Уничтожить нежить - Алексей Птица

довольно широким у гарды, он сужался на конце. Таким можно и рубить, и колоть. Рукоять его была обмотана металлической проволокой, со вставками из акульей кожи. Но Вадим думал, что ему досталась шпага, и название её он никак не мог вспомнить. Хоть это и был фламберг.

В дверь ломились. Подхватив мешок, Вадим решил в последний раз заглянуть во все имеющиеся дыры в комнате. Но кроме хорошей одежды и сапог, сапог… Ничего он не нашёл. Клинок был хорошим, а добыча мала. Вадим чувствовал, что здесь ещё есть чем поживиться. Однако ему нужно было пробираться в Калугу и дальше, в Москву. А вот открывать дверь — не вариант, поэтому парень бросился к окну.

Выскочив на крышу пристройки, он поначалу направился вдоль неё, в сторону других комнат, но все остальные оконца оказались столь малы, что ни влезть, ни вылезти через них было бы невозможно.

Вадим заметался, не зная, что делать, наконец, он решился соскочить с пристройки, перемахнуть через забор и бежать в лес.

Но тут дверь окончательно сдалась, с ужасным грохотом она распахнулась, ударилась о стену и повисла на одной петле. Целая орава зомби, сбивая друг друга с ног, стремительной лавиной стала наполнять комнату.

Поднялся дикий вой, рычание и мычание. Один за другим зомби вставали и шли в сторону выломанного окна, где маячила фигура живого человека. Вадиму ничего не оставалось, как принять бой. Первого фламберг разрубил играючи, второго, третьего. Отступив от окна, Вадим выманил мертвяков на крышу и упокаивал ударом в голову. Один из них рухнул, и с его одежды оторвался ремень с ножнами, заскользив по крыше.

Мельком глянув на него, Вадим схватил ножны с коротким клинком, ударил следующего фламбергом и пнул его тело в окно. На какое-то время в оконном проёме возник затор, что позволило спуститься по лестнице и добежать с ней до забора. Перебежав забор по приставной лестнице, он спрыгнул на землю и припустил во весь дух по Посаду.

Через пять минут интенсивного бега он оставил позади мертвяков, а ещё через столько же и вовсе вырвался из пригорода Козельска. Здесь Вадим перевёл дух, проверил мешок, набрал на огородах овощей и отправился в сторону леса. Войдя под его зелёную сень, он быстро исчез среди деревьев, что одобрительно гудели в вышине своими кронами.

Глава 7 Болотников.

Здоровый казачина, одетый в польский жупан, богатую шапку и красивые польской выделки сапоги, расхаживал по походному шатру. Венгерская карабела в изукрашенных ножнах билась на его боку, указывая на высокий статус владельца. Здоровяк с явным нетерпением и с такой же явной опаской ждал своего бывшего хозяина и покровителя.

Казачиной был не кто иной, как Иван Болотников. Ждал же он своего благодетеля, которого всегда звал — Хрипуном. Когда-то ему пришлось наняться к нему боевым холопом. С той поры много времени прошло, и многое быльем поросло. Пришёл опыт, уважение, а страх и зависимость от старого хозяина остались.

Внезапно полог шатра распахнулся, и туда зашёл тот, кого давно ждал Иван Болотников. Сильный порыв ветра проник следом, всколыхнув пламя нескольких свечей. Те вздрогнули синим пламенем, чудом не потухнув, потом вспыхнули ярче, затрещали и снова стали гореть мерно, как и раньше.

— Здоров ли ты, Иван⁈ Смотрю, заматерел и загорел, — сразу с места в карьер начал разговор пришедший.

— Да, и тебе не хворать, Хрипун. И ты стал совсем другим, не таким, как прежде, — не остался в долгу и Болотников. — Постарел…

— Ну, про то не тебе судить, Ваня, — с мягкой издевкой ответил гость. — Ты и в Турции побывал, и в Венеции за это время. На иноземцев посмотрел и себя показал. Ну, наверное. Как смог показал. А ведь я тебе говорил, Ваня… Поучал уму-разуму. Да только ты не слушал меня. Да что я о тебе всё, да о тебе. От зависти, наверное. Я вот всё тут, всё на Руси маюсь. К иноземцам не езжу, воеводой службу несу, не гуляю, приключений себе не ищу. Вот так…

Болотников молчал, не зная, в каком тоне вести неприятный для него разговор. Сначала он хотел было сразу послать бывшего хозяина туда, куда Макар телят не гонял, но пока поостерегся. Мало ли что, и мало ли как дело пойдёт. Здесь спешка не нужна, от спешки кони даже дохнут, не то что люди. А уж люди, так и вовсе… Как дальше пойдёт разговор, так и будет видно-то. А Хрипун продолжал свои поучения, как будто бы копил их всё это время.

