Коварство и свекровь - Наталья Александрова

— Они? — переспросил Леня. — Кто такие они?

— Незваные гости! — сухо ответил хозяин. — Я вам писал! И много еще у вас подобных ловушек? — опасливо поинтересовался Леня, переступая через натянутую поперек коридора веревку.

— Да нет, совсем немного, — ответил тот. — Мы уже почти пришли…

Он открыл дверь и вошел в длинную и узкую, как пожарный рукав, комнату. Высокий потолок скрывался в темноте, углы комнаты украшала густая многолетняя паутина. Значительную часть помещения занимала старомодная железная кровать с блестящими никелированными шарами по углам. Стены комнаты были увешаны очень странными предметами — тазами, корытами, банными шайками. Кроме того, здесь было очень много зеркал.

В комнате было намного светлее, чем в коридоре, и Леня наконец смог как следует рассмотреть своего провожатого. Он был вовсе не так стар, как показалось с первого взгляда. Пожалуй, это был еще совсем молодой мужчина, может быть, Ленин ровесник, только небритые щеки, всклокоченные пегие волосы и лихорадочно блестящие, глубоко ввалившиеся глаза делали его намного старше.

— Венедиктов! — представился он. — Виссарион Леонидович. Впрочем, вы же пришли по моему письму, значит, знаете, кто я… и знаете, разумеется, в чем сущность проблемы…

— Да… в общем, конечно… — неопределенно протянул Леня, — хотя будет лучше, если вы снова мне все расскажете… чтобы у меня сложилось, так сказать, цельное впечатление.

Имя хозяина вызвало у него в памяти сохранившееся еще со школьных времен словосочетание «неистовый Виссарион».

— Ладно, — Венедиктов кивнул и, многозначительно прижав палец к губам, прошептал:

— Только нам нужно принять меры предосторожности!

Он вытащил из-под кровати небольшой оцинкованный тазик и надел его на голову, на манер мотоциклетного шлема. Потом достал второй такой же и протянул его Лене.

— Зачем это? — Маркиз невольно попятился.

— Как зачем? Для предотвращения утечки информации! Ведь вы не хотите, чтобы она попала в чужие руки? Особенно. .. вы, разумеется понимаете, в чьи!

— Не хочу, — подтвердил Леня и послушно надел на голову тазик. Он понял, что имеет дело с законченным психом, а с психами, как известно, лучше не спорить.

— Итак, я вас слушаю, — проговорил он, поправив тазик и покосившись на свое отражение в пыльном зеркале. Его радовало только одно — что Лола не видит его сейчас в таком идиотском виде… кстати, что-то от Лолы давно не было никаких вестей…

— Я заметил это приблизительно три месяца назад, — начал неистовый Венедиктов трагическим тоном. — Как сейчас помню, это случилось в пятницу, в семь тридцать утра… я собирался пойти на работу и вдруг почувствовал…

Он застыл, как будто к чему-то прислушиваясь. Леня подождал некоторое время, наконец не выдержал и спросил:

— Что же вы почувствовали?

— Я почувствовал, что за мной следят! Что на мне ставят эксперименты! И не только на мне, а на всем человечестве! На каждом! На каждом! И на вас тоже! — Венедиктов ткнул в Ленину сторону волосатым пальцем.

Леня испуганно попятился и на всякий случай подобрался поближе к двери.

— Они ждали, когда я отправлюсь на работу, чтобы похозяйничать здесь без меня! — Виссарион обвел свою комнату широким жестом. — Но и на работе они тоже следили за мной и ставили опыты, как на подопытном кролике! Проверяли, сколько я смогу проработать, и сколько хамства безропотно перенесу от своего начальника, который, разумеется, тоже их человек… И тогда я подумал, что не буду плясать под их дудку! А для начала не пойду на работу…

Виссарион сделал паузу и печально продолжил:

— Но этого оказалось недостаточно! Они не оставили меня в покое! Они следили за мной через специальные точки на стенах… что-то вроде дверного глазка… Но я завесил эти точки, — он показал на тазы и зеркала. — И теперь они утратили контроль. По крайней мере, пока я не выхожу из комнаты. Но это только я догадался о том, что происходит, а все остальные люди по-прежнему в опасности! А я не могу в одиночку бороться за все человечество! Поэтому я писал в различные организации, пытался открыть им глаза на происходящее…

— Ну и как? — сочувственно поинтересовался Маркиз.

— Мне никто не ответил! — Венедиктов тяжело вздохнул. — А потом ко мне под видом врача пришел один из них… хорошо, что я проверил его при помощи определителя…

— При помощи чего? — переспросил Леня.

— При помощи определителя, — повторил Венедиктов. — Это прибор моего собственного изобретения. Когда правда о происходящем наконец всплывет, мне непременно присудят Нобелевскую премию за изобретение определителя. Этот прибор позволяет отличить любого из них от настоящего человека…

Венедиктов снова подошел к кровати и вытащил из-под подушки самый обыкновенный будильник. Подозрительно покосившись на Маркиза, Венедиктов приблизился к нему и поводил в воздухе будильником, не сводя глаз с циферблата.

— Ну как, — осторожно поинтересовался Маркиз, — со мной все в порядке?

— В порядке, — Венедиктов кивнул. — Только не пытайтесь рассмотреть и запомнить устройство определителя! Я знаю, что у вас на уме! Вы хотите украсть изобретение и получить мою премию! Так вот не выйдет! — и Венедиктов, показав Лене большой кукиш, спрятал будильник обратно под подушку.

— А какие отношения у вас были с соседкой? — попытался Леня перевести разговор на интересующую его тему.

— Вот именно! — Венедиктов заметно оживился. — Судьба моей соседки полностью доказывает мою исключительную правоту! Она не пыталась защититься от них, не поняла серьезности проблемы и отказалась повесить по стенам защитные устройства. И к чему это привело? Они ее убили! И точно так же расправятся с остальными людьми, если не принять соответствующие меры!

— Но вашей соседке было много лет…

— А вот это не имеет никакого значения! Никакого значения! — запальчиво выкрикнул Венедиктов. — Человеческий возраст — это фикция! Это химера, при помощи которой они овладевают нашим сознанием! Тем более, что после ее смерти я проверил ее комнату и убедился — за ней тоже следили!

— Да что вы говорите? — заинтересованно переспросил Маркиз.

— Да, следили! — Венедиктов понизил голос. — У нее в комнате они даже устроили тайник!

— Тайник? — Леня изобразил равнодушие, однако сердце его взволнованно забилось. — И что же это был за тайник? Поднимающаяся половица или потайная дверь?

— Тайник был у нее в печи, — отмахнулся Венедиктов, — но дело совсем не в этом…

— И что — вы что-то нашли в этом тайнике? — не сдавался Леня. — Что они там прятали? Может быть, прибор вроде вашего определителя? Или оружие?

— Не говорите глупостей! — взорвался Венедиктов. — Определитель — это мое изобретение, и второго такого не существует! Мне дадут за него Нобелевскую премию…

— Да-да, я об этом уже слышал! Так все-таки, в этом тайнике что-нибудь было?

— Нет, — равнодушно ответил Венедиктов. — Ничего не было. Ведь соседка уже умерла, и они сняли наблюдение. И забрали все из тайника, чтобы никто ни о чем не догадался. А ко мне они подослали своего человека под видом врача, чтобы выведать, что мне известно об их происках. Но вы не думайте, я не проговорился! — Венедиктов довольно улыбнулся. — Ведь благодаря определителю я сразу расколол этого так называемого доктора… Он задавал мне всякие провокационные вопросы, спрашивал, не вижу ли я зелененьких человечков… но ведь я не сумасшедший! И они вовсе не зелененькие…

— А какие же? — с интересом переспросил Маркиз.

— Но я же вам писал! — возмущенно проговорил Венедиктов. — Они фиолетовые, в оранжевую полоску!

Маркиз возвращался домой не в самом лучшем настроении.

Дело, поначалу казавшееся пустяковым, явно затягивалось и усложнялось. До сих пор все вытянутые им номера оказывались пустыми. Правда, была еще надежда на то, что больше повезло Лоле с племянницей покойной старушки, но что-то подсказывало Маркизу, что его боевой подруге тоже не сопутствовала удача.

Леня поздоровался с консьержкой и подошел к лифту. Он не успел нажать на кнопку, как двери кабины разъехались, и из нее буквально вывалилась Андромеда Поползень. Эта колоритная особа совсем недавно поселилась в их доме, прямо под квартирой Лолы и Маркиза, но уже успела вызвать у всех соседей сильное и однозначное чувство вроде устойчивой пищевой аллергии. У некоторых при ее появлении начинались приступы невыносимой тошноты, другие покрывались сыпью.

Начать с того, что Андромеда была исполнительницей народных песен. Эти песни она репетировала в своей квартире с раннего утра и до глубокой ночи, и, хотя звукоизоляция в доме была исключительно хорошей, гулкий раскатистый бас Андромеды, невольно заставляющий вспомнить волжских бурлаков и одесских портовых грузчиков, преодолевал все препятствия и доносился до самых отдаленных уголков дома. Учитывая, что в репертуар Андромеды входили песни исключительно разухабистые и разудалые, жизнь в доме стала несколько утомительной. Когда же кто-нибудь из жильцов пытался призвать певицу к порядку, та надвигалась на смельчака монументальным бюстом и угрожающим басом произносила: