Была бы только любовь… - Грейс Грейс

— Лучше не надо.

— Тебе не следует оставаться одному. Кроме того, я несу ответственность за то, что случилось.

— Не сомневаюсь, — сказал он, пытаясь разглядеть в полумраке ее профиль.

— Я говорила о молотке.

— А я говорил о том, что ты меня поцеловала.

— И ты еще смеешь повторять, что я тебя поцеловала! Ты, кажется, забыл, что сам начал. Ты первый меня поцеловал.

— Я не забыл. — Одно воспоминание о ее губах, ее прекрасных грудях, прижатых к его груди, возродило неудовлетворенное желание. — И не жалею о том, что случилось. Я жалею, что поставил тебя в неловкое положение.

Сьюзи остановила машину перед домом матери.

— Перестань чувствовать себя виноватой.

— Не указывай, как я должна себя чувствовать.

Через несколько минут Сьюзи вернулась с Тревисом. Увидев Брэйди, малыш завизжал от радости, и, несмотря на боль, Брэйди улыбнулся, вспомнив, как его назвали папой. Дети — чудо. Во всяком случае, этот ребенок. Вообще-то других он не знал. Малышей не интересует, кто кого поцеловал первым и кто в этом виноват. Они просто радуются или печалятся. Если они счастливы, то смеются, а если грустят, то плачут.

Когда они приехали, Брэйди открыл дверцу и выставил ногу. Отстегнув Тревиса от автомобильного сиденья, Сьюзи направилась к дому.

— Не выходи, Брэйди. Я вернусь за тобой.

— Ну вот еще, — пробормотал он, опираясь на дверцу. — Я не беспомощный инвалид, — заявил он, когда Сьюзи вернулась и застала его все в том же положении.

Виновато пиво, решил Брэйди. Он слишком много выпил. И все же он, человек, который никогда ни на кого не полагался, с благодарностью оперся о женское плечо во второй раз за этот вечер. Сьюзи сильнее, чем выглядит. И физически, и эмоционально. Ей приходится быть сильной, иначе одной не поднять ребенка. Он восхищался этим. Его восхищало в ней все. Ее мужество, чувство юмора, доброта. И огромные нежные глаза, и пухлые губы, и длинные ноги…

Мда, все это и довело его до беды. Он не должен здесь находиться. Он не имеет права оставаться в ее доме и спать под одной с ней крышей. Будет только больнее, когда она уволится. Когда начнет работать в закусочной и ходить на свидания с другими мужчинами… Брэйди застонал.

— Больно?

Они уже добрались до гостиной.

— Больно зависеть от кого-то.

— Ущемлена твоя гордость, ты хочешь сказать. Нет ничего страшного в том, чтобы зависеть от кого-то. Даже если ты большой, крутой шериф.

Сьюзи довела его до дивана, и Брэйди рухнул как подкошенный. Сьюзи подтащила журнальный столик, чтобы Брэйди мог положить на него ногу.

— Думаешь, кто-нибудь видел, как ты помогаешь мне выбраться из бара?

— Всего десятка три мужчин и семь женщин. Ты не слышал, как они нас подбадривали?

— Я думал, они улюлюкали. — Брэйди втянул носом воздух. — Чем это пахнет?

— Тушеным мясом. Я утром поставила горшок в духовку. Может, не так вкусно, как в ресторане, но я старалась. Пойду уложу Тревиса.

Брэйди откинул голову на спинку дивана и с наслаждением вдохнул аромат домашней еды. Если бы у него оставалась хоть капля мозгов, он вылетел бы из этого дома, точнее, выполз бы. Убрался бы отсюда прежде, чем поддался бы чарам Сьюзи и соблазнам уюта, который она создала. Папоротники в углу, мягкий свет и удобный диван, фотографии Тревиса на каминной полке словно говорят: это дом… это семья… семья без самого главного человека. Сьюзи его покидает, чтобы найти этого человека.

Но что изменит одна только ночь? — спросил он себя. Какой вред причинит один ужин с ней, одна ночь на ее диване? Да, он здесь против своей воли. Да, он, вероятно, будет сожалеть. Но вряд ли Сьюзи еще когда-нибудь принесет ему ужин и позволит заснуть под своей крышей. Значит, можно расслабиться и насладиться моментом. Может, поэтому, когда она вернулась менее чем через пять отпущенных ей минут в старых джинсах и футболке с надписью «БРЭЙДИ УИЛСОН — НАШ ШЕРИФ!», он улыбался во весь рот.

— Ты оставила Тревиса в кроватке — и он не заплакал?

— Обычно он не капризничает. Не знаю, что случилось в ту ночь, когда ты сидел с ним. Думаю, ты был недостаточно тверд. Должно быть, он понял, что ты слабый противник.

— Хоть бы это не услышали мои избиратели или преступники, рыскающие вокруг Хармони.

Сьюзи принесла еду в гостиную, чтобы Брэйди не пришлось ковылять в кухню, и села на пол, скрестив ноги. Они ели и разговаривали о самых Разных вещах. Но некоторых тем все же избегали. Брэйди не говорил о бывшей жене, а Сьюзи не говорила об отце Тревиса.

Они не вспоминали и об утреннем происшествии. Лучше было притвориться, что вообще ничего не случилось. Брэйди притворяться было очень трудно. Каждый взгляд напоминал ему об утреннем поцелуе, о том, как он обнимал ее. И он вспоминал, как горели ее щеки, как она прижималась к нему, словно боялась отпустить, как прерывалось ее дыхание.

Этот ужин был лучшим за многие месяцы, может, годы. Тушеное мясо было сочным и нежным, сдобренным пряным соусом, окруженным молодым картофелем и морковкой.

— Да, счастливчик, — не выдержал Брэйди. Не смог не сравнивать себя с мужчиной, которого искала Сьюзи, который когда-нибудь будет сидеть на его месте, есть то, что ест сейчас он, но, не в пример ему, тот, другой, не останется на ночь на диване.

— Кто?

— Ну, этот парень, за которого ты выйдешь замуж.

— Только потому, что я могу сунуть мясо в горшочек перед работой? — спросила Сьюзи, собирая опустевшую посуду. — Полно, Брэйди, любая это может сделать.

— Да, конечно. Ты права.

Сьюзи улыбнулась и унесла тарелки в кухню. Несколько минут спустя она вернулась с одеялом и подушкой.

— Как ты себя чувствуешь?

Брэйди посмотрел на нее. Раскрасневшееся лицо в обрамлении белокурых кудрей, сияющие глаза. Он увидел в них искры желания или просто очень захотел увидеть?

Ей интересно, как он себя чувствует? Если бы она знала, как он себя чувствует, то вылетела бы из комнаты на всех парусах. Он хотел бросить ее на диван, сорвать одежду и не отпускать всю ночь. Потому что уже знал, какая она мягкая и теплая и… Все, хватит. Им еще работать вместе, пусть недолго, но работать. И он уважает ее. И он — гость в ее доме.

— Прекрасно.

Сьюзи наклонилась над диваном, протягивая ему одеяло и подушку, и по тому, как повела себя ее футболка, Брэйди понял, что под призывом голосовать за него ничего нет, и стиснул зубы, чтобы не застонать. Получается, что Сьюзи сбросила бюстгальтер вместе с рабочим костюмом. Брэйди представил ее шелковистую кожу, полные груди, не стесненные бюстгальтером, розовые соски, трущиеся о тонкий трикотаж. Если бы он поднял подол футболки, то мог бы обхватить ее груди ладонями, приласкать крепкие бутоны сосков. Жаркое желание молнией ударило его в пах.