Сирены жаждут любви - Кей Торп

– Я сам удивляюсь, – признался он, не моргнув и глазом в ответ на ее атаку. – Я стал сопротивляться этому через минуту после того, как мы первый раз расстались с вами, но бесполезно. Помню, вы сидели такая раздраженная, ваши волосы отливали чистой медью, глаза горели зеленым огнем, тогда я и понял, что желаю вас так сильно, как никогда до этого не желал ни одной женщины.

– Тем хуже, будете разочарованы! – Зоя была так оскорблена, что не понимала смысла собственных слов. – Утром я сразу же уеду.

– А как же София? – он не дал Зое ответить. – Вы убедили меня в том, что она нуждается в большей свободе. Если вы ее оставите, она вернется к прежней жизни.

Зоя сжала губы.

– Значит, вы в этом уверены?

– Это значит, что будет трудно найти другую компаньонку, которой бы я смог доверить Софию, как вам. Кстати, о ваших собственных потребностях. Тогда, ночью, вы ведь сказали, что они такие же, как и у мужчин.

Чего она только не успела наговорить ему той ночью? Зоя с трудом собиралась с мыслями. Неудивительно, что он ей припомнил те слова. Не привык, чтобы ему отказывали, это уж точно. Алексисы Теодору всех стран привыкли только брать все, что ни пожелают. Если бы не София, то она вообще ни минуты бы не колебалась, но как объяснить девушке причину столь внезапного отъезда, не сказав всей правды? Однако Зоя менее всего желала подорвать веру сестры в непогрешимость брата.

– Мне нужно все обдумать, – растерянно сказала она. – Вы поставили меня в ужасное положение! Вы вообще способны думать о чем-нибудь, кроме того, что вам хочется?

Его рот снова скривился.

– Есть определенные чувства, которые уже взяли верх над нами обоими. Думаете, я не способен разгадать желание, которое испытывает женщина? Да вы дрожите, даже если я к вам не прикасаюсь.

Как раз сейчас она вся тряслась. От гнева, решила Зоя, но знала, что это не вся правда. И его самонадеянность тоже обладала особым магнетизмом. Ведь она сама ввела ему в уши, что не имеет предрассудков по части свободы сексуальных отношений; хвастовство ударило рикошетом, она была унижена, если не сказать хуже.

– Я считаю, что вы меня неправильно поняли, – начала Зоя, запинаясь. – Я совсем другой человек. То, что я наговорила в ту ночь, нельзя было принимать всерьез. И уж тем более относить ко мне лично.

– Ты отстаивала право на свободу сексуальных отношений без всяких ограничений, – напомнил Алексис. – Я разделяю это мнение, – черные глаза сверкали. – Я хочу, чтобы ты наконец узнала, как грек может любить женщину.

Он приблизился к ней вплотную. Зоя отступила назад и натолкнулась на край софы. Протянула руку вперед, жалким жестом пытаясь остановить его, и увидела, как черты оливково-смуглого лица на мгновение напряглись, потом Алексис обнял ее и сильно притянул к себе.

Зоя сопротивлялась натиску ищущих губ, боясь, что переполнявшие ее чувства хлынут через край. Ноздри чутко уловили его запах, тело отвечало каждой своей клеточкой. Он был сильным, крепким, по-настоящему мужественным.

Понемногу отпор стал ослабевать, губы раскрылись его губам, и они слились, ее тело податливо затрепетало. Рука Алексиса скользнула по волосам, пальцы запутались в их неразберихе, он еще ближе притянул ее к себе, крепко держа другой рукой за талию.

Никогда в жизни Зоя еще не испытывала такого мощного и острого желания. Она чувствовала себя добычей в его руках, забыв о всяком сопротивлении, уступила, растворяясь в чувственном экстазе, который мог дать только этот мужчина.

Не прерывая поцелуя, Алексис слегка приподнял ее, они опустились на софу. От прикосновения к груди ее словно огнем обожгло; желанные ей длинные и напряженные пальцы ласкали кожу. Буквально по крупицам пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы удержаться на самом краю разверзшейся пропасти.

– Перестань, – прошептала она. – Пожалуйста, Алексис!

– Почему? – глухо спросил он. – Ты этого хочешь. Я чувствую, – он приподнял голову и взглянул на нее, глаза тлели жаркими углями. – Ты желаешь меня так же, как я желаю тебя. Только не лги!

– Нет, нет, – с трудом выговорила она. – Я ведь не дешевая девчонка, которая рада лечь со всяким мужчиной.

– Я, – заявил Алексис, – не всякий мужчина.

– Да, – согласилась Зоя, – но вы – мой работодатель. А это еще хуже. Как я могу быть компаньонкой Софии, если уступлю?

– Не путай разные вещи, – сказал Алексис. – Я доверяю тебе, потому что вижу, что ты действительно желаешь сестре добра. Но это не значит, что я не должен обладать тобой, – голос звучал хрипло. – Разве только что ты не отвечала мне как женщина?

Зоя постаралась выдержать пристальный взгляд и заставила себя честно сказать:

– Я еле устояла.

– Тогда почему ты не хочешь довериться своему сердцу? – продолжал настаивать он.

– При чем здесь мое сердце? – это уже была явная ложь, Зоя это прекрасно понимала, но зачем ему об этом знать? С его стороны влечение было чисто физическим, не связанным с глубокими эмоциями. Добившись своего, он утратит к ней всякий интерес. А Зоя была совершенно не готова к тому, чтобы после этого вести себя как ни в чем не бывало.

– При том, что сердце не обманешь, – заявил он. Протянул руку и, слегка касаясь ее губ, провел по их контуру; как только пальцы добрались до пульсирующей жилки за ухом, у Зои дрогнули мышцы живота, с губ слетел невольный стон.

Она закрыла глаза, голова кружилась, воля слабела, возбужденное тело вновь затрепетало. Алексис, наклонясь, схватил губами нежную мочку и начал слегка покусывать. Зоя потеряла всякое самообладание.

Она гладила жесткие и густые волосы, ласкала широкие плечи, чувствуя, как перекатываются мышцы на его руках, все сильнее прижимавших ее к себе. Он целовал нежно, губы дразнили, доводя Зою до исступления. Она уже не оказывала ни малейшего сопротивления, не могла оторваться от Алексиса, отвечавшего на ее ласки.

Зоя не промолвила ни слова, когда он снял с нее жакет, только вздрагивала от нежных прикосновений к обнаженным плечам. Кожу покалывало, словно по нервам пробегал электрический ток, его руки искали на спине застежку тонкой блузки. Теперь она позволяла ему делать с собой все что угодно: его желание было ее желанием.

Зоя напряглась, когда, расстегнув блузку, он дотронулся до обнаженной груди. Вздернувшиеся соски уже огрубели. Алексис коснулся их большим пальцем руки, и Зоя застонала. Руки его были удивительно чуткими, она изогнулась, дав им полную свободу действий.

Он спустил блузку с ее плеч, взял губами сосок, и Зоя почувствовала Невыразимое томление. Она приоткрыла рот в беззвучном стоне, словно агонизируя от деликатных прикосновений губ, языка, зубов. Он действовал не грубо, нежно и осторожно, но ее кровь кипела в жилах. Она уже окончательно потеряла способность плакать или смеяться, он положил руку ей на грудь, чаша которой уместилась в его ладони.