Собиратель костей - Джеффри Дивер

Только спокойствие.

Можно смотреть в этот черный глаз трубы и притвориться, будто он даже весело подмигивает. Надо сделать вид, будто это и есть твой ангел-хранитель, старающийся приободрить тебя и вселить в душу хоть каплю надежды.

Ти-Джей сидела на полу в окружении бесконечных труб и проводов. Здесь царила настоящая жара. Жарче, чем в столовой у ее брата, жарче, чем в июльские дни в запертом автомобиле с поднятыми стеклами. Где-то капала вода, с потолка, с древних решеток свисали самые настоящие сталактиты. Единственным освещением здесь были несколько тусклых желтых лампочек. А над самой головой Ти-Джей красовался какой-то предупреждающий знак. Она не могла разобрать, что же там написано, и видела сейчас только расплывчатый текст в красной рамке. О чем бы ни сообщала эта табличка, в самом конце надписи был выведен жирный восклицательный знак.

Ти-Джей снова попыталась высвободиться из оков, но наручники надежно сжимали ее запястья, грубо врезаясь в кожу почти до кости. Отчаянный, какой-то животный крик вырвался из горла несчастной женщины. Однако толстая липкая лента и гул работающего где-то неподалеку оборудования заглушили этот невнятный звук. Никто не смог бы услышать его, даже если бы находился рядом.

Черный глаз безмолвно смотрел на девушку. «Ты ведь обязательно спасешь меня. Верно?» — уже в который раз мысленно обратилась девушка к бездушной трубе.

Неожиданно где-то вдали раздался грохот металла, словно кто-то закрыл где-то железную заслонку. Примерно с таким же звуком запираются двери на пароходе. Шум исходил откуда-то из недр трубы, из ее дружелюбного «глаза».

Женщина дернулась и попыталась встать на ноги, однако, ей не удалось приподняться ни на дюйм.

«Ничего страшного, не надо паниковать, — снова напомнила она себе. — Немного переждем и попробуем еще раз».

Только теперь она поняла, что сумеет прочитать табличку, расположенную наверху. Надо только немного придвинуться к ней поближе и склонить голову. Вот теперь буквы становились понятными и больше не расплывались.

Нет, только не это! О Господи!..

И Ти-Джей снова расплакалась.

Почему-то перед ее мысленным взором возникла мать, с гладко зачесанными назад волосами, в своем любимом васильковом фартуке. Она нагнулась над дочерью и ласково зашептала: «Все будет хорошо, дорогая моя. Не волнуйся».

Но Ти-Джей не поверила этим успокаивающим словам.

Она верила в надпись, которую ей удалось, наконец, разобрать:

«Опасно для жизни! Горячий пар под большим давлением! Не снимать заглушку с трубы! За консультацией обращаться в „Консолидейтед Эдисон“. Опасно для жизни!»

Теперь черный глаз смотрел на женщину зловеще. Он вел в самые недра котельной. Сейчас он кровожадно созерцал розовую нежную грудь мисс Колфакс. Откуда-то издалека снова раздались звонкие удары металла о металл. Это трудились ремонтные рабочие, налаживая и подтягивая старые стыки на трубах парового отопления.

Тэмми Джин плакала и не могла остановиться. Затем вдали послышался какой-то странный звук, напоминающий стон, и в эту же секунду ей показалось, что черный глаз наконец-то подмигнул ей.

Глава пятая

— Вот вкратце и все, что мы имеем на текущий момент, — подытожил свое недолгое выступление Линкольн Райм. — Имеется похищенная женщина и ограничение во времени до трех часов дня.

— И никаких записок или сообщений с требованием выкупа, — добавил Селитто, а потом повернулся к отчаянно трезвонившему телефону.

— Джерри, — попросил Райм молодого следователя, — ознакомь присутствующих с подробностями преступления, произошедшего сегодня утром.

Райм не мог бы точно вспомнить, когда в последний раз в его мрачной одинокой комнате толпилось столько людей. Ну, конечно, сразу после того несчастного случая к нему частенько наведывались друзья, да и просто знакомые. Причем делали они это достаточно беззастенчиво, не сообщая о своем намерении по телефону и ссылаясь лишь на то, что «находились поблизости и решили заскочить». (Прекрасно зная о том, разумеется, что Райм постоянно находится дома. Куда же ему еще деваться?) Но, в конце концов. Линкольну это порядком надоело, и он стал отделываться от надоедливых посетителей. Постепенно он перестал звонить товарищам, все более отдаляясь от них и становясь замкнутым и нелюдимым. Сначала он долгие часы проводил, работая над своей книгой, а когда закончил ее, то углубился в чтение художественной литературы. Когда и это ему наскучило, он начал брать напрокат видеофильмы и посвящать свободное время прослушиванию классической музыки. Постепенно ему надоело все это, и тогда он переключился на живопись. Он мог часами рассматривать репродукции известных картин, которые его помощник по просьбе хозяина аккуратно наклеивал на стены комнаты. Наконец и это осточертело Райму, и он замкнулся в себе. Как ему казалось, уже навсегда.

Одиночество…

Оно стало единственным нормальным состоянием, к которому стоило стремиться, и вот теперь его грубо нарушили.

По комнате взад-вперед разгуливал напряженный Джим Поллинг. Конечно, расследование дела было поручено Лону Селитто, но такое запутанное преступление требовало тщательного рассмотрения, и здесь, конечно, требовался более значительный «командир», коим и вызвался выступить на этот раз Джим. Преступление походило на бомбу замедленного действия, и его удачное расследование могло существенно повлиять на карьеру полицейского. Поэтому Поллинг счел своим долгом участвовать в нем. Конечно, это участие будет проводиться как бы «со стороны», зато, когда все закончится и настанет время для пресс-конференций, в печати замелькают слова «при участии», а также «был уполномочен», «был назначен» и тому подобные. Пожалуй, только один Райм не мог понять, почему кто-то стремится возглавить это расследование.

Поллинг считался весьма странным типом. Этот низкорослый неприметный человечек сделал себе прекрасную карьеру в участке северного района Нью-Йорка, заработав репутацию одного из наиболее удачливых детективов по расследованию убийств. Он был также печально известен своим вспыльчивым характером, из-за чего однажды даже застрелил невооруженного подозреваемого. Однако это не повредило его служебному росту, поскольку вскоре Поллинг сумел реабилитироваться, выйдя на след Шепарда и добившись его осуждения — того самого серийного убийцы полицейских, из-за которого и пострадал сам Линкольн Райм. После этого знаменательного события Джим получил звание капитана, и в тот же момент в его жизни произошли существенные перемены. Он перестал носить джинсы и костюмы из «Сирса», переключившись на одежду от «Кельвина Кляйна», и мечтал теперь об уютном кабинете на одном из верхних этажей в Центральном полицейском управлении.

Еще один офицер пристроился рядом со столиком. Стройный и подтянутый, с аккуратной короткой стрижкой, капитан Боу Хауманн был начальником группы немедленного реагирования нью-йоркской полиции.

Бэнкс закончил свое обозрение как раз в тот момент, когда Селитто повесил трубку.

— Звонили братья Харди, — сообщил Лон.

— Что-нибудь новенькое насчет такси? — встрепенулся Поллинг.

— Нет, пока что ребята бьются вхолостую.

— Может быть, эта женщина влезла в чью-то личную жизнь, и мы имеем дело с элементарной женской местью? — предположил Поллинг. — Или у нее оказался чересчур ревнивый приятель?

— Нет, никакие любовники здесь не замешаны. Если она и встречалась с кем-то, то все это можно считать несерьезными свиданиями, не более того.

— Неужели до сих пор никто не потребовал за нее выкупа? — удивлялся Райм.

— Нет.

Раздался звонок у входной двери. Том пошел открывать.

Райм прислушался к голосам в прихожей.

Через несколько секунд помощник провел в комнату женщину в полицейской форме. Издалека она казалась очень молодой, но когда подошла поближе, Райм увидел, что ей было около тридцати лет. Женщина была высокой и имела ту гордую внешность и независимую красоту, которой отличаются девушки, смотрящие на вас с обложек модных журналов.

Мы обычно воспринимаем людей так же, как стали бы оценивать себя, и с момента того самого несчастного случая Линкольн Райм перестал обращать внимание на тела людей. Он совершенно хладнокровно оглядел ее рельефные бедра, ладную фигурку и ярко-рыжую шевелюру. Кто-то другой мог, увидев такую красотку, воскликнуть что-нибудь вроде: «Ух ты! Вот это да!» Но только не Линкольн Райм. То, что его действительно сразу же потрясло в этой женщине, так это ее глаза, а вернее, ее взгляд.

Не удивление из-за того, что ее забыли предупредить о том, что ей предстоит встретиться с инвалидом, нет, здесь было что-то совсем другое. Райм не помнил такого взгляда у женщин. Словно его беспомощное состояние вполне удовлетворяло ее, будто она даже не обратила на это внимания, словно так и должно было быть. Реакция ее была совсем не похожа на ту, с которой ему приходилось сталкиваться столько раз. Она вошла в комнату, и Райму сразу стало ясно, что здесь эта женщина чувствует себя действительно «как в своей тарелке».