Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова

заложат кирпичом, отчего Царские врата станут казаться лилипутскими. Не могу сказать точно, какой высоты их сделают, но выглядеть они будут метра на полтора, не больше.

Конечно, после исповеди в монастыре я больше никогда не войду в тот алтарь.

А примерно через пятнадцать лет ко мне приедет подруга из Крыма, я поведу её по окрестностям, мы выпьем воды из многочисленных трубок строящегося храмового комплекса у святого источника и зайдём в Успенскую церковь.

Почуяв приезжих, к нам подойдёт церковная бабушка и начнёт рассказывать историю о царе Петре Первом, когда-то певшем здесь на клиросе. А дальше, понизив голос почти до шёпота, она поведает о чуде явления образа Спаса Нерукотворного в алтаре, как этот образ по воле Божьей то появлялся, то исчезал, и сколько людей от него исцелились, и как заболел рабочий, которому поручили его заштукатурить.

– Да, сейчас тот образ не видно, но все знают, что он там есть, и помогает всем верующим. Вот и вы верьте и молитесь! – прозвучало напоследок.

Сколько раз я слышала подобные слова! И даже если бы тогда мне пришло в голову рассказать всю правду, то кому она нужна?

Кому интересна история о студентах, захотевших почудить и с помощью перформанса закрыть общественный туалет?

Вот чудеса – это другое дело!

* * *

Но если вернуться в монастырь, то там на Светлой седмице я сама оказалась во власти чудес, иначе не скажешь.

Я не сразу поняла, что терзающая боль в животе покинула меня, как и душевные страдания по поводу неудавшейся личной жизни. Два дня я ела всё, что стояло на столе, и чувствовала себя непривычно хорошо. Я работала с женщинами, подметала и мыла полы в храме, не чувствуя усталости.

На следующий день меня благословили причащаться по пасхальному чину, быстро пролетела бодрая праздничная служба, потом через весь храм пронесли хоругви на высоченных шестах, и я увидела поверх голов, как у дверей монахи выстроились двумя чёрными рядами, вперёд прошли священники в сияющих облачениях, за ними двинулся народ, и я тоже оказалась на крыльце собора.

И тут мои глаза временно ослепли от солнца, а уши почти оглохли от резких звуков – нет, то были вовсе не колокола, а срезанные на разном уровне газовые баллоны, большие и поменьше, их развесили на балках над дощатым помостом рядом с храмом, и молодой монах с длинной рыжей бородой неистово стучал по этим «колоколам» какими-то колотушками.

Зажатая людьми, я не видела ступени лестницы, и, ощупывая их ногами, чтобы не упасть, вместе со всеми осторожно спустилась вниз и медленно пошла с крестным ходом вокруг собора. Вдруг импровизированные колокола резко смолкли, все замерли, и неожиданно звонкую тишину прорезал сильный голос отца настоятеля, читающего Евангелие, в конце его голос буквально взлетел на очень высокой ноте, и следом бодро вступил братский хор, а народ многократно и слаженно проорал в ответ на возгласы: «Воистину воскресе!».

До сих пор эта яркая картинка помнится мне со всеми ощущениями: глаза слезятся от солнца, в уши врезается оглушительный перезвон колоколов-баллонов, и в неуёмной энергии рыжебородого звонаря угадывается мощная закалка бывшего ударника рок-группы. На тёплом ветру колышутся алые с золотом хоругви и чёрные мантии монахов, а в пёстрой толпе, идущей за ними, все радуются, как дети, потому что батюшка архимандрит буквально поливает народ святой водой, макая длинное, как веник, кропило в большую серебряную чашу размером с ведро. Её с лёгкостью держит в руках могучий и совершенно мокрый парень в сияющих одеждах, он счастливо улыбается, громко поёт, и капли святой воды яркими бликами светятся в его курчавых волосах и дрожат на ресницах, а воздух вокруг пахнет ладаном, мокрой пылью и свежей зеленью.

Незнакомая радость заполняет меня до краёв, и я тоже иду в поющей и ликующей толпе мокрая и совершенно счастливая!..

Но самое удивительное – это невероятная атмосфера, царившая тогда в монастыре.

Представьте себе, что вы приехали в гости к очень добрым и любящим родственникам, которых вы никогда не видели и даже ничего о них не знали. Но вот наконец-то вы нашли друг друга, и счастливы увидеть, как вы похожи, и как много у вас общего, родного, хоть вы такие разные.

Реально, это настоящая большая семья, и в семье есть любящий отец, бесспорный авторитет и глава рода, все его любят, уважают, и с удовольствием слушаются. И Юрку здесь искренне любят и очень гордятся, что такой талантливый художник бросил греховный мир и пришёл к ним спасаться.

А ещё у них сейчас самый главный праздник – Пасха, Христос Воскрес и мы с ним воскреснем! Они сияют от неподдельной радости, поют красивым многоголосием, вкусно едят и всех угощают.

Я никогда ничего подобного не испытывала, все мои родственники были разбросаны по разным городам далеко друг от друга, мы очень редко встречались, иногда звонили, но, в основном, годами писали друг другу письма, поэтому такая семейная общность в монастыре поразила меня и восхитила! Я выросла без отца и всегда тянулась к мужчинам, от которых исходят отцовские энергии – у здешнего батюшки архимандрита отцовская любовь фонтаном била через край, и всем её хватало с избытком, и молодым, и старым, и своим, и приезжим.

Иногда у меня перед глазами вставал образ моего потерянного навсегда эстета, я с содроганием представляла, что бы он сказал, если бы всё это увидел, и меня застукал бы здесь в таком виде, и смерил взглядом этих женщин, мужчин, их одежду – брррр!..

А вот отец Георгий обрадовался бы от всей души, и Юрка вон сияет глазами!

Я грелась лучах всеобщей любви и радости, как замёрзший человек на солнышке, всё вокруг казалось таким прекрасным и родным, что уезжать мучительно не хотелось. Но надо.

* * *

И тогда, как положено, маятник качнулся в другую сторону, и начались чудеса со знаком «минус».

Как только я вышла за ворота монастыря, простившись с Юркой, который вручил мне пакет с пасхальными гостинцами для Альки, именно в тот самый момент, когда я меньше всего ожидала засады, на меня разом с утроенной силой навалились все мои болезни.

Такое чувство, будто легион бесов не посмел сунуться за мной в святое место, а злобно поджидал у ворот монастыря, и как только я вышла на дорогу, то рогатые навалились всем скопом и устроили мне «тёмную».

Именно такая картинка встала у меня перед глазами, когда в них резко потемнело от боли. Я еле-еле доплелась до автобуса и чуть живая добралась до дома.

Хотите верьте, хотите нет, но я на своей шкуре тогда поняла, монастырь – особое пространство и там действуют совсем другие причинно-следственные связи.

Вскоре