— Говорил я тебе, Иван: мне служи, и всегда в достатке будешь, и приключениями Бог тебя не обидит, и тоской-кручиной по Родине исходить не будешь. Ведь так?

Болотников кивнул, хмуро рассматривая своего бывшего хозяина.

— То так, Хрипун, то правда твоя.

— Вот я тебе и говорю, а ты сбежал, да к казакам вольным ушёл, не слушая меня. Много ты с ними счастья нашёл?

Гость, крупный и дородный мужчина с вислыми на пример казака усами да стриженной в кружок головой представлял собою противоречивое зрелище. Одет он был богато, но неброско, оружие при себе имел знатное, но в ножнах невзрачных.

За широким кушаком блестел серебром рукояти длинный пистоль, а кинжал с золочёным эфесом представлял собою не парадное, а вполне боевое оружие. Да и кинжалом Хрипун владел не как дилетант. Видел Болотников один раз, как Хрипун отбился от внезапного нападения подосланного убийцы. Боялся Болотников Хрипуна, так как стояли за ним многие и многие.

— Всё что нашёл, всё моё, — прервал затянувшуюся паузу атаман.

— И много ты нашёл у турок? Аль итальянцы тебе серебра отвесили с лошадиную голову?

Болотников счёл за нужное промолчать. Не дождавшись ответа, Хрипун примостился на походный стул в шатре.

— Вот, что я тебе скажу, Ваня. Приехал я сюда не просто так, и ты это понимаешь. Пока ты куролесил с казаками по степи, да в плену на турка спину гнул, на Руси много что поменялось. Парень ты бывалый, да уже зрелый, почитай, муж. И Крым, и Рим, то есть Венецию познал. Остались только медные трубы, что славу лютую поют, да на смерть ведут. Да ты и о них слышал. А раз так, то вот мой сказ тебе. Нужен предводитель мне, чтобы действовал вроде как сам по себе, а на самом деле волю мою тайную исповедовал. Воля моя будет в твоих же интересах. В том тебе сомненья не будет, не бойся. Моё слово крепко, как дуб столетний. Как думаешь?

Болотников разозлился.

— У меня уже есть отряд гайдуков, зачем мне ещё и в ваши дрязги лезть?

— Так то тебе нужно, а не мне. Был ты никем, а станешь первым воеводой. Был царевич Дмитрий, но как верные люди говорят, играл в ножички. Да приступ падучей его внезапно прихватил, и упал он на свой ножик, да горлом аккурат. Кровью весь истёк, на том и кончился. А молва народная, что против Бориски вознегодовала, его к себе привязала да оживила. Не было, мол, той смерти, всё Шуйский придумал да утаил от народа-то. А Шуйский и расследовал тогда это дело, да и сам не рад, что расследовать пришлось. Вона как, Иван…

— Так это что же? Живой царевич, али Шуйский его прибил?

— Шуйского там не было. Я же говорю тебе, Годунов его послал, как токмо узнал об несчастии. Мёртв царевич, а мор трёхгодовой в народе его память возродил, как мертвяков богопротивных в нынешнем годе. Явился Гришка Отрепьев да объявил себя царевичем. Людей за деньги Мнишека привели и за почести обещанные, чтобы подтвердили его происхождение. Долго о том рассказывать. В конце концов, переиграл Гришку Шуйский, да убил прилюдно. Но не успокоился народ, бунтует. Не нравится ему новый царь. Никому не нравится, кроме кучки приближённых и сродственников ближнего круга. Вот и нового Лжедмитрия уже ищут, да есть и другой человечек ещё, но о нём после…

— Ммм, — у Болотникова мигом закружилась голова от обилия новостей, что он сейчас услышал. Вроде всё ясно, но он привык махать шашкой да стрелять из пищали, а не головой думать, да в царевичи играть. — Так мне что делать-то?

— Дак что тебе делать? Ехать в Самбор в замок Мнишеков. Там сидит московский боярин Михаил Молчанов. Я черкану ему прелестное письмо, и он тебя примет. Сам он мнит себя царевичем, да стать им не сможет. Знают его больно хорошо, не пойдут за ним. В лицо знают, да многие. А и знают про него, что цареубийца он. Фёдора Годунова с матерью удушил, да в яму скинул. Вор, к тому и свидетели есть, ещё при Бориске Годунове. Предатель