Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский

– А для чего нужна хорошая дисциплина? (Многие ребята подняли руки.) Нам ответит Оля Данова.

– Плохая дисциплина мешает учиться, – тихо сказала Ога, которая разнимала наши руки при споре.

– Снежана Соколова! Теперь тебе ясно, что такое дисциплина?

– Я догадалась, – сказала Снежка. – Это когда сама себя заставляешь обязательно сделать что-нибудь хорошее.

– Молодец! Кстати, ты могла спросить разрешения, и я позволила бы тебе тихонько съесть жареную саблю. И мы не потеряли бы из-за неё столько времени. Сероглазов, а тебе ясно, почему нельзя ни с того ни с сего смеяться на уроке?

– Чтобы не мешать другим учиться, если хотя бы и смешно, – ответил я.

– Молодец! Садись.

Вета Павловна продолжала урок.

«Вот если бы она сообщила папе и маме, что я молодец, совсем было бы хорошо», – подумал я.

22

На переменке Тигра подошёл ко мне и спросил:

– Двапортфеля! Ну, как твой щенок?

Он, наверно, забылся, когда сказал Двапортфеля, и испуганно посмотрел на рассердившуюся Снежку. Но я без обиды ответил Тигре:

– Щенок хороший. Весёлый. Только дисциплины у него мало. Делает не всё, что заставляешь.

– Э-эх! – почему-то сказал Тигра и убежал в коридор.

Снежке я объяснил, что у меня прозвище редкое. Оно – как у индейцев, и я буду на него откликаться.

– Как хочешь, Алексей. Ты не забыл про спор?

Я согласился, что проиграл, хотя сабля была жареная, и спросил, какое Снежкино желание нужно выполнить.

– На последнем уроке скажу. Надо ещё придумать, – сказала Снежка.

На большой переменке я опять, как вчера, быстро сбегал домой.

Кыш не бросился мне навстречу и не завилял хвостом. До молока, воды и кусочка колбасы он не дотронулся. Он лежал, уткнувшись мордой в передние лапы, как на Птичьем рынке, когда его продавали. Я присел на корточки и, откинув рукой чёлку, заглянул Кышу в глаза. Они были тёмно-коричневые и влажные, как вишни после дождика. Кыш здорово на меня обиделся. Я погладил его и сказал:

– Кыш! Сначала я тебя заставляю и приучаю к дисциплине, а потом ты к ней привыкнешь и сам себя будешь заставлять. И у нас, у людей, тоже так. Вот первого сентября на уроке я взял и вышел из класса. Без спроса. А меня поймали, посадили на место и велели сидеть до звонка. В общем, привязали, как я тебя. И теперь я всё понял и до переменки из класса не ухожу. Ты мне ещё спасибо скажешь. И не обижайся. Я же не обижаюсь на Вету Павловну. Она хорошая и добрая. И я тоже хороший и добрый. Но ведь если я тебя отвяжу, ты что-нибудь обязательно изжуёшь или разобьёшь?

«Рр-а!» – согласился Кыш.

– То-то. Будь здоров. Скоро приду, – сказал я, вытер лужу около батареи и побежал в школу.

В подъезде я успел заглянуть в почтовый ящик. Журнал-ловушка не был похищен…

23

На последнем уроке я вдруг задумался: почему кошки, которые глупее собак, понимают, что нужно «ходить» в ящичек с песком, а щенки этого не понимают и их выводят на улицу? А если хозяин, например, ушёл на целый день в школу, а дома никого нет? Плохо дело. Нужно изобретение придумать!..

…Вета Павловна что-то объясняла, а я чертил в тетрадке по чистописанию ящички для щенков. И вдруг я додумался до изобретения. Но, забывшись, от радости и ещё от того, что долго думал о Кыше, я пролаял:

– А-ав!

Я тоже, как Снежка, на секунду забыл про дисциплину, и вот что получилось.

Тут в классе поднялся такой хохот, что в класс заглянул проходивший по коридору завуч.

Я от горя и страха готов был провалиться сквозь землю.

Но Вета Павловна не стала ругать меня перед завучем. Она что-то тихо ему объяснила. Завуч посмотрел на меня, почему-то вздохнул и ушёл из класса.

– Сероглазов! Твой папа работает только днём? – спросила Вета Павловна.

– Да, – ответил я и ещё больше захотел провалиться сквозь землю.

– Попадёт тебе, – шепнула Снежка. – Но я приду и заступлюсь за тебя. Я знаю, почему ты залаял. Ты про щенка думал. А я в детском саду тоже мяукала, когда скучала по кошке Цапке. Тебе кто страшней – завуч или директор?

– Завуч, – ответил я и знаком попросил Снежку замолчать.

Мне было не до разговоров. Кыша-то я привязал для дисциплины, а сам не слушаю объяснений, изобретаю уборную для щенков и, главное, лаю прямо на уроке. Ничего себе воспитатель щенка! Вот придёт вечером Вета Павловна, расскажет про всё папе и маме, и тогда – прощай Кыш!.. Но нет! Я этого не допущу!

Меня зло взяло, и я заставил себя внимательно слушать урок.

Вета Павловна три раза вызывала меня повторять, и я повторял без ошибки. На третий раз она сказала, что я могу быть дисциплинированным и сообразительным. Нужно только как следует захотеть, и я всегда буду молодцом.

– Вот это я больше всего люблю, когда cначала ругают, а потом хвалят, – не удержавшись, опять шепнула Снежка и получила замечание.

– Снежана Соколова! – сказала Вета Павловна. – Я пересажу тебя за другую парту. А ведь ты обещала хорошо влиять на Cepoглазова!

– Это я случайно последние разы забываю про дисциплину. Скоро я ни одного замечания не получу, – пообещала Снежка.

– Посмотрим, – сказала Вета Павловна, построила нас в пары и предупредила, чтобы никто не убегал без спроса, как вчера Алёша Сероглазов.

Но я и сам бы не убежал. Я старался не забывать про дисциплину.

В коридоре около стенгазеты опять толпились старшеклассницы, а Рудик Барышкин им что-то рассказывал. И никто не знал, что он вчера натравливал большую злую собаку на малыша Кыша…

На улице Снежка наконец сказала мне своё желание. Она хотела, чтобы я завтра принёс в школу щенка.

– Прямо на урок? – ужаснулся я.

Но Снежка согласилась, что можно принести Кыша на переменке, а потом отнести обратно.

– Лучше ты приходи ко мне и смотри на него сколько хочешь, – сказал я. – И у меня, и у Кыша испытательный срок. Если он попадётся в школе, знаешь что будет?

– Скажи уж: струсил, – усмехнулась Снежка. – Я тебе сказала своё желание, а ты струсил.

– Не струсил, а дисциплина, – сказал я. – Вот кончится испытательный срок и принесу Кыша. Честное слово.

– Ну ладно, – смягчилась Снежка. – А знаешь, какое желание у меня было сначала? Фамилию твою взять.