Пендервики на улице Гардем - Джинн Бёрдселл

— Розалинда!

— Да, папа?

— Ты потом объясни Анне, что меня трудно провести.

— Хорошо, папа.

Прихватив ещё горсть крендельков, Анна заторопилась.

— Ну, я пошла. Мне ещё уроки делать, а потом на каток. Всего хорошего!

Проводив её глазами, мистер Пендервик покачал головой.

— Просто ангел. Одна беда, никогда не поймёшь, что у этого ангела на уме! Ну ладно, рассказывайте: как прошёл день? Я буду готовить ужин, а вы давайте всё по порядку. Что в школе? Что в садике?

После ужина Розалинда объявила, что все могут идти заниматься своими делами: сегодня она вымоет посуду сама. Честно говоря, она просто хотела, чтобы во время Анниного звонка никто не путался под ногами — врать всё-таки легче без свидетелей. Бетти и Пёс радостно удалились в гостиную кататься, точнее толкаться и выяснять, кто крепче сидит в красной тележке. Скай и Джейн пошли к себе в комнату, хоть и не так радостно — то есть хорошо, конечно, что не нужно мыть посуду, но придётся раньше приниматься за уроки, — и уселись каждая за свой стол.

Скай быстренько набросала отчёт о прочитанных «Ласточках и амазонках» и, захлопнув читательский дневник, придвинула к себе чистый лист бумаги. «Дурацкие ацтеки» — написала она наверху. Пьесу сдавать в конце недели, так что, хочешь не хочешь, пора брать себя в руки и писать.

Внизу зазвонил телефон.

— Это Анна, — сказала Скай. Ей вдруг захотелось кинуться вниз и предупредить папу, пока не поздно. Она покосилась на сестру.

Джейн выглядела маленькой и испуганной — видно, тоже ощущала себя неважно.

— Вот как нас сейчас поймают, — сказала она, — как увидят, какую мы сплели паутину лжи и обмана… И тогда прощай навек наше доброе имя.

— Ага, — откликнулась Скай.

Через минуту в дверь заглянула Розалинда.

— Мы с папой едем на каток. Бетти и Пёс с нами. Пожелайте нам удачи.

— Удачи! — сказала Джейн.

Розалинда ушла.

Размышляя над тем, что такое удача, Скай вместе со стулом всё сильней отклонялась назад и вбок, пока стул не начал опираться на одну ножку. С точки зрения математики, думала Скай, никакой удачи в природе нет, есть лишь вероятность случайного события. Была бы она, удача, — папы никогда не ходили бы на свидания, а Мелисса Патноуд вообще не родилась бы на свет. Или родилась бы не в Массачусетсе, а в другом каком-нибудь штате. И можно было бы, задрав ноги, спокойно балансировать на стуле, который стоит на одной ножке. Она оторвала от пола одну ногу, потом другую… Ай… Ай!

— Ещё раз треснешься вместе со стулом — разобьёшь себе голову, — предупредила Джейн. — А дома никого нет, кроме меня, и некому будет выслушивать твоё предсмертное покаяние.

— Почему это я должна каяться? Мне не в чем каяться. — Скай встала с пола и подняла стул. — Ну, разве что зря я высказала эту дурацкую идею насчёт папиных свиданий. И ещё я терпеть не могу ацтеков и терпеть не могу писать про них пьесы!

— Вам что, задали пьесу об ацтеках? Скай! Везёт же некоторым. Вот удача так удача!

Хм-м, опять удача, подумала Скай. А что такое эта удача? Взять хотя бы её, Скай, — чего бы, например, ей больше всего хотелось? Наверно, съездить в Бостон, в гости к Джеффри. И чтобы кто-нибудь написал за неё эту пьесу про ацтеков. Она кинула взгляд на Джейн. Та сидела склонясь над листом бумаги и что-то прилежно на нём выводила. Значит, взялась наконец за сочинение про науку, решила Скай. Она поднесла к глазам бинокль и вскоре выяснила, что если встать на стул, направить бинокль в сторону стола Джейн и немного подрегулировать резкость, то вполне можно читать написанное:

Ненавижу сочинения про науку. Ненавижу сочинения про пауку. Ненавижу сочинения про пауку. Ненавижу…

— Джейн, — сказала она, снова садясь на стул. — А помнишь, как в прошлом году я построила за тебя модель ветрогенератора, а ты написала за меня те стишки?

— Ага, и ты тогда сказала, что больше никогда в жизни не будешь меняться со мной домашними заданиями.

— А что я ещё могла сказать? Думаешь, мне легко было убедить учительницу, что это я написала: «Тра-ля, восторг, сияет солнце, жужжат шмели над головой, и я, ха-ха, кружуся в танце, хоть смерть маячит предо мной»? А когда я её наконец убедила, что это я, а не кто-то другой, она спросила, не хочу ли я встретиться со школьным психологом.

