В тихом омуте - Маргарет Миллар

Не обращая внимания на осколки стекла и разлитое молоко, Телма вошла в дом и присела за кухонный стол. Две мухи гонялись одна за другой в открытом окне. Гладя на них, Телма подумала, что пора Гарри навесить на окно сетку...

В последнее время она частенько думала о будущем, как о продолжении настоящего, думала обо всех мелочах из тех, что надо бы сделать в доме или на участке, строила планы на уик-энд по случаю Дня памяти павших. Но при этом она знала, что ничего подобного не будет. Знала, что они с Гарри больше не будут жить в этом доме, что кто-то другой поставит на лето сетку на окно. И еще она знала, что ее ждут другие великие перемены на ближайшем повороте судьбы. Миновать поворот она уже не могла, каждая секунда приближала ее к нему неумолимо, как бы она не цеплялась за привычную повседневность.

"Гарри должен будет..."

"Нет, Гарри не должен будет, – подумала она. – Надо мне привыкнуть к мысли, что мы здесь жить не будем. Какой-то посторонний человек навесит сетку на окно в кухне по просьбе своей жены, тоже совершенно посторонней женщины. Эти двое незнакомых людей будут жить в нашем доме, очень скоро он полностью перейдет в их собственность. Да ладно, не стоит разводить нюни по этому поводу. Никогда я наш дом по-настоящему не любила. Таких домов в Онтарио – тысячи, тысячи квадратных коробок из красного кирпича. Я хочу жить в одноэтажном доме, в тех краях, где нет зимы".

В столовой зазвонил телефон. Телма была уверена, что звонит Гарри, но сразу не могла решить, снимать трубку или нет.

– Алло?

– Телма, это ты, дорогая?

– Да.

– Прошло твое недомогание?

– Да.

– Послушай, любовь моя. Я звоню из Уайертона. Рон пока что не объявился. Может, тебе что-нибудь известно?

– Нет.

– Ладно, ты не беспокойся, все будет хорошо.

– Да? – спросила Телма и повесила трубку.

Через минуту телефон снова зазвонил. Телма повернулась к нему спиной. Пока шла к двери на кухню, нарочно считала звонки, как упрямый ребенок считает, сколько раз его позовут ужинать: "Телма. Телма? Телма! Телма..."

После заключительного звонка еще долго в ушах ее стоял звон, будто воспоминания.

– Телма? Телма, ты же меня слышишь.

– О да, тетя Мэй, вас может слышать любой житель города.

– Сейчас же иди домой и вымой грязные тарелки.

– Нет, тетя Мэй.

– Опять прячешься, прикидываешься, будто не слышишь? Все равно меня не проведешь, Телма!

– Когда захочу, тогда и проведу.

– Ну и подлая же ты девчонка, змея подколодная. Если ты сейчас же не вернешься в дом, я напишу твоей маме, что не могу с тобой справиться. Одному Господу Богу известно, как ты меня объедаешь, а она не шлет ни пенса на твое содержание. И мы с тобой кончим работным домом, как это тебе понравится, мисс Принцесса, которая не желает мыть посуду?

– Если вы попадете в работный дом, я зайду навестить вас – в норковом манто и в бриллиантах.

– Телма Шефер, куда ты запряталась?

– Под вешалку. Вы можете дотянуться до меня рукой. Попробуйте, я укушу.

– Ах, непутевая сестра моя, чего же еще ждать от тебя, как не испорченного ребенка? Отвечай, слышишь, негодница?"

Тетя Мэй давным-давно умерла, но Телме напоминал о ней любой резкий звук: будильник, телефон, дверной звонок, и это был голос власти, призыв к выполнению долга – иди домой и мой посуду. Вставай, иди на работу. Сними трубку и ответь Гарри.

Прятавшийся под вешалкой ребенок навсегда остался в Телме. Голос тетушки Мэй все еще был в состоянии испортить самую нежную мелодию, а зеленоватая желчь ее натуры все еще окрашивала окружавший Телму мир.

Она начала готовить завтрак, деловито расхаживая по кухне, насупив брови, словно хотела доказать всем на свете, что она чего-то стоит.

"Неправа была тетя Мэй, – думала Телма. – Не закончу я своя дни в работном доме. У Рона деньги, куча денег. Мой ребенок будет обеспечен всем на свете и окружен любовью. Над ним не будет тети Мэй, не будет призрака бедности и страха. У нас будет одноэтажный дом в том краю, где не бывает зимы, у ребенка не будет течь нос с осени до весны, как у здешних ребятишек. У него будут лучшие няньки, лучшие одежды, лучшие школы..."

Завтрак Телма съела как во сне, без всякого удовольствия, не ощущая даже вкуса, заставила себя поесть только потому, что ребенок нуждался в питании. Когда кончила, выпила чашечку кофе в гостиной, расположенной со стороны фасада.

