Потрясающий мужчина - Робертс Нора

– Мы потом посмотрим фильм. Папочка?

Он покачал головой. Лола вспомнила о своей роли и надула губы.

– Давай посмотрим! Я так люблю видео…

И ты снова меня поучишь, как быть хорошей девочкой. – Она улыбнулась, предвкушая премиальные. – Хочешь, я тебя поглажу? Мне так хочется!

Он с улыбкой вынул из внутреннего кармана пальто кремневый пистолет, для которого сам изобрел глушитель, и увидел в ее глазах всего лишь любопытство.

– Что это? Хочешь, чтобы я поиграла с новой игрушкой?

Первый выстрел он сделал в голову. Она упала на кровать, и он с удовольствием отметил, что хлопок был еле слышен. Он спокойно произвел второй выстрел – между ее молодых тугих грудей, и третий – в нежную безволосую промежность.

Выключив камеру, он аккуратно уложил Лолу среди окровавленных подушек и выпачканных кровью, но по-прежнему улыбающихся зверят.

Она смотрела на него удивленным взглядом широко раскрытых, остановившихся глаз.

– Девушке не годится так жить, – ласково сказал он ей и вернулся к камере, чтобы зафиксировать финальную сцену.

Глава 5

Еве очень хотелось шоколадку. Большую часть дня она давала показания в суде, а когда собралась пообедать, раздался звонок частного осведомителя. Встреча с ним стоила ей пятидесяти долларов, а привела только к появлению сомнительной ниточки в деле о контрабанде, над которым она безуспешно билась вот уже два месяца.

Теперь ей срочно требовалось что-нибудь сладкое, чтобы набраться сил, дотащиться до дому и приготовиться к семичасовой встрече с Рорком.

К ее услугам было по пути сколько угодно киосков, обслуживающих водителей прямо в машинах, но она предпочла маленькую старомодную закусочную на углу Семьдесят восьмой улицы.

Ева сама не понимала, почему любила бывать здесь.

Владельцем закусочной был грубиян Франсуа с бегающими глазками, оказавшийся в Америке лет сорок назад. Америку и американцев Франсуа ненавидел, но тем не менее не вернулся на родину, а предпочитал изрекать всякие гадости и ныть за прилавком своего заведения, считая его удобным местом для обличения политического абсурда.

Ева из вредности звала его Фрэнком и заглядывала к нему каждую неделю, чтобы узнать, какую новую пакость он изобрел, чтобы отказать ей в кредите.

Мечтая о шоколадке, она шагнула в раздвинувшиеся при ее появлении стеклянные двери.

Стоило им начать беззвучно закрываться у нее за спиной, как инстинкт заставил ее насторожиться.

У прилавка спиной к ней стоял верзила-посетитель в куртке с капюшоном. «Шесть футов пять дюймов, не меньше двухсот пятидесяти фунтов», – прикинула она. Ей даже не потребовалось взглянуть в испуганную физиономию Франсуа, чтобы почуять неладное, запах беды был так же силен и тошнотворен, как аромат рагу с овощами – сегодняшнего дежурного блюда.

К тому моменту, как двери окончательно сомкнулись, она успела отказаться от мысли воспользоваться оружием.

– Иди-ка сюда, стерва! Живее!

Мужчина обернулся. Бледность не могла скрыть желтого оттенка его кожи – свидетельства смешения кровей, выражение глаз было совершенно отчаянное. Прикидывая, чем все это пахнет, Ева изучала маленький круглый предмет у него в руке.

Самодельное взрывное устройство и так не сулило ничего хорошего, а тут еще рука грабителя тряслась от волнения. Любители самодельной взрывчатки – известные психи. Этот идиот вполне был способен укокошить десяток людей, выронив свое изделие!

Ева бросила на Франсуа предостерегающий взгляд, давая понять, что, назвав ее лейтенантом, он мгновенно обречет всех присутствующих на гибель. Показывая грабителю пустые ладони, она шагнула к прилавку.

– Я не хочу неприятностей, – пролепетала она, заставляя свой голос дрожать так же сильно, как рука с бомбой. – Пощадите! Дома меня ждут дети.

– Да заткнись ты! Лечь на пол! На пол!

Ева опустилась на колени рядом с каким-то человеком, который лежал лицом вниз, прижимая ладони к затылку. На счастье, посетителей было немного; Ева видела только чьи-то ноги, высовывающиеся из-за столика.