— Угу. — Джейн не любила слушать истории, из которых явствовало, что она написала что-то не то.

— Но вообще-то я, наверно, была неправа насчёт «никогда в жизни».

Джейн ничего не ответила, и Скай снова попыталась с поднятыми ногами балансировать на одной ножке стула. Она решила, что если разобьёт себе голову, то хотя бы пьесу можно будет не писать.

— А мне об ацтеках всё-всё интересно, — помолчав, сказала Джейн.

Скай перестала балансировать, её стул с грохотом встал на четыре ножки.

— А мне зато интересно было бы написать это сочинение… про что там?

— «Как наука изменила нашу жизнь».

— Вот-вот. Про науку я могу хоть десяток сочинений накатать, мне не трудно. Мне вот только интересно, ты-то можешь выдать нормальную пьесу? Без этих твоих «тра-ля» и «ха-ха»?

— Конечно.

— Ну так вперёд! — Скай перетащила кипу книг про ацтеков на стол Джейн. — Да, чуть не забыла! И без Сабрины Старр.

— Конечно! — Джейн, с сияющими глазами, потянулась за верхней толстой книгой.

Полчаса спустя Скай торжествующе отбросила ручку. Её сочинение под названием «Решающая победа антибиотиков» было готово — отличное, просто идеальное сочинение, сдобренное научными фактами в нужном количестве и в нужных местах. Скай с удовольствием похвасталась бы им перед сестрой, но Джейн ещё лихорадочно писала, и по её счастливому лицу было ясно, что она сейчас не здесь, а витает где-то над землями древних ацтеков. Ладно, пускай витает. Прихватив бинокль, Скай через окно вылезла на крышу.

По всей улице Гардем в домах уже горел свет, и нужна была изрядная сила воли, чтобы не навести бинокль на какое-нибудь освещённое окно. Честно говоря, Скай не удержалась и навела. Но только на одну секунду, потому что это оказалось окно Гейгеров, и как раз в этот момент из окна выглянул Ник, про которого Скай точно знала: поймает за подглядыванием — убьёт. Поэтому она не мешкая направила бинокль в небо. Оно, кстати, уже очистилось — унылые облака, весь день висевшие над Камероном, разметало ветром. Скай стала смотреть на звёзды. Ей нравилось разглядывать геометрические фигуры, которые получаются из звёзд. Сейчас, например, ей вдруг срочно захотелось отыскать звёздный ромб. Ромб, растянутый квадрат — что может быть интереснее?

Тут рядом послышался какой-то посторонний звук, и Скай поняла, что у неё гости. Направив бинокль на источник звука, она увидела прямо перед собой большого оранжевого кота. Наверно, он вскарабкался сюда по дереву, как Томми в прошлый раз.

— Брысь, — сказала Скай. Она не любила, когда ей мешали.

Кот неторопливо повернул голову в её сторону. У него были жёлтые глаза и серьезная умная морда — если, конечно, допустить, что у котов бывает ум. Скай такого не допускала. Общаться с котами, как и с младенцами, у неё плохо получалось.

— Брысь, кыш отсюда! — сказала она. — Проваливай, не то я из тебя котлету сделаю.

Продолжая смотреть прямо на Скай, кот спокойно уселся и начал вылизывать себе левую лапу. «Ну, давай, делай», — всем своим видом говорил он. Это уже была наглость, терпеть которую Скай не собиралась, тем более от кота. Она начала медленно и осторожно сползать на пятой точке по скату крыши, всё ближе и ближе придвигаясь к оранжевому нахалу, — но в ту самую секунду, когда она уже готова была его схватить, он легко вспрыгнул к ней на колени.

— Дурак, — сказала она, но руки как-то сами обернулись вокруг кота, и это оказалось неожиданно приятно.

К ошейнику кота была прикреплена пластинка с надписью. «Меня зовут Азимов Ааронсон» — прочла Скай[16]. Значит, у Ианты всё-таки есть кот. Правда, Бетти так и говорила, но она вечно что-нибудь выдумывает. Всё равно, решила Скай, нечего коту рассиживаться на моей крыше, даже если его хозяйка — астрофизик. Но пока она прикидывала, какое потребуется усилие, чтобы придать ускорение такому крупному коту, он свернулся у неё на коленях, всем своим видом показывая, что намерен остаться надолго. И заурчал. А Скай продолжила искать на небе ромбы, и время текло легко и приятно, но наконец улица Гардем внизу и звёздные ромбы наверху озарились светом фар: к дому подъехала папина машина.

— Всё, Азимов, теперь топай к себе, — сказала Скай.

Азимов — кажется, твёрдо решивший сразить Скай силой своего интеллекта — послушно спрыгнул с её колен, перебрался с крыши на дерево и исчез в темноте.

— И больше тут не появляйся! — крикнула ему вслед Скай, столь же твёрдо решившая не поддаваться на кошачьи происки. И вернулась через окно в комнату.