В комнате было прохладно и темновато, шторы были опущены с вечера, когда она прислушивалась, не зашуршат ли на гравии дорожки широкие шины "кадиллака". Уже наступила весна, но в гостиной пахло по-прежнему зимой, когда долгими неделями не открывались окна и постоянно включался калорифер, от которого шел затхлый пыльный дух, полностью не выветривавшийся до осени.

Телма подняла шторы и распахнула оба окна. В комнату ворвались летние звуки: крики ребятишек, ссорившихся из-за велосипеда, жужжанье роликовых коньков, стук молотка. Молодой муж из дома по другую сторону улицы снимал зимние рамы, а жена его с гордостью наблюдала за ним, будто он совершал подвиг. Солнышко словно магнитом вытянуло всех на улицу, потому что была ранняя весна, и люди, не имея на то особых причин, еще остерегались выходить на свежий воздух без головных уборов и в рубашках с засученными рукавами, поэтому подыскивали какой-нибудь предлог. Мыли машины, красили ставни, прогуливались с детьми, укатывали лужайки, обменивались новостями.

И Телма, глядя на соседей, думала: "Интересно, что они знают обо мне. Когда обо всем напишут в газетах – а напишут обязательно, тут уж никуда не денешься, они все узнают, может, удивятся, а может, заявят, что кое о чем подозревали, видя здесь частенько автомобиль Рона".

Снова зазвонил телефон в столовой. Телма была уверена, что это Гарри, и она не сняла бы трубку, если бы не были открыты окна и соседи из дома напротив не слышали бы прекрасно телефонный звонок. Соседи знали, что Телма дома, возможно, видели, как она подходила к окну, и теперь удивились бы, почему же она не снимает трубку. В этом квартале, как в деревне, никакая мелочь не останется незамеченной.

Поэтому Телма поспешила в столовую и сняла трубку, раздраженная назойливостью Гарри:

– Алло?

– Это дом мистера Брима?

– Да.

Низкий и негромкий женский голос, подчеркнуто учтивая речь.

– Мистер Брим дома?

– Нет. Я его жена, Телма Брим.

– С вами говорит Джойс Рейнолд, миссис Брим. Возможно, вы меня помните, встречались два-три года назад, а с Гарри мы знакомы давно. Он был очень добр к моей бедной дочери, Дороти. Ваш муж скоро должен вернуться?

– Боюсь, что нет. Но если я чем-нибудь могу быть вам полезна...

– Это очень любезно с вашей стороны, но я не знаю, просто не знаю... Случилась довольно странная вещь. Правда, дело было вчера вечером, но час показался мне слишком поздним, чтобы звонить Гарри, к тому же я не знала, как мне поступить. И сейчас не знаю. Вам не звонил вчера вечером Рон Гэлловей и не говорил как-то странно?

– Нет. – Телма грустно вздохнула. – Что вы называете словом "странно"?

– Сбивчиво. Бессвязно. Так мне сказала Дороти. Понимаете, он позвонил не мне, а ей. Когда зазвонил телефон, я как раз укладывала Дороти в постель, и Рон сказал, что хочет поговорить с ней. Несколько лет он не давал о себе знать, я подумала, он хочет Сказать что-то важное, и разрешила Дороти поговорить с ним. День у нее прошел хорошо, и она чувствовала себя бодрей, чем обычно, я люблю, когда она чуточку возбуждается, если это ей не повредит. Я конечно, совершила ошибку. Надо мне было сообразить, что Рон пьян или не в себе. С той минуты Дороти в ужасном состоянии.

– А какое отношение к этому имеет Гарри, миссис Рейнолд?

– Рон несколько раз упоминал Гарри, говорил об исправлении ошибки, сожалел о том, что причинил ему зло. Ну разве есть в этом какой-то смысл? Какое зло Рон мог причинить Гарри, если они с детства такие друзья – водой не разольешь? И почему после стольких лет молчания Рон вдруг позвонил Дороти и понес сентиментальную чушь по поводу того, как обошелся с ней?

– Я не... не знаю.

– Бедная Дороти и без того достаточно настрадалась. Вот я и подумала, что, может, Гарри приехал бы и поговорил с ней, хоть немножко бы успокоил. Дороти всегда любила Гарри, и Рон вроде бы хотел, чтобы она с ним повидалась.

– Почему?

– Похоже, Рон верит, что совершил нечто ужасное. Он что-нибудь сделал?

– Нет. – Телма произнесла это слово резко и убежденно.

– Вы недавно с ним виделись?

– Да.

– Он показался вам совершенно нормальным?

– Да, совершенно нормальным.

– Просто удивительно. Нормальному человеку вдруг не придет в голову позвонить бывшей жене, которую он не видел много лет, и заявить, что хочет попросить у нее прощения, прежде чем отправится в путь.

– В путь?

– Он сказал, что уезжает. А когда Дороти спросила, куда, ответил, что не может этого сказать, так как это безвестный край. Дороти говорит, что это как будто строчка из какого-то стихотворения.