Своими глазами - Всеволод Овчинников

Мне доводилось слышать, что психохирурги не подпускают зрителей ближе чем на пять-шесть шагов. Но когда Орбито начал врачевать, я волей-неволей оказался буквально рядом с ним. Потому что в помещение, которое условно назову операционной, тут же набилась уйма народу. Во-первых, между креслом и кушеткой стояли мы с доктором Фава и журналист из Тринидада. Во-вторых, там были три ассистента Орбито. И наконец, хотя большинство больных оставались по другую сторону застекленного проема, буквально рядом с вероврачевателем выстроились две очереди. Ассистент у двери вполголоса задавал каждому входящему несколько вопросов и указывал, в какую очередь ему вставать. Одна цепочка людей двигалась к кушетке, другая — к креслу. Пение псалмов продолжалось более получаса. Причем ассистенты Орбито умело дирижировали хором, доводя его участников до состояния самоэкзальтации. Даже я почувствовал, что у меня по спине забегали мурашки.

То, что совершалось перед моими глазами, очень походило на чудо. Но, пожалуй, самым поразительным из всего увиденного был темп. Орбито затрачивал на одного больного две, реже три минуты. Очередной пациент, которому указали на кушетку, ложится на нее, не снимая ботинок, приподнимает рубашку. Орбито подходит к нему и, ничего не спрашивая, начинает пальцами обеих рук массировать больное место. Потом левая рука врачевателя перестает двигаться. И вот я вижу, как указательный и средний пальцы его правой руки уходят куда-то вглубь. Хорошо видна продолговатая каверна, открывшаяся между пальцами. При этом явственно слышен не то шлепок, не то всплеск — примерно такой же звук, который слышишь, когда проводишь пальцем по напряженным губам. В каверне тут же появляется красноватая жидкость. Не кровь, а нечто более светлое, возможно, сукровица или лимфа. Капли этой жидкости разбрызгиваются по клеенке. Быстро двигая указательным пальцем правой руки и помогая ему большим пальцем, Орбито вытягивает из открытой раны кусочек коричневой ткани, действительно похожий цветом на сырую печенку. Левая рука его по-прежнему остается неподвижной, прижатой к больному месту. Правой рукой он берет тампон, который ассистент только что смочил водой, погружает его в рану и через несколько секунд отходит от стола. Ассистент таким же тампоном, но уже смоченным кокосовым маслом, вытирает живот больного. И я, не веря своим глазам, убеждаюсь, что на нем нет даже шрама, только покрасневшее пятно.

А Орбито, сделав два быстрых шага, уже склоняется над больным, сидящим в кресле. На шее пациента явственно виден жировик величиной с голубиное яйцо. Снова несколько поглаживаний, пальцы психохирурга уходят под кожу. И вот в миску летит еще один окровавленный кусок. Больной недоверчиво ощупывает гладкую шею, на которой только что был желвак.

А на кушетке животом вниз уже лежит женщина. Ассистентка оголяет ей спину, и Орбито, никого ни о чем не спрашивая, сразу же тянется к небольшой выпуклости на пояснице пациентки. Снова звук, похожий на всплеск или шлепок. Снова брызги красноватой жидкости. На сей раз Орбито извлекает какой-то особенно большой кусок окровавленной ткани.

А люди все идут и идут. Орбито в таком же немыслимом темпе передвигается от кушетки к креслу, от кресла к кушетке. И сразу же, не задавая никаких вопросов больному и не слушая ассистентов, находит больное место и начинает манипулировать над ним. По словам Орбито, во время врачевания он как бы находится в трансе, руки его движутся автоматически.

— Я должен глубоко сосредоточиться, — рассказывает он. — Мое тело холодеет. Я как бы мертвею. Но потом я чувствую нарастающее тепло, особенно в руках. И когда прикасаюсь к телу больного, я чувствую, что какая-то сила струится из моих пальцев.

Запомнился больной, у которого Орбито вскрывал нижнюю часть живота. Правая рука врачевателя ушла куда-то вглубь почти до основания пальцев. Лишь большой палец оставался снаружи. Сам Орбито почти не смотрел на свои руки. Иногда он поднимал голову, и на его лице угадывалось нечеловеческое напряжение.

Должен признаться, что, став очевидцем десятка подобных операций, я почувствовал себя плохо. Уже во время пения псалмов начала кружиться голова. А после того как я увидел рядом с собой пальцы, погружающиеся в человеческое тело, услышал странный звук, при котором из открывшейся каверны разлетаются кровавые брызги, после того как я увидел кровавые куски тела, брошенные в эмалированный тазик, у меня и вовсе зарябило в глазах.

Орбито на какую-то долю секунды поднял на меня взгляд и сказал ассистентке:

— Пусть он посидит во дворе.

Под навесом было действительно жарко, около 40 градусов. Шатаясь, я вышел во дворик и присел перед курятником. Пот лил с меня градом. Какое-то время я был словно в забытьи. Но вдруг почувствовал, что меня словно окатило прохладным душем. Я глубоко вздохнул и, открыв глаза, увидел Алекса Орбито, положившего мне руку на лоб.

— Ну вот, теперь все в порядке, — сказал он и вернулся в дом.

Я, словно загипнотизированный, последовал за ним. И как раз вовремя, потому что на кушетку ложилась супруга доктора Фава. По ее словам, она сказала ассистентке буквально две фразы: «У меня сердце. Бывают перебои».

Пожилую женщину положили на спину. Она расстегнула кофту. Орбито подошел, положил одну руку на лоб, а другую на грудь больной и оставался в таком положении целую минуту. Потом врачеватель принялся массировать женщине основание шеи. Его указательный и большой пальцы погрузились куда-то за ключицу. И хотя он манипулировал ими довольно долго, извлечена была лишь тоненькая пленка кораллового цвета. Никаким тампоном в этом случае Орбито не пользовался. После того как ассистентка вытерла ключицу ватой, смоченной кокосовым маслом, госпожа Фава встала и вышла со мной во дворик.

— Я чувствовала нажатие пальцев, словно кто-то меня ущипнул. Но сильной боли не было. А сейчас только жжение, — говорила она.

Мне вспомнилось, что выражение лиц пациентов во время операции практически не менялось.

Уже на обратном пути, сидя в машине, я попросил госпожу Фава обнажить ключицу и увидел на ней лишь небольшое красное пятно.

— Сколько же стоит обращение к такому известному вероврачевателю?

— По обычаю каждый дает сколько может. Мне, например, ассистентка посоветовала купить склянку растирания. Но я могла этого и не делать. Правда, большинство посетителей следуют советам, которые, впрочем, дает не сам Орбито, а его ассистенты.

Итак, никакой предварительной записи. Никакого выслушивания жалоб. Никакой заранее обговоренной платы. Никаких инструментов. Никакой анестезии. Никакой стерилизации. Причем оперирует филиппинский психохирург в каком-то немыслимом темпе, пропуская за два часа по шестьдесят человек, то есть затрачивая по две минуты на каждого.