Крепость (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Я же сказал, что не хочу жениться и избавлюсь от неё, — улыбнулся я.

— Зря вы так, жениться-то вам нужно, — строго посмотрела на меня Марина.

— Что-то ты всё ко мне на вы? — вдруг возмутился я.

— Потому что к императорской особе необходимо обращаться на вы и называть ваше императорское величество, — веско заметила девушка.

— А до этого Сашей меня звала, — парировал я.

— Это я растерялась. Позволила себе недостойное поведение, — ответила девушка. — И знаете, ваше императорское величество, больше вам не следует приезжать. Не нужно ни мне теребить душу, ни себе. Вам нужно о государственных делах думать, а вы всё обо мне печётесь. Неправильно это, Российская империя куда важнее, — говорила она это, будто заученные фразы. Может, с матушкой успела пообщаться, да та её научила, что говорить. Вот только лицо у неё было не самое радостное, что выдавало полнейшее несогласие с теми словами, что она произносила. И столько во мне это умиления вызвало, что захотелось подойти и обнять её, прижать к себе и крепко поцеловать. Да вот только нельзя. Не следует так делать, правда. Только бередить её душу, да лишний раз расстраивать девушку и давать ей надежду, которая всё равно не увенчается ничем, лишь новым разочарованием.

— А вы знаете, я вот другого себе нашла, — вдруг заявила она.

Её рот при этом слегка нервно искривился, будто она сдерживала плач.

— Другого нашла? — поднял я брови. — Когда ж ты успела? Ты же всё время здесь в хосписе.

— А это уже мои личные дела. Я подданная Российской империи, должна служить вам, но душа моя Господу принадлежит, и только Ему я обязана исповедоваться. А вам не обязана, — видимо, найдя в себе силы, уже более твёрдо заявила она. — Вот, захотела и нашла. И вы себе найдите достойную невесту.

Да, всё это конечно слишком грустно…

— И кого же ты себе нашла? — наконец-то спросил у неё я.

— Очень достойного молодого человека, и мы друг другу нравимся. А может быть, и вскоре полюбим друга, даст Бог.

Я сделал глубокий вдох.

— И долго ты это репетировала? — наконец спросили я.

— Ничего я не репетировала, — возмутилась она. — Просто прошу вас не нужно больше мучить меня, ваше императорское величество. — Неужто вы настолько жестокий правитель, что готовы терзать душу несчастной девушки?

Она посмотрела мне в глаза. Хотел я в них разглядеть надежду, либо ещё что-то, но нет. Видимо, она сама из себя её выжила, а может и работа повлияла. Марина уже третий месяц находится в хосписе. Уверен, она уже немало смертей повидала. Наверное, тоже откладывает свой отпечаток.

— И что? Ты хочешь вот так поставить точку, чтобы мы больше никогда не увиделись? — спросил я у неё, отдавая себе отчёт, что просто перекладываю на неё ответственность, ведь ситуация то очень непростая. Неважно, что мне хочется или к чему я душой стремлюсь, всё случится так, как должно случиться, и никто на это повлиять не сможет. Всё более и более ясно одно, что с Мариной мы вместе уже точно не будем. И как бы я не хорохорился вначале, как бы не силился найти какое-то решение, но чем больше погружался в государственные дела, тем больше понимал, что любое решение в пользу моего брака с Мариной будет колоссальным вредом для Российской империи. И сейчас я это понял особенно остро.

— Пообещайте мне, Александр, — вдруг произнесла она.

— Что? — опомнился я, погружённый в свои тяжёлые мысли.

— Пообещайте, что в скором времени определитесь с невестой и женитесь на ней. Я настаиваю, чтобы это произошло как можно раньше. Тогда я сама стану более спокойна и уверена, что вы из-за меня свою жизнь не губите, — произнесла она. — А так я ведь тоже всё время о вас думаю. Думаю о том, как вы надеетесь исправить ситуацию и мне от этого грустно становится. Мне бы не хотелось, чтобы вы себя изводили, нет в этом необходимости.

— И что же, мы теперь никогда не будем видеться? — спросил я, по прежнем игнорируя её выканья. — Я бы хотел с тобой и дальше поддерживать какое-то общение. Ты дорога для меня.

— Если вам так будет угодно, я постараюсь быть вашим другом, — спустя какое-то время, произнесла она. — Но только после того, как вы женитесь, — твёрдо ответила она.

Можно было бы возмутиться: Ишь, возомнила о себе — условия императору ставит! Ну, понятное дело, так я делать совершенно не собираюсь. Ей и так нелегко даётся подобное решение. Она ведь нашла в себе силы и мужество поставить точку в наших отношениях, какими бы они ни были, что ещё не раз показывает, что с девушкой я не ошибся, да и с женой тоже в своём прошлом мире. Моя Марина была такая же. И эта Марина тоже достойная девушка. Стоит только посетовать на то, что Российская империя в её лице потеряла достойную императрицу. Если бы не условности, быть может, она и смогла бы привнести немало важного в судьбу страны. Но так уж вышло и быть такому просто не суждено.

Я поклонился Марине и, сделав шаг на встречу, крепко обнял девушку. Та хотела было отстраниться, но не успела, а потом обмякла и сама прижалась ко мне, уткнувшись лицом в плечо.

— Спасибо, Саша, — произнесла она. — Спасибо, что так долго боролся за наше с тобой будущее, хотя мы оба в глубине души понимали, что борьба заведомо проигрышная и ни к чему хорошему не приведёт. Для меня это было очень ценно и важно.

Я ничего не ответил, лишь гладил её по голове, а затем поцеловал в макушку.

— До встречи, Марина, — наконец, произнёс я, разомкнув объятия

— Прощайте, ваше императорское величество, — грустно улыбнулась Марина, затем повернулась и направилась куда-то вглубь оранжереи.

Немного постояв на месте и посмотрев ей вслед, я развернулся и направился к кабинету Ольги Николаевны.

— Что ты такой мрачный? — спросила у меня матушка, когда я вошёл к ней в кабинет, чтобы забрать Рыжего.

— Всё хорошо, — соврал я.

— Раз ты такой мрачный, значит, и правда всё хорошо, — безжалостно согласилась великая княгиня. — Думаю, и сам понимаешь, что всё верно, и так должно быть.

Я ничего не ответил.

— Кстати, как там Александр? — спросил я. — Хорошо себя чувствует?

Ольга Николаевна тяжело вздохнула.

— Не скажу, что идёт на поправку, но после выявленной и вылеченной болезни выглядеть стал куда лучше. Сама не понимаю, как врачи упустили этот момент.

— Надежды на то, что он очнётся, нет? — спросил я.

— Это очень маловероятно, — с грустью в голосе ответила императрица. — Я нет-нет, да подумываю, может проще ему и вовсе навсегда уснуть, чтобы уже не мучить ни его, ни себя. Порой я даже со страхом размышляю о том, что будет, если мой сынок очнётся. И будет ли он в себе. А если будет в себе, то, как воспримет свою участь? Ведь ему предстоит очень долгая реабилитация.

Мне на это ответить было нечего.

— Не думайте о плохом. Признаюсь вам, порой я с великой надеждой думаю о том, как будет хорошо, когда он очнётся и наконец заменит меня на престоле. Мне больше не нужно будет заниматься государственными делами, и смогу хоть чуть-чуть заняться своей жизнью.

— Нашли из-за чего грустить, — усмехнулась Ольга Николаевна. — Вся страна о вас и переживает. Не думала, что когда-нибудь скажу такое, но вот представился случай. Решение моего отца было на удивление очень удачным, и империя в вашем лице получила достойного правителя. По крайней мере, ваши решения и действия говорят об этом лучше любых надежд и увещеваний. Так что не переживайте лишний раз о том, как могло бы быть, или о том, чего не произошло. Смотрите в будущее и на то, что происходит здесь и сейчас в вашей жизни. О подобной судьбе, как у вас, мечтают многие. И многие хотели бы оказаться на вашем месте. Да вот не каждый бы сдюжил. Может, хватит думать о том, как могло бы быть, а потратить силы на то, чтобы, находясь на своём месте, делать то, что нужно.

Стоит ли говорить о том, что всю последующую дорогу до Царского Села я был погружён в тяжёлые думы.

Один только Рыжий меня и спасал, то и дело тыкаясь мордой в лицо, говоря, мол, «Ладно тебе, хозяин, о грустном думать. Лучше подумай, чем меня кормить — это куда важнее сейчас».