Замок в лунном свете - Дьюи Вард

«ОЛЛИ СОНДЕРСОН — ПОДКОВЫ, СЕНО И КОРМ»

Заметив издали вывеску, я, не раздумывая, остановилась и спешилась. Под соломенным навесом мирно стояло с десяток лошадей, терпко пахло конским потом и сеном. Подбежавший Сондерсон взял у меня из рук поводья.

— Добрый день, мистер Сондерсон. Можно мне ненадолго оставить у вас лошадь? Я собиралась пройтись по городу пешком.

— Ну конечно, Морин, конечно. Она, кажется, немножко вспотела. Сначала я проведу ее по кругу, а уж потом поставлю в стойло. Вы заплатите сейчас или записать на счет миссис Томас?

— Ой, я забыла, — пробормотала я смущенно. — Всюду нужны деньги, деньги…

— Ну какие же это деньги, Морин. Десять центов это не сотня долларов! Ладно, чего уж там, ставьте так.

— Нет-нет, я обязательно заплачу. Но только в следующий раз. А сейчас… — я покраснела, не найдя никакого объяснения.

Жгучий стыд заставил меня опустить голову. Не иметь с собой жалких десяти центов? Лошадь, словно почувствовав мою нерешительность, сама прошла во двор и направилась к бочке с водой.

— На вашем месте я бы не позволял ей много пить, Морин, — послышался за спиной голос Сондерсона. — Она еще не остыла после бега.

Я обернулась. Владелец конюшни стоял у ворот в ковбойской позе и жевал потухшую сигару.

— Позвольте мне самой решать, что делать, мистер Сондерсон, — ответ прозвучал резче, чем я хотела.

— Конечно, конечно. Не буду навязываться с советами. Кстати, ваша собака так хороша! Уже наслышан, что в усадьбе миссис Томас теперь есть настоящая полицейская овчарка.

Он двинулся с места, направляясь к Барону. Тому это явно не понравилось. Пес резво вскочил и тихо зарычал.

— Не трогайте его, — громко сказала я. — Барон не любит незнакомых людей.

— О, я умею обращаться с животными, Морин. Не волнуйтесь. Ну, песик, ты же у нас хороший малый. Дай я только посмотрю на тебя.

Барон ощетинился, зарычал громче, обнажив белоснежные клыки. Сондерсон отшатнулся в испуге.

Я сама удивилась, с какой скоростью вскочила в седло.

— Барон, ко мне! — крикнула я, выезжая на улицу. Барон бросился следом, мгновенно забыв про Сондерсона.

Не вернусь ни за что, уныло пронеслось в голове. Бог ведает, какие небылицы будет теперь рассказывать Сондерсон обо мне и моей собаке! Отъехав на приличное расстояние, я оглянулась. Ну конечно, прохожие глазели на меня, некоторые перешептывались. Я заставляла себя улыбаться, кому-то кивала, но лишь немногие смущенно отвечали на приветствие. Остальные отводили глаза. Для них я была сумасшедшей…

На холме, с вершины которого Ньюбери был виден как на ладони, я спешилась и присела на поваленное дерево. Лошадь принялась мирно щипать траву, Барон улегся у моих ног. Далеко на колокольне зазвонили колокола. Словно в тумане я видела перед собой бабушку — неестественно прямую, с ничего не выражающим лицом, восседавшую на церковной скамье. Рядом с ней — отец, уставившийся широко раскрытыми глазами в пустоту. И мать, закрывшая лицо руками в черных перчатках. Раскрытый гроб…

Потом я увидела себя — застывшую, без слез, дрожащую всем телом. В отчаянии я прислушивалась к словам пастора, который говорил о неисповедимом Божьем помысле, повелевавшем жизнью и смертью. На этот раз — смертью. Смертью моего брата Сэма.

Я заплакала, бросилась на землю, лицом во влажную траву. Сдержать рыдания было невозможно. Рядом тихо скулил Барон.

Не знаю, сколько времени я так пролежала. В чувство меня привел Барон, влажным языком лизавший лицо. Слезы высохли, отчаяние сменилось странным, беспричинным спокойствием.

Неожиданно я почувствовала, что проголодалась. Может быть, есть хотелось уже давно, но только сейчас я это осознала? Часы Дэвида Эндрюса показывали начало второго. К обеду в «Хогенциннене» я опоздала. Бабушка рассердится, скандал неизбежен. Но мне было уже все равно.

Машинально посмотрев вниз, я заметила многоэтажное здание, окруженное несколькими приземистыми коттеджами. «У Пита. Бар и мотель» — вспомнилась неоновая реклама, которую мы с Эндрюсом видели при въезде в город. Тогда это было лишь смутным воспоминанием. Теперь же я вспомнила, что Питом звали хозяина бара; с ним работала его жена — Мэри. Когда-то я дружила с ними, и они были рады мне. Что ж, не все было так плохо, как казалось. По крайней мере, нашлось такое место в Ньюбери, где меня могут накормить в кредит!

На парковке перед мотелем стояло несколько грузовиков. Все верно: у Пита и Мэри обедали шоферы, проезжавшие через город. Воспоминания возвращались, ясные и отчетливые, словно никогда не стирались. С минуту я раздумывала, затем решительно толкнула дверь и вошла. Барон проскользнул следом.

Я осмотрелась; помещение выглядело свеже отремонтированным. За стойкой бара стояла Мэри, ничуть не изменившаяся за эти годы. Она с улыбкой протянула мне руку. Рукопожатие было крепким и искренним.

— Рада видеть тебя, Морин. Выпьем что-нибудь за встречу? Заведение платит, — она рассмеялась.

— Конечно, Мэри, — ответила я, — но неплохо бы сначала что-нибудь съесть. Сэндвич, двойной. Терпеть не могу виски на голодный желудок. — Я уселась верхом на высокий табурет. — Ты даже не представляешь, как приятно тебя видеть.

Подошел Пит, принес порцию ветчины, сыр, плеснул в рюмку виски, добавил кусок льда. Мир вокруг медленно окрашивался в розовый свет.

Пододвинув стул, Мэри села за стойкой напротив.

— Слава Богу, самое плохое позади. Как ты жила все эти годы в Нью-Йорке, Морин?

— Что сказать… У меня, конечно, остались провалы в памяти, но одно я помню точно: когда меня привезли в клинику, я была нищей. К сожалению, с тех пор в моем положении мало что изменилось, — я попыталась усмехнуться.

— Да, неприятно, — Мэри сочувственно вздохнула. — Бабушка все еще командует в замке?

Я кивнула.

— Как и раньше. Мечтаю убраться подальше с ее глаз, как только стану более или менее самостоятельной.

Жадно проглатывая куски, я быстро расправилась с сэндвичем, отпила виски, которое налил Пит, и мне сразу стало легче. Щеки запылали, по всему телу разлилось тепло. Мыслей почти не было, лишь ощущение безмерного счастья переполняло меня.

Из безмятежного созерцания меня вывел тихий шепот Мэри:

— Знаешь, я еще никому не говорила… Даже Пит ничего не знает. Я, кажется, серьезно больна. Придется лечь в больницу на операцию…

Я подняла глаза и только сейчас заметила восковой оттенок кожи, плотно обтянутые скулы. Какой она была несколько лет назад? Да, нет сомнений, она очень изменилась. Следовало сразу спросить о ее самочувствии, но я отвлеклась, обрадовавшись встрече.