобы построить фабрику, отравляющую воздух. Я — река, в которую сбрасывают сточные воды. Я-тело, презираемоесознанием.Янижедна,грязьподвашиминогами. И при этом из всех женщин мира Джон Диллинджер выбрал в невесты именно меня. Он утонул во мне, упал в мою бездну. Я была его супругой, но не в том смысле, в каком понимают супружество ваши умники, церкви и правительства, нет, мы сочетались истинным браком. Как дерево повенчано с землей, гора с небом, а солнце с луной. Я держала его голову на моей груди, ерошила его волосы, словно это была сладкая свежая трава, и называла его Джонни. Он был не просто мужчина. Он был безумец, но не обычный безумец, которым становится мужчина, покинувший родное племя и вынужденный жить среди враждебно настроенных чужаков, которые его оскорбляют и презирают. Он был не из тех безумцев, какими бывают все остальные белые мужчины, которым неведомо, что такое племя. Он был безумен так, как может быть безумен бог. И теперь мне говорят, что он мертв. — Ну так что, — спросила под конец надзирательница, — ты ничего не хочешь сказать? Разве вы, индейцы, не люди? — Ее гадливо посверкивавшие глазки напоминают глаза гремучей змеи. Она хочет увидеть, как я заплачу. Она стоит и ждет, наблюдая за мной из-за решетки. — Неужели у тебя вообще нет никаких чувств? Ты что же, просто животное? — Я молчу. У меня каменное выражение лица. Ни один бледнолицый никогда не увидит слез индейца из племени меномин. У кинотеатра «Биограф» Молли Мун с отвращением отворачивается, чтобы не видеть, как охотники за сувенирами обмакивают свои носовые платки в кровь Диллинджера. Я отхожу от надзирательницы и смотрю через зарешеченное оконце на звезды, расстояние между которыми почему-то сегодня больше обычного. Небо выглядит огромным и пустым. Во мне есть такое же пространство, огромное и пустое, которое больше никогда не заполнится. Наверное, так же чувствует себя земля, когда из нее вырывают дерево с корнями. Наверное, земля сдерживает этот крик боли, как сдерживаю его сейчас и я. Но она поняла ритуальное значение носовых платков, пропитанных кровью; понял это и Саймон.