Святое дело - Михаил Серегин

Он был очень доволен тем, как ушел: вовремя и с оставленным за собой последним и очень веским словом. Лучшего ухода и придумать было невозможно.

Он уснул, и всю ночь ему снилось, как он пробирается с Костей по тальниковым зарослям к какому-то особенному рыбному месту, но тальник все не кончается и не кончается, а открытой воды все нет и нет...

На следующий день, сразу после службы, отец Василий отправился в районную больницу и дождался, когда Костя освободится. Но его ожидания не оправдались – ни один из травмпунктов города никого с переломами не принимал.

– Меня этим Бугров уже с восьми часов донимает, – усмехнулся главврач. – Я, говорит, абсолютно точно одному плечевой сустав наизнанку вывернул... Мы с ним даже в область позвонили – полная тишина: ни вывихов, ни переломов.

– И с травмами лица никого? – со стремительно угасающей надеждой спросил священник.

– Есть один, – охотно ответил врач, и отец Василий превратился в слух. – Мальчик одиннадцати лет, вчера поступил.

Священник снова пригорюнился. Он собрался было уходить и вдруг вспомнил старый разговор.

– Кость, а от чего, ты говорил, Бача у тебя лечился?

– А разве я что-то говорил? – язвительно усмехнулся главврач и дружелюбно похлопал батюшку по плечу. – Расслабься, Мишаня, ничего этот Бачурин твоей пастве не сделает. Ну, подумаешь, пошалили ребятишки...

– Ах, если бы, – вздохнул священник. Он чувствовал исходящую от Бачи внутреннюю силу. Да, он неопытен, да, зелен, но сила была. И не считаться с этим отец Василий не мог.

Отец Василий вышел на улицу и только теперь вспомнил, что есть еще одно место, где пострадавший от бугровских боевых навыков человек мог оказаться минувшей ночью – ментовка. Он быстро прошел к зданию РОВД, поздоровался с дежурным и направился прямо к начальнику. Секретарша препятствовать ему не стала, и священник воспринял это как добрый знак.

– Бог в помощь, Аркадий Николаевич, – с порога поздоровался он. – У меня к тебе вопросик имеется...

– Это вы правильно, батюшка, сделали, что пришли, – поднялся ему навстречу Скобцов, но руки не подал. – Хоть оперов от дела отрывать не придется. Показания сразу дадите или как?

«Вот молодцы! – обрадовался отец Василий. – Неужто уже приперли этих недоумков к стенке?!» Он так и знал, что раненому человеку, кроме как в больнице да милиции, нигде не скрыться.

– Конечно, сразу! – облегченно вздохнул он от предчувствия, что наконец-то все пойдет правильно.

– Это здорово, – улыбнулся оценивший его готовность сотрудничать с органами следствия начальник РОВД. – А то гражданин Сусликов нам тут целую лекцию о правах человека прочел, вконец моих оперов задолбал!

– А при чем здесь Сусликов? – оторопел священник. – Он-то на меня не нападал... Голову на отсечение даю.

– Зато вы ему всю мастерскую расколошматили, – усмехнулся Скобцов. – Я, конечно, его творения искусством не считаю, но я ведь и не спец, это пусть эксперты разбираются в размерах нанесенного ущерба...

– Не понял... – сглотнул священник и почувствовал себя нехорошо.

– А что тут непонятного? – широко улыбнулся главный городской мент. – Сусликов оценил свои потери в сто пятьдесят тысяч долларов; это, разумеется, включая упущенную прибыль – сорванные сделки, компенсация неустойки заказчикам...

– Чего?!! Сколько?! – не мог поверить священник.

– Сто пятьдесят тысяч «зеленых», – зацокал языком Скобцов. – И, кстати, имейте в виду, адвокат у него хороший, специально из области приехал...

«А Бача ведь мне обещал, что ответить за разгром придется! – вспомнил отец Василий. – И чего теперь делать?»

Он совершенно растерялся. Ему и в страшном сне не могло привидеться, что заштатный районный скульптор, не умеющий даже сделать толковой вывески на магазин, а потому вечно строящий из себя непонятого гения, оценит свою лепню в такую сумму!

Не чуя под собой ног, он сходил вместе со Скобцовым вниз, на второй этаж, к сыскарям, не до конца въезжая в то, что делает, дал показания, подписал протокол и в совершенно убитом настроении побрел в храм. «Мне еще суда не хватало, – качал священник головой. – До патриархии точно дойдет! И ведь не объяснишь никому, что у меня было моральное право устроить выволочку этому горе-художнику!»

Только шагнув за порог храмовой бухгалтерии, священник понял, что ему следует сделать: наступать. Потому что дойди дело до суда, да еще с нанятым Бачей адвокатом, еще неизвестно, как все повернется. Это надо было пресекать заранее, в корне. Он вытащил из верхнего ящика стола телефонный справочник обладминистрации. Быстро отыскал номер комитета по делам молодежи и вскоре уже говорил с председателем.

Понятно, что отец Василий ни словом не упомянул ни об учиненном им погроме, ни о вчерашней схватке с Бачиными парнями на территории частного коттеджа. А сделал максимальный акцент на самой сути происходящего.

– Поймите меня, правильно, Кирилл Сергеевич, дело слишком далеко зашло! – орал он в трубку. – Уже трое ребят отравились неизвестным наркотиком, а тут еще эти идолы...

– А при чем здесь Бачурин? – удивился председатель. – Он что, наркотики им поставлял?

– Я не знаю, откуда у них эта дрянь, – был вынужден признать священник.

– А в чем вы его тогда обвиняете?

– Да как вы не поймете?! – возмутился расстроенный невозможностью объяснить все отец Василий. – Они же идолопоклонством занимаются! А от него до сатанизма один шаг!

– Ну, я прямо не знаю, что вам и сказать, – засомневался председатель молодежного комитета. – Идолопоклонство – это, конечно, плохо, но не запрещено. И вообще, организация, которую зарегистрировал у нас Бачурин, краеведческая; идолы вполне могли быть использованы как наглядное пособие по истории родного края...

Он определенно защищал Бачурина.

– А вы знаете, что они у нас тут женский бокс устроили?! – не вытерпел священник.

– Что, правда?! – хохотнул председатель. – Надо же! А мне он ничего об этом не сказал! Интересно было бы посмотреть... Священник сделал еще несколько попыток убедить Кирилла Сергеевича как-то приструнить Бачу, проверку, например, сделать, пригрозить, в конце концов, но вскоре осознал, что все это бессмысленно. Заведующий губернским вьюношеством молодящийся администратор ни в какую не хотел портить отношений с Бачуриным, это было видно невооруженным глазом.

Он четко и недвусмысленно разъяснил, что отравлениями у нас занимается облздрав, наркотиками – менты, а женский бокс и принесение в жертву деревянным изображениям Перуна и Сварога домашних животных специально никто не запрещал, отчего эти занятия в глазах закона выглядят вполне легитимно.

Более того, с точки зрения этого бюрократа, все, чем занимается господин Бачурин, нужно и полезно нашему обществу. Ибо, изучая историю отечества, молодежь на практике приобщается к мощным и поистине великим корням нашего народа. И неважно, бьются ли ребятишки на деревянных мечах, разучивают обрядовые песни древних славян или даже имитируют жертвоприношения мифологическим божествам. Все это есть процесс познания прошлого, глубоко духовный по своей сути и совершенно не предосудительный.

– А как же православие?! – чуть не заплакал отец Василий. – Разве не вера и разве не новый завет господа нашего Иисуса Христа есть истинный свет миру?! Разве не сказал нам Иисус...

Но Кирилл Сергеевич слушал вполуха и совершенно не был настроен паниковать только из-за того, что в одном из дворов райцентра принесли в жертву какую-нибудь курицу или даже кролика. Он вообще не принимал и не разделял тревоги отца Василия. Ну, резвятся ребятишки, так и хрен с ними, пусть резвятся, сейчас время такое, не запретишь. В общем, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы денег у обладминистрации не просило...

Священник швырнул трубку и обхватил кудлатую голову крепкими, но, увы, бесполезными в этой ситуации руками. Он не видел достойного выхода. А судя по тому, что и Бугров не звонил, и он не имел никаких предложений.

И тогда отец Василий сходил за диаконом Алексием, поручил ему храм и побрел по пыльной, раскаленной, словно адская сковородка, улице в районную больницу, к Косте. Это было необъяснимо, но общение с циничным, атеистически настроенным главврачом всегда придавало ему сил.

Костю он нашел сидящим в своем кабинете и задумчиво листающим бухгалтерский баланс. Главврач оторвал глаза от огромных распечаток, бросил беглый взгляд на священника и поправил очки.

– Неважно выглядишь, Мишаня, – констатировал он.

– Сам знаю. – Отец Василий упал в глубокое кресло. – Жара на улице невыносимая. Даже в храме ни одного прихожанина.

– Это не жара виновата, – покачал головой Костя. – Это твоя упертость поповская виновата. Что, никак успокоиться не можешь?

– Не могу, Костя, – признался священник. – Ума не приложу, что делать с этим Бачуриным. Вот думал, может быть, ты что-нибудь предложишь...