– Все сюда! – приказал грабитель Франсуа, размахивая своим опасным изделием. – Все давай: деньги, чеки. Живее!

– День неудачный… – заныл Франсуа. – Сами понимаете, разве это бизнес? Вы, американцы…

– Хочешь попробовать? – грабитель сунул взрывчатку Франсуа под нос.

– Нет, нет!

Франсуа в панике набрал код. Касса открылась. Грабитель посмотрел сначала на деньги, потом на потолок и, кажется, только тут заметил камеру, усердно снимавшую всю сцену.

Ева угадала его мысли. Камера запечатлела облик грабителя, и теперь все деньги Нью-Йорка не смогут его стереть. Единственной надеждой была взрывчатка, которую он швырнет, прежде чем выбежать на улицу и пропасть в толпе.

Она набрала в легкие побольше воздуха, как ныряльщица перед погружением, и вскочила.

Грабитель поднял руку с бомбой; раздались крики, проклятия, мольбы. Ева бросилась вперед…

От ее удара он выронил бомбу, она поймала ее в прыжке. В следующее мгновение грабитель нанес ответный удар.

Еве повезло: он попал ей по лицу не кулаком, а тыльной стороной ладони. Она врезалась в стойку с соевыми чипсами. Из глаз посыпались искры, но бомба осталась у нее в кулаке.

«Не та рука! Черт возьми, не та рука!» – успела подумать Ева, опрокидывая стойку. Она попыталась достать оружие левой рукой, но на нее уже обрушились все двести пятьдесят фунтов злобы и отчаяния.

– Сигнализация, кретин! – крикнула она Франсуа, стоявшему как столб и бессмысленно лязгавшему зубами. – Чего размечтался?!

Ева ахнула, получив удар в бок, от которого перехватило дыхание: на сей раз он додумался сжать ладонь в кулак. Грабитель уже не владел собой. Он рыдал, выкручивая ей руку в попытке отнять взрывчатку.

– Мне нужны деньги! Деньги! Я тебя убью!

Я всех вас поубиваю!

И тогда она заехала ему коленом между ног.

Старый как мир способ самозащиты подарил ей несколько секунд передышки, но не обезвредил противника. Он нанес ей следующий удар, и Ева врезалась головой в прилавок, едва не лишившись чувств. Ее отрезвил хлынувший сверху камнепад – желанные шоколадки.

– Сукин сын! Ах ты, сукин сын! – услышала она собственный хрип.

Потом раздались три смачных удара подряд:

Ева не пожалела его физиономии. У него пошла носом кровь, и он схватил ее за руку.

Она знала, что руке грозит перелом, ждала нечеловеческой боли и хруста кости. Но в то самое мгновение, когда она уже собралась завопить от боли, когда зрение затуманилось, грабитель вдруг отпустил ее и рухнул.

По-прежнему сжимая в руке бомбу, Ева встала на четвереньки, ловя ртом воздух и борясь с тошнотой. Ее взгляд упал на черные начищенные башмаки. Полицейский подоспел вовремя!

– Заберите его, – она закашлялась. – Попытка вооруженного ограбления, ношение взрывчатки, нападение…

Ева с удовольствием присовокупила бы к этому перечню «нападение на полицейского при исполнении им служебных обязанностей» и «сопротивление задержанию», но так было бы нечестно: ведь она не назвала себя.

– Вы не пострадали, мэм? Вызвать «Скорую»?

Ей была нужна не «Скорая», а проклятая шоколадка!

– Я лейтенант полиции, – сообщила она, вставая и доставая значок.

Грабитель уже был в наручниках и без сознания: второй полицейский на всякий случай врезал ему дубинкой.

Увидев, что за игрушку она сжимает в кулаке, оба полицейских побелели.

– Ящик сюда! Надо обезвредить эту штуковину.

– Есть!

Первый полицейский исчез. Через полторы минуты он вернулся с сейфом, в каких перевозят и разряжают взрывные механизмы. Все напряженно молчали и старались не дышать.

– Заберите его, – повторила Ева – только избавившись от бомбы, она почувствовала, как напряжена. – Я подам рапорт. Сто двадцать третий участок?

– Он самый, лейтенант.

– Хорошо сработали, – уронив пострадавшую руку, она потянулась здоровой к прилавку и выбрала шоколадку «Гелекси», не сброшенную на пол во время битвы. – Я еду домой.