Без срока давности - Нора Робертс

– С превеликим удовольствием. – Пибоди достала ППК. – Сейчас и начну.

Остаток пути они проделали в молчании, которое нарушало только сердитое бормотание Пибоди.

Войдя в убойный отдел, Ева быстро огляделась по сторонам. Кармайкл, одетая в полную форму, только что появилась из раздевалки. Трухарт со своим бывшим тренером, а отныне напарником, то ли еще наводили марафет, то ли уже спустились вниз. Сантьяго и Дженкинсон сидели на рабочих местах, один уткнувшись в телефон, другой – в компьютер. На голове у Сантьяго красовалась ковбойская шляпа – результат пари, которое он проиграл детективу Кармайкл. А Дженкинсон умудрился отыскать очередной галстук расцветки «вырви глаз». На этот раз в полоску: зеленую цвета рвоты и желтую цвета мочи.

Ева молча покрутила пальцем в воздухе, как бы говоря: «Закругляйтесь», и заскочила на минуту к себе в кабинет – хлебнуть кофе и кое-что записать.

Когда Ева вошла в раздевалку, Пибоди стояла в одних форменных брюках, лифчике и майке, а из глаз у нее катились слезы.

– Что ты?.. Немедленно перестань!

– Штаны велики!

– Ну так подтяни пояс, черт побери!

В ответ на нетерпеливый приказ Евы по щеке Пибоди скатилась еще слезинка.

– Широки в талии. И даже на попе немного отвисают. Я похудела! Наконец-то похудела! В прошлый раз форма была точно по фигуре, а теперь немножко велика!

– Хорошо, отлично, круто. А теперь соберись!

– Я очень старалась, особенно в последнее время. Ходила в спортзал три раза в неделю. Бросила взвешиваться, потому что цифра на весах никак не желала меняться. Ты не знаешь, каково это…

Ева достала из шкафчика форму. Ей неприятно было раздеваться перед кем-либо, кроме Рорка, но она начала стягивать с себя одежду.

– Может, и не знаю. По крайней мере, не вполне. Зато я была тощей. Не худой или стройной, а тощей. Слабой. Пришлось потрудиться, чтобы окрепнуть и нарастить мускулы. Так что я представляю, каково смотреть в зеркало и быть недовольной тем, что видишь.

– Никогда не думала об этом в таком ключе.

– Сидеть на диете и качать мускулы нужно, чтобы стать сильной и подтянутой, а не чтобы увидеть цифру на весах.

– Я знаю. Увидеть цифру тоже хочется, но я знаю. Занимаюсь рукопашным боем.

– Хорошо.

Ева натянула форменные брюки и постановила, что сидят они как всегда.

– А все-таки… не стала моя попа поменьше?

– Господи, Пибоди!

– Ну же, будь другом – ответь. Стала или нет?

Ева натянула куртку и посмотрела на Пибоди долгим пристальным взглядом.

– Вообще никакой попы не вижу.

Пибоди исполнила танец радости.

– Спасибо. Не забудь надеть медали.

– Угу.

– Помочь пристегнуть? Этакая тяжесть…

– Отвали. В следующий раз буду переодеваться у себя в кабинете.

Пибоди с улыбкой застегнула куртку.

– Сегодня я горжусь тем, что ношу форму. То есть я всегда горжусь, но сегодня особенно.

– Потому что штаны тебе велики?

– Ну и поэтому. Но прежде всего из-за Трухарта. Я горжусь тем, что надеваю ее ради Трухарта.

Да, ради Трухарта, подумала Ева, доставая коробку с медалями.

Когда она вошла в зал, Бакстер, сменивший модный костюм на полицейскую форму, уже сидел в первом ряду.

– Чуть не опоздали, лейтенант.

– Время еще есть. Слушай, ты должен со мной поменяться – стоять на сцене рядом с Трухартом.

Бакстер поднялся на ноги.

– Благодарю за предложение, но Трухарт заслуживает того, чтобы стоять рядом со своим лейтенантом. А я буду сидеть здесь, в центре первого ряда – тебе тоже занял местечко, Пибоди, – и наслаждаться моментом. Вон его мама и девушка. Скажите им что-нибудь.

– Скажу – после церемонии.

Ева обошла сиденья сзади, пробираясь сквозь море синих форм, и тут заметила майора Уитни, который стоял в стороне и беседовал с шефом Тибблом. Она двинулась было к Трухарту, показавшемуся ей сейчас совсем юным, слегка бледным и свежим, как майская роза, однако Уитни сделал ей знак приблизиться.

– Майор Уитни, шеф Тиббл, отличный сегодня день.

– И впрямь. – Уитни, широкоплечий мужчина, казавшийся приземистым рядом с высоченным Тибблом, обвел глазами собравшихся.

– Хорошо, что вы смогли прийти, шеф. Это очень многое значит для тех, кто вступает сегодня в должность.

– Для меня тоже, – ответил Тиббл. – Прежде чем начнется церемония, хотел бы узнать, как продвигается расследование исчезновения сенатора Миры.

– Мы с детективом Пибоди только что вернулись из Института Миры. Насколько можно судить, никто из персонала не знал, что сенатор исчез. Он не сообщил администратору имени того человека, с которым должен был встретиться в Сохо, и отпустил шофера сразу же по приезде. Я обратилась к детективу Хэнсону из отдела по розыску пропавших без вести. Думаю, он уже продолжил расследование в институте. Мы с Пибоди собираемся опросить женщин, с которыми сенатор состоял в отношениях в течение последнего года. У меня есть сведения, что он регулярно принимал их в принадлежащем институту люксе в отеле «Палас».

Тиббл стиснул зубы и покачал головой:

– Журналисты набросятся на дело, как львы на антилопу… Требований выкупа пока не поступало?

– Насколько мне известно, нет.

– Сами понимаете: работать нужно так, чтобы комар носа не подточил. Когда история просочится в прессу, сенатора растерзают на части, однако отдел и само расследование тоже окажутся в центре внимания.

– Ясно, сэр.

– А пока давайте поздравим офицеров. Наслышан о вашем парнишке, лейтенант.

– Моем парнишке, сэр?

Тиббл улыбнулся, отчего морщины вокруг глаз обозначились резче.

– О Трухарте. Вы хорошо его подготовили.

– Трухарта готовил детектив Бакстер. Это его заслуга.

– Непременно ему передам. А теперь извините.

Когда Тиббл отошел на достаточное расстояние, Уитни повернулся к Еве. Его круглое чернокожее лицо было сурово.

– Посылать в жопу супругу бывшего сенатора неразумно и непрофессионально.

– Так точно, сэр. Прошу прощения за любые неудобства, которые причинила вам и отделу моя несдержанность.

– Моя жена велела ей катиться ко всем чертям.

– Что, простите?

Хотя голос Уитни оставался спокойным и серьезным, в глазах плясали веселые искорки.

– Анна состояла в тех же благотворительных комитетах, что и Мэнди Мира. Обычно гнев моей жены проявляется как холодное презрение.

– Я в курсе, – не подумав, брякнула Ева, но Уитни только усмехнулся.

– Однако Мэнди Мире удалось довести ее до белого каления, и Анна, среди прочего, велела ей катиться ко всем чертям. Теперь жена наотрез отказывается состоять в одних комитетах с супругой сенатора или как-то с ней взаимодействовать. Прошлым вечером, когда Анна услышала мой разговор с Мэнди Мирой, она пришла в восторг и с удовольствием обсудила случившееся с нашей собственной Мирой, когда та мне позвонила. Однако официально я не могу потворствовать вашему поведению.

– Понимаю, сэр.

– Считайте, что я сделал вам выговор. – Лицо Уитни опять стало строгим. – А теперь давайте поздравим наших бравых копов и вернемся к работе.

Ева вышла на сцену вместе с другими старшими офицерами и их подопечными. Пока Тиббл с Уитни произносили речи – к счастью, короткие, – остальные стояли по стойке «вольно». Оглядев зрителей, Ева обнаружила, что все до единого копы из ее отдела сидят в зале. Приятно сознавать, что они – и детективы, и патрульные – пришли поддержать Трухарта, хотя и непонятно, кто, черт побери, занимается делом. Кроме того, Ева увидела в зале Фини, Макнаба, Миру, которая, как и Трухарт, казалась немного бледной, и, к своему удивлению, Морриса. Когда очередного офицера называли по имени, он подходил к Уитни. Ему вручали значок детектива, после чего майор произносил несколько слов, и они фотографировались на память. Среди аплодирующих зрителей легко было узнать членов семьи – по блестящим от слез глазам.

– Детектив третьей степени Трой Трухарт!

Раздались бурные аплодисменты, и Еве каким-то чудом удалось сохранить серьезное выражение лица, даже когда копы из ее отдела начали свистеть и топать ногами. Трухарт, уже не бледный, а раскрасневшийся, пересек сцену и принял из рук Уитни золотой значок детектива.

– Лейтенант Даллас заметила ваш потенциал, – негромко сказал Трухарту Уитни. – Детектив Бакстер его развил. Но этот значок вы получаете благодаря собственным качествам. Поздравляю, детектив!

– Спасибо, сэр. Спасибо, майор. Я не разочарую ни их, ни вас.

Трухарт поднял значок, позируя на камеру, а потом поступил как нельзя более верно: посмотрел прямо на Бакстера, прежде чем перевести взгляд на мать и возлюбленную. Затем он повернулся, чтобы занять прежнее место в глубине сцены, и послал Еве такую праздничную улыбку, что хватило бы на Рождество, День независимости и Новый год.

В конце получившие повышение копы один за другим спустились со сцены под аплодисменты зрителей, и Ева задумалась, сможет ли эхо этих аплодисментов хотя бы отчасти заглушить те оскорбления, которые им ежедневно придется выслушивать во время дежурства.