Приключения Неуловимых Мстителей - Григорий Кроних

— Господин атаман, кони пали, — сказал хорунжий. — Я потому полусотню и взял, что…

— Проклятье! Почему не доложили?

— Думали — оклемаются…

— Дурак ты, хорунжий, — в сердцах сказал Бурнаш, — ровно в салочки играешь.

— Вот, на конюшне нашли, — Пасюк подал атаману бумагу.

"Мстители", — прочитал Гнат и побагровел.

— Собрать здоровых коней! Вторая сотня — на конь! А ты, хорунжий, лечись, с тебя спрос впереди будет.

Данька принес атаману пиджак, они сели в поданый экипаж: автомобиль-ландо, запряженный четверкой цугом. Металлические части авто и сбруи сверкали на солнце, а сидения были укрыты дорогим турецким ковром.

— Вперед! — скомандовал Бурнаш, одновременно давя на автомобильный клаксон.

Всадники, чьи ряды пополнились новыми товарищами, быстро двинулись в обратный путь. С одной стороны, их ободрило присутствие самого атамана, с другой — они старались скрыть перед ним страх, внушаемый таинственными мстителями. Последнее время бурнаши постоянно натыкаются на ловушки и неприятности, приготовленные этими неуловимыми врагами. Не исключено, что в станице их ждет новый сюрприз, и от этого делается как-то зябко даже под палящим солнцем.

Всю дорогу Бурнаш проповедовал что-то об идейном анархизме, а Данька мучительно размышлял: догадались ли ребята, что бандиты могут вернуться в станицу? До сих пор повторных налетов атаман не устраивал, но, видно, его терпение лопнуло. Теперь он не оставит без внимания ни малейшей вылазки Мстителей. Значит, следует быть еще осторожней.

Сотня настороженно вступила в притихшее село. Даже ребятишек не было видно на улицах. Бурнаши озирались, опасаясь засады. Данька старался разглядеть хоть кого-то из друзей, но тщетно. Атаман сигналом клаксона остановил свое войско на деревенской площади.

— Слушай мою команду: всю станицу согнать сюда! Тех, кто вилами махал, особливо ту бабу — взять под арест и приволочь на площадь. Пускай другие знают, как не слухать батьку Бурнаша. Все амбары спалить, а помощничкам "мстителей" всяких — и хаты заодно. Кто драться будет — стреляй не глядя, я так велю! Ясно?

Бандиты рассыпались по станице собирать народ. Загорелись амбары, заголосили бабы…

Данька прошелся вокруг площади, но никакого знака Мстителей не услышал, никто не прокукарекал. Значит ушли друзья в лес на базу.

Вокруг машины собралась порядочная толпа селян: старики, бабы да ребятишки. Цепь казаков огораживала их — чтоб не разбежались. Отдельно, при карауле, стояли шесть арестованных — уже в кровоподтеках и царапинах, видимых сквозь разорванную одежду.

— Братья станичники! — громко сказал Бурнаш, встав в автомобиле. — Да, братья! Потому что верю вам и прощаю все! Не могли вы, станичники, сами додуматься батьке Бурнашу мешать в справедливом бою с красными собаками! То злые люди подбили вас на нехорошее дело! Правильно?.. — толпа промолчала. Вот стоят шестеро — они тоже братья мои и сестры. Только еще сильнее обманутые красными "мстителями". Этого я простить не могу… Если каждая баба на казаков с вилами бросаться станет — куда это годится?

— Ничего, мужья наши вернутся — они вам не вилами пригрозят! крикнула одна из арестованных.

— Тебя как зовут? — спросил атаман.

— Анисья.

— Вот, Анисья, грозишь ты мне вилами из-за угла, коварно, хорунжего моего ранила — а я на тебя не обижаюсь. Мне жаль тебя — такая ты обманутая! Что тебе красные дали? Ничего! А я тебе, хоть ты и преступница, жизнь дарю! И другим таким же врагам батьки Бурнаша — тоже. Но не запросто так. Слышите, станичники?! Если к завтрашнему полдню доставите мне в Липатовскую двадцать подвод с пшеницей — отпущу я их на все четыре стороны. А нет — не обессудьте! — атаман развел руками.

Бурнаш сел и клаксоном дал сигнал к отправлению.

— Будь ты проклят, ирод! — крикнула Анисья.

Пораженная толпа станичников молчала. Арестованных связали, посадили на две телеги и повезли в Липатовскую. Впереди колонны, как обычно, двигался экипаж атамана, довольные бурнаши ехали следом. Ух и голова у батьки, вот голова! И простил всех, и так дело повернул, что сами крестьяне ему пшеницу к штабу доставят. Голова!

18

В Липатовскую Бурнаш вернулся уже в приподнятом духе и сразу позвал Даньку с собой в штаб.

— Батька, а этих-то куда? — спросил Пасюк, кивая на телеги с арестованными. Гнат приостановился на пороге.

— Хаты свободные есть?

— Нет.

— Тогда в церкви запри, — распорядился атаман. — У каждого входа — по караулу. В хате Бурнаш показал Даньке на стол.

— Садись, пиши приказ.

— Слушаю, батька, — отозвался казачок и взялся за перо.

Через полчаса лже-Григорий уже читал бурнашам перед штабом свиток приказа:

— Народ великой радостью и любовью встречает своих освободителей вольную армию батьки Бурнаша. В бессильной злобе красные комиссары подсылают своих наймитов, чтобы мутить народ. А посему объявляю за поимку главарей банды красных "мстителей" из самоличных сумм батьки будет выдано: деньгами…

Данька сделал паузу и посмотрел на одобрительно слушающих казаков.

— Никак Сидор приехал, — услыхал он, перевел взгляд дальше к коновязи и… Тут уж язык просто отнялся. Данька увидел, как покойный Сидор Лютый спешился с коня и привязал повод. Сейчас хлопец сам стал ни жив ни мертв. Значит, не достала бандита его пуля! Как бы теперь не вышло наоборот, а Лютый стреляет метко, то Даниил из-за бати хорошо помнит… Он же красный мститель! Данька сосредоточился и стал читать прыгающие перед глазами буквы дальше.

— Деньгами: царской "катенькой" — сто рублей, "керенками" — полтора метра, советскими рублями — две тыщи и пять тыщ расписками от самого батьки. Объявить по всем хуторам и станицам в течение двух суток. Атаман Гнат Бурнаш. Год 1920, месяц май.

Лютый перебросил повод и повернулся к штабу, где мальчишеский голос читал приказ атамана. Ладный казачок в белой черкеске старательно-громко произносил слова… Казачок… Не веря еще глазам своим, Сидор подошел вплотную к подростку. Тот смотрел только в свиток, а Лютый — в упор на него. Потом Сидор развернулся и быстро вошел в хату.

Атаман Бурнаш встретил помощника благодушно.

— Здорово, Сидор, присаживайся, сейчас казачок чай подаст. Расскажи, как удалось с самим батькой Махно погутарить?

Лютый к столу не сел, а выглянул в окно, где на крыльце все еще стоял Данька.

— Об том после поговорим, — сказал Лютый, — я о другом. Знаком мне этот хлопец — твой казачок. И отца его знавал — красного командира Ивана Ларионова!

— Да ты что?!

— Я вот этой рукой старшого пристрелил, а ты мальца на груди, как змею, пригрел!

— Да померещилось тебе, Сидор. Я с его батькой, добрым казаком Семкой Кандыбой лет десять знаюсь.

Данька тем временем вернулся в хату и встал под дверью.

— А ты документ какой-нибудь спросил у сына дружка своего? поинтересовался Лютый.

— Спросил. Ты рубаху у него задери да сам почитай! У него вся спина красной плеткой расписана. Он этот документ при себе долго держать будет.

— Так то же я, Гнат, слышишь, то ж я…

Дверь распахнулась и Лютый оборвал себя. Данька вошел с подносом, на котором, не дрожа, стояли два стакана в ажурных серебряных подстаканниках. Он спокойно поставил чай на стол.

— А захотите еще, батька, так у меня самовар горячий стоит.

— Ну ладно… Гриня!

— Чего, батьк? — оглянулся от дверей казачок.

— А ничего, ступай. — Бурнаш прикрыл за ним дверь и повернулся к Лютому. — А ежели другой документ надо, то имеется бумага — письмо от батьки его — Семки Кандыбы. Мнительный ты стал, Сидор, ой мнительный, атаман похлопал казака по плечу. — Уже и мне не веришь.

— Я глазам своим верю.

— Сидор!

— Сколько у тебя этот казачок? Как я уехал — недели две? А теперь прикинь, что за это время было!

— Ну?

— Сотня Илюхи Косого в Волчьей балке на засаду напоролась, случайно? Меж коней мор пошел — водой отравленной поили! А сегодня за хлебом посылал — ни зернышка! Как по уговору. Засланный к тебе казачок — лазутчик.

— Устал ты с дороги, вот тебе и мерещатся всюду враги, — сказал Бурнаш. — Иди, отдыхай.

— Добро… добро, атаман.

Данька успел отскочить от дверей и взяться за сапог, которым раздувал самовар, прежде чем Лютый распахнул дверь. Бандит задержался рядом с казачком.

— А ты, щусенок, поди и панихидку по мне справил.

Данька как ни в чем не бывало работал сапогом, словно кузнец мехами.

— О чем это вы, дядя Сидор? Спутали с кем-то?

— А может, и спутал.

Лютый зашел к себе в хату и зло швырнул маузер с саблей на койку. Сел к столу и выпил стакан горилки.

— Игнат!

Из сеней прибежал бородатый мужик, исполнявший роль денщика, и принес новый штоф с самогоном.