Садовник для дьявола - Оксана Обухова

Под утро Надежда Прохоровна проснулась от резкой боли в животе – невероятно, жутко приспичило по-маленькому!

Плюнув на халат и едва попадая в тапочки, баба Надя спросонья ринулась к удобствам, опомнилась – куда?! бежать-то через весь участок! – накинула халат и опрометью понеслась на улицу. Быстрее, до туалета ближайшего дома! На ходу ругала себя за опрометчиво выпитый на ночь литр чая, за деликатный отказ от ведра, скатилась по лестнице на первый этаