Звезда заводской многотиражки - Саша Фишер

Остальные страницы девственно чисты, прописки нет. Упс, это получается, что я в СССР без прописки? Непорядок…

Ладно, смотрим, что у нас в сумке.

Я запустил руку в ее мягкое чрево и первым делом нащупал плотный бумажный пакет. Толстенький такой, размером с альбом.

Новенький синий диплом. Несколько фотографий разного размера, бумаги.

Отлично. О, надо же, а диплом-то у меня не хухры-мухры, а Московского Государственного Университета имени Ломоносова по специальности «журналистика».

Успеваемость… Нда, не очень прилежный я был студент, отлично только по истории КПСС.

Выдан тридцатого июня восьмидесятого года. А сейчас ноябрь. И где я таскался, интересно, все предыдущее время?

Так, бумажка… Удостоверение номер семь-три-четыре, ха, очень смешно.

А, я понял, что это! Это распределение! Как дипломированного молодого специалиста меня направили в распоряжение редакции газеты «Новокиневский шинник». В должности согласно штатному расписанию и обеспечением жильем, правда, не уточнено, каким именно. Это где же я так нагрешил, что меня после МГУ сослали в заводскую многотиражку, а? Вот почему Дима спрашивал про общежитие… Они же наверняка содержимое сумки внимательно изучили.

Фотографии. Три групповых черно-белых фото. Фотокарточка явно из туристического похода. Вот он я, бравый, в штормовке и в обнимку с еще двумя парнями. Фотография в строгом костюме с претензией на какую-то даже художественность. Взгляд с решительным прищуром, на заднем плане — книжный шкаф.

Зеленая книжечка свидетельства о рождении. Зеленая же книжечка школьного аттестата… Ха, тоже интересно. Школу я закончил вообще в Свердловске. Что за семья такая у нас была?

Стоп.

Я снова открыл свой паспорт. Мельников Иван Алексеевич.

Знавал я парочку Мельниковых… В девяностые они заправляли всей теневой частью Новокиневска. Владельцы, так сказать, заводов-газет-пароходов. Я когда писал про их деятельность серию статей, то биографию обоих прямо-таки под лупой изучал. И отца двух братьев звали как раз Алексей. Военный, много переезжал. А братьям сейчас должно быть… эээ… Игорю двадцать восемь, Илье — двадцать пять.

И в Новокиневск они приехали в семьдесят восьмом, то есть, два года назад. Как раз когда я грыз гранит науки в столице.

Еще у них была сестра, но когда я занимался своим расследованием, она уже упорхнула за океан. И звали ее Ирина. В восьмидесятом ей должно быть восемнадцать.

Был ли там третий брат?

А ведь да, было какое-то упоминание о погибшем. Просто без имен и подробностей.

Иван? Имя тоже на букву «И», как и у остальных птенцов гнезда Мельниковых.

Может ли это быть тело третьего брата глав местной Коза-Ностры?

Которой, по идее, еще даже в проекте нет, восьмидесятый год на дворе, какие бандиты?

Я сложил все документы и фотокарточки в стопку и аккуратно засунул обратно в конверт. Встал, подошел к зеркалу на двери шкафа. Еще раз внимательно себя осмотрел.

Похож?

А хрен его знает, вот честно! Мельниковы к моменту, когда я их персонами заинтересовался, выглядели мордатыми бегемотами. Мое же отражение показывало мне юного красавца, которого впору на обложки советских журналов размещать. Как эталонного строителя коммунизма.

Ладно, что там у нас дальше в сумке?

Я вернулся в кресло и осторожно выложил все содержимое, раскладывая по тематическим кучкам.

Из интересного и необычного были трое трусов производства Финляндии и блокнот с заметками. Я открыл, полистал, но тут же закрыл. Это предмет для более вдумчивого изучения, отложу пока. Также имелась новенькая футболка с олимпийским мишкой, полотенце бело-желтое, большое, тоже посвященное олимпиаде, три пары носков, зубная щетка и паста в пластмассовой коробочке. Паста — поморин. Жестяная коробочка леденцов «Монпансье». Армейская фляжка… Открутил крышечку, понюхал. Ох ты ж… Портвейн? Или сквермут какой-нибудь? Наполовину полная. Видимо, в поезд взял, чтобы ехать было нескучно.

Сунул руку в боковой карман, который смотрелся пустым. Ага. Билет.

Розовенькая бумажка, сообщающая, что приехал я в Новокиневск из Москвы вчера, в плацкартном вагоне на семнадцатом месте. Эх, были же времена! Паспорт еще не требовался, чтобы билет на поезд купить.

Ну что ж, подобьем итог.

Я Иван Мельников, закончил МГУ летом этого года. Лето провел фиг знает где, если бы я был на месте этого Ивана, то из Москвы бы постарался не уехать. Олимпиада же! Событие мирового масштаба! Вот и он, наверное, так решил.

Ну и либо в процессе оной олимпиады как-то накосячил, либо просто был выпускником, не особо подающим надежды, так что ему сунули в зубы распределение в Новокиневскую заводскую газету. И паспорт еще поменял зачем-то. Значит прошлый либо потерял, либо… либо в нем появились порочащие отметки, показывать которые в приличном обществе вредно для карьеры или здоровья.

В общем, юноша купил билет и приехал в Новокиневск.

Где его сбросили с девятиэтажного дома без верхней одежды.

Никакого бумажника в сумке не оказалось, так что из денег у меня был один только пятак одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года выпуска, который я обнаружил в заднем кармане своих штанов. Как раз в том самом, на котором красовались крупные буквы «Рила».

И еще — вещей было как-то маловато. Точнее, какой-то бестолковый набор. Выглядело так, будто кроме этой сумки где-то еще должен быть чемодан. Где-то же должна быть еще какая-то одежда, кроме этих вот псевдоджинсов и рубашки. Хотя может я просто плохо помню жизнь и быт советских человеков. Может, три пары финских трусов и полфляжки портвейна — это более, чем достаточно для счастливой и безбедной жизни.

Я сложил вещи обратно в сумку, застегнул молнию и откинулся на спинку кресла.

Посмотрел на безмятежно дрыхнущего Веника.

«Спасибо, парень! — подумал я. — Если бы не ты, то сидел бы я сейчас в ментовке и путался в показаниях».

Или за мной уже приехала бы бригада крепких парней с Полевой. Дурдом на Кирпичном еще не построили потому что…

Я тихонько встал, ощутив необходимость размяться. Потрогал голову в том месте, где был ком запекшейся крови. Никакой болезненности и припухлости, будто кровь там взялась вообще непонятно откуда.

Тут меня по голове как пыльным мешком ударило.

Восьмидесятый в Новокиневске.

Это значит, что где-то здесь есть я сам! Жан Колокольников, ученик третьего класса шестьдесят девятой школы! Ну да, мы как раз в этом году получили новенькую трешку на Спортивной. Вокруг сплошные пустыри. Это сейчас там спальные районы до горизонта, а в восьмидесятом еще ничего не было. Помню, когда Брежнева хоронили, все заводы включили гудок, я вышел на балкон девятого этажа его послушать, и вид был на заросший сухими кустами пустырь. На котором потом возведут кондитерскую фабрику.