Коварный заговор - Роберта Джеллис

— Боюсь, однако, — добавила она неуверенно, — верна старая поговорка: яблоко от яблони недалеко падает.

— Но это не про него, — настаивал Иэн. — Он совсем не похож на короля Джона, насколько это вообще возможно.

— Солсбери любит короля или, во всяком случае, притворяется, — упорствовала Элинор.

— Солсбери никогда не притворяется. Он совершенно открытый человек и, вне всяких сомнений, любит Джона, — резко оборвал ее Иэн.

Наступившее молчание весьма красноречиво свидетельствовало, что Элинор осталась при своем мнении.

— Видишь ли, я думаю, это связано с их общим детством. — Иэн нахмурился, пытаясь найти слова; объяснившие бы ей, что он имел в виду. — Солсбери всего лишь на два-три года его старше. Джон из-за своего положения всегда был окружен неприятностями, даже в малолетстве. И Солсбери, как старший брат, всегда защищал его. Это вошло в привычку. Он часто не соглашается с тем, что предпринимает Джон…

— Но ты же не слышал возражений из его уст? — спросила Элинор, пораженная горячностью, с какой Иэн защищал этого анжуйца.

— Слышал, — резко ответил Иэн, — и я тоже высказал свое мнение на сей счет, но речь не шла об измене! Не нужно так смотреть на меня, Элинор. Я не ребенок.

— Это мы еще увидим, — рассердилась Элинор, — но я не имею ни малейшего желания узнать, что моего мужа обвинили р заговоре или какое там еще название придумает король, чтобы погубить тебя. Ты уверен, что ни одно слово из всех произнесенных не достигнет ушей короля?

Иэна разрывало одновременно несколько желаний, в том числе нормальная мужская реакция — желание намекнуть Элинор знать свой шесток и попридержать язык. В отличие от Саймона Иэн не воспитывался при дворе, где королева обладала почти той же властью, что и король. Кроме того, ему хотелось оградить Солсбери от несправедливых обвинений, но более всего — защититься от подозрений в глупой доверчивости. И превыше всего было убеждение, что Элинор все же приняла его предложение. Властная манера, в которой она произнесла слова «мой муж», не оставляла в этом никаких сомнений. Он придвинулся к ней ближе.

— Значит, ты берешь меня?

— Я уже сказала, что дело…

— Мы к этому скоро вернемся. Сейчас для меня важно другое. — Иэну казалось неестественным, что Элинор так быстро и легко согласилась. Он сказал, что она беспомощна против него, но это было неправдой. Элинор могла использовать множество уловок. Но она даже и не пыталась всерьез отбиваться от этого брака. — На каких условиях ты берешь меня?

— Условия? — Элинор сжала губы — ей казалось, что он пытается увести разговор в сторону. — Я полагаю, на тех же, на каких взяла Саймона. Твое — тебе, мое — мне, на всю жизнь. Твои земли перейдут по мужской линии — если ты не захочешь оставить что-нибудь дочери, но это не обязательно. На приданое дочерям у меня хватит. Нужно будет составить специальный пункт, если у тебя не получится иметь единокровного сына и ты захочешь передать свои владения Адаму. Это твое право. Ему вполне хватит земель, которые он имеет от Саймона. Ладно, Иэн, это может подождать, пока мы не поручим клеркам составить брачный договор. Ты увидишь, что я не совсем дурочка. Сейчас гораздо важнее выяснить, что на уме у Солсбери и что он может предпринять.

Разумеется, никакой ловушки тут не было. Она не собиралась создавать невозможные условия, которые заставили бы его взять назад свое предложение. По какой-то только ей ведомой причине, которую он, без сомнения, узнает лишь тогда, когда она сама этого захочет, Элинор решилась выйти за него замуж Иэн расслабился и почувствовал, как потяжелели его веки. Он вдруг вспомнил, что не спал уже трое суток и до того дремал урывками. Он широко зевнул и усмехнулся.

— Я могу сказать тебе, что он предпримет очень скоро. Если ты соблаговолишь пригласить его, он станцует на твоей свадьбе.

Это было интересно. Более того — интригующе. Поскольку Иэн знал о недовольстве короля, он едва ли стал бы рассчитывать на приезд кого-либо из ближайшего окружения Джона, за исключением тех, кто обязан присутствовать. Тем более он и не помечтал бы пригласить наперсника короля. Стало ли это результатом простой признательности и дружбы, как полагал Иэн, или у Солсбери созрел какой-то тайный замысел? Вильям был младшим внебрачным ребенком короля, которого Генрих II усыновил, но в недавние времена сильные внебрачные дети не раз захватывали трон.

Краска залила лицо Элинор. Она подняла глаза и с интересом посмотрела на Иэна. Тот уже смежил веки от усталости.

— Боже ты мой! — воскликнула она. — Какой же ты все-таки дурачок. Почему не сказал, что тебе нужно поспать?! Почему не отправился спать сразу после обеда?!

— Потому что мне нужно было знать… — произнес он расслабленным, чуть хриплым голосом, борясь с наваливающимся сном.

— Теперь тебе больше нечего узнавать. Иди спать!

Иэн хотел что-то ответить, но против воли снова широко зевнул. Это совсем обессилило его. Он улыбнулся, подошел к Элинор и поцеловал ей руку.

— Да, мадам, — покорно произнес он. Она наблюдала, как он медленно поднимается по лестнице. Даже сейчас он был грациозен, как большая кошка.

— Иэн! — окликнула она.

Он резко остановился, спина его напряглсь, и он резко повернул голову. В глазах его застыл ужас.

— Не вздумай одеваться утром, пока я не посмотрю твою спину!

Напряжение спало. Он в последний раз сонно улыбнулся:

— Да, мадам.

3.

Полтора года, прошедшие с того времени, как заболел Саймон, показались Элинор тысячелетием. Каждый день проходил на налитых свинцом ногах, каждая ночь наполнилась страхом, постоянным прислушиванием к затрудненному дыханию мужа. И когда его дыхание затихало, вместе с ним, казалось, останавливалось и время.

Тогда были лишь периоды света и тьмы, по которым Элинор различала день и ночь, были звуки, в которых она узнавала собственный голос; порой даже слышался звук, который, как она знала, был смехом. Ничто из этого не имело особенного значения. Потом время вновь начинало двигаться, но это было еще хуже. Каждый день казался бесконечным, и тем не менее дела, которые требовали своего разрешения, так и оставались недоделанными.

Приезд Иэна разрушил угрюмую очередность «я должна» и «я могу». Его физическое присутствие каким-то образом наполнило ее проблемы срочностью и реальностью разрешения, и Элинор вдруг нашла в себе силы подступиться к ним. И дело было не в том, что она рассчитывала на какую-то серьезную помощь самого Иэна.

После трех месяцев горя, сомнений и тревог, оказавшись в уютном доме Элинор, Иэн совершенно размяк. Он спал сутками, просыпаясь только для того, чтобы проглотить порцию еды, дать перевязать себе раны и снова вернуться в постель, когда прикажут. Он так отупел от усталости, что не видел даже ужаса в глазах детей. Точно таким же стал перед смертью их отец, а значит, Иэн никогда не будет больше с ними играть.