В рядах борцов - Север Гансовский

— Где?

— В Советском Союзе.

— Ни одного безработного?

— Ни одного.

— И никто не ночует под мостами или в парках?

— Никто.

— Ну, знаешь… — Менсон слабо усмехнулся. — Если ты так считаешь, — пожалуйста. Я не стану спорить. Только я сам в это никогда не поверю.

— Вот я тебе послезавтра принесу одну газету. Там почитаешь.

— Спасибо, — сказал Менсон. — Спасибо. Я с удовольствием почитаю. Я люблю читать газеты, когда они есть.

Айк начал укладываться. Он постелил на газету пиджак, под голову положил ботинки и долго примеривался, стараясь лечь так, чтобы бедро не упиралось в бетон. Потом повернулся к брату.

— Джо…

— Ну?

— Ты сегодня весь вечер как в воду опущенный. Если ты что-нибудь нехорошее сделал…

— Знаешь что, — Джо резким движением поднялся и сел. В голосе у него слышались слезы. — Хватит. Если ты мне не веришь, тогда не говори больше со мной.

— Ну ладно, ладно, — сказал Айк. — Будем спать.

— Ни черта, — сказал итальянец. Он со злостью сплюнул на булыжную мостовую и растер плевок. — Ничего тут не выйдет, будь они все прокляты. Пойдем лучше в центр.

— Уже поздно, — сказал Айк. — Он рассеянно смотрел на решетчатые ворота консервной фабрики, возле которой они стояли. — Уже поздно, двенадцать часов дня.

— Пойдем в гараж, — настаивал итальянец.

Айк сунул руки в карманы. Они пошли вдоль фабричных корпусов к центру.

— Беспокоюсь я за мальчишку, — сказал Айк. — Кто его знает, откуда он взял этот доллар. Сегодня утром я хотел пойти вместе с ним, но он так расплакался от злости, будто я его ударил.

— Ничего, — сказал Джузеппе. — Он парень хороший. Я так удивляюсь на вас, как вы еще держитесь. Моетесь каждый день, у тебя вон брюки зашиты…

Айк посмотрел на итальянца. Тому было лет двадцать, не больше, но на впалых щеках у него были морщины, как у старика. Он даже не отряхнулся сегодня, когда встал, на пиджаке и на серых брюках его так и остались пыльные полосы от бетона, на котором они лежали.

Ближе к центру на улицах висели портреты Торнтона и Смита.

— Года четыре тому назад этот Смит разогнал демонстрацию швейников, — сказал Джузеппе. Он был ростом меньше Айка, и ему приходилось шагать быстро-быстро, чтобы не отстать. — Я тогда мальчишкой был. Швейники шли по Мейнстрит, а Смит (он был начальником полиции) пустил своих парней с улицы Стюарта.

— Я знаю, — ответил Айк. — У меня ведь отец тоже на швейной фабрике работал. Ему тут на улице два зуба выбили дубинкой. Потом посадили в тюрьму на полгода. Отец там и начал болеть.

— А про Торнтона ничего плохого не слышно, — сказал Джузеппе.

Некоторое время они шли молча, потом итальянец добавил:

— Но я всё равно за него голосовал бы, даже если бы что-нибудь знал. За доллар я за самого сатану сейчас проголосую: вчера весь день ничего не ел.

Они дошли до центрального гаража. Айк всё время думал о брате. Он был так подавлен, что не сразу понял, о чем говорит ему старший рабочий — коренастый седой мужчина в синем комбинезоне. Тот должен был еще раз повторить свои слова, чтобы это дошло до Айка.

— Иди в ремонтную группу. Работа на три дня. Да ты что, глухой, что ли?

— Ничего, — сказал Айк, — это я так. Спасибо.

Снимая на ходу пиджак, он бегом бросился в широкие ворота гаража.

Четыре часа он вместе с другими рабочими перебирал мотор у старого, выпуска 1946 года «форда», а когда позвонил колокол на обед, вышел на улицу. Ремонтный цех закрывали на час, надо было где-то переждать.

Высчитывая, сколько он получит за три дня работы, Айк пошел вверх по Мейнстрит.

Неожиданно небо потемнело. Пошел дождь. Сразу стало свежо, косые потоки ливня барабанили по спинам и плечам бегущих прохожих. Улица опустела — все спешили укрыться в магазинах и парадных.

Айк как раз был возле дверей универмага «Братья Браун». Пробившись сквозь толпу мокрых, пахнувших дождем людей, он поднялся на второй этаж. Времени у него было еще около получаса.

Минут десять он рассматривал безжизненные гладкие лица манекенов в отделах готового платья и разноцветные изделия из пластмассы в соседних залах. Вдруг через высокие окна на паркетные серые полы магазина брызнули солнечные лучи. Дождь кончился. Айк спустился в первый этаж.

Проходя по мебельному отделу за стеклянной дверью, ведущей в соседний зал, он заметил знакомую фигурку брата. Джо! Что он делает в магазине?

Айк подошел к двери и толкнул ее. Она не открывалась. Он толкнул снова.

— Окрашено. Неужели не видите!

Айк поднял голову. На покрытом белой краской косяке висел плакат: «Осторожнее. Свежая краска».

Айк постучал по стеклу. Но в магазине было шумно. Джо не слышал его.

Отделение электротоваров, от которого его отделяло стекло двери, было большим залом с выходом прямо на Мейнстрит. Вдоль стен помещения белыми глыбами стояли тяжелые громоздкие холодильники различных фирм. Середину зала пересекал прилавок. Здесь под стеклом были выставлены выключатели, плитки, нагреватели и другие мелкие товары. На задней стенке по обе стороны маленькой двери, которая вела во внутренние помещения магазина, на нескольких стендах лежали, стояли и висели различные лампы, пылесосы и другие приборы.

Двум продавцам здесь почти нечего было делать. В помещении находилось только три покупателя. Пожилой мужчина в черном костюме без всякого интереса рассматривал холодильник «Вестингауз», женщина в сером летнем пальто перелистывала на прилавке рекламный альбом. Молодой продавец с гладкими зачесанными назад волосами давал ей какие-то пояснения. Другая женщина лет сорока с дождевиком, перекинутым через руку, перебирала на прилавке электрические звонки различных систем. Лысый продавец в черном костюме и белоснежной рубашке ждал, пока она выберет. И еще в этом зале находился Джо.

Всё, что случилось дальше, происходило как в кино, когда сначала пускают эпизоды, снятые замедленной съемкой, а потом механик начинает гнать фильм с необыкновенной скоростью. Сначала всё было очень медленно, а потом страшно быстро. И Айк смотрел на то, что произошло, как зритель смотрит на экран в немом кино, потому что через двойную стеклянную дверь ему ничего не было слышно.

Сначала всё шло очень медленно. Пожилая женщина у прилавка положила один звонок на стекло и принялась придирчиво рассматривать другой. Лысый продавец неторопливо вытащил носовой платок из кармана и начал счищать пылинки с отворотов пиджака. Он искоса посмотрел на Джо, который стоял посредине зала, и равнодушно отвернулся.

Джо, в распахнутой на груди курточке и с волочащейся штаниной сделал шаг к прилавку. Он не отрываясь смотрел на лысого продавца; в голубых глазах мальчика застыло выражение крайнего напряжения. Губы у него были сжаты, белесые брови нахмурены. Продавец принялся счищать невидимые пылинки с другого плеча. Джо сделал еще два шага и подошел к прилавку. Прилавок был высокий, спутанные светлые волосы мальчика едва возвышались над полированной под дуб доской.

Джо рассматривал выставленные под стеклом товары. Лысый продавец закашлялся и приложил платок ко рту. Мальчик подвинулся к женщине. Теперь он стоял так, что ее массивная фигура заслонила его совсем от Айка.

Продавец еще раз кашлянул и отнял платок от рта. Вдруг глаза у него расширились от ужаса, он посмотрел на Джо и перегнулся через прилавок.

С этого момента всё пошло очень быстро. Лысый продавец разинул рот и что-то закричал, но Айк не слышал крика. Женщина вдруг отскочила от прилавка. Джо повернулся, мелькнуло его белое лицо и глаза с выражением отчаяния. Он бросился к двери. Молодой продавец выскочил из-за прилавка и на ходу выхватил из кармана свисток.

Через полминуты с улицы в магазин ворвался резкий переливчатый свист. Затем крики: «Держите, держите!» Топот чьих-то ног покатился по Мейнстрит. Снова донесся свист. Все, кто были в зале, бросились к выходу. Только Айк остался у косяка.

— Поймали! — воскликнула женщина в зеленой вязаной кофточке, стоявшая у дверей. — Поймали! Ведут сюда.

Шум и крики приближались. Кто-то распахнул вторую половину двери — и в зал ввалилось кольцо мужских и женских фигур, в центре которого Айк увидел брата.

Помещение быстро наполнялось людьми. Они бежали сюда из других отделов и с улицы.

Айк отошел от стеклянной двери. Ему было безумно стыдно, как будто все, кто находился здесь, знали, что он брат вора. Краска залила ему всё лицо.

Люди возмущенно переговаривались. Айк боком стал проталкиваться вперед. Когда из-за чьих-то плеч он увидел лицо брата, он вздохнул так тяжело, что стоявший впереди человек удивленно оглянулся.

Джо стоял в центре круга. Высокий плотный мужчина держал его за ворот. Одна штанина у мальчика разорвалась, и на голой коленке виднелась большая ссадина. Левая щека у него покраснела, но всё лицо было белым, как бумага. Самым страшным, пожалуй, были его глаза. Всегда голубые, они стали теперь темносиними. Джо смотрел прямо перед собой. Он смотрел, но ничего не видел, как смотрят слепые. Он казался совсем отрешенным от этого мира, как будто не знал и не понимал, что здесь происходит. Мужчина старался отодвинуть его от себя, но мальчик прижимался к брюкам этого человека маленьким дрожащим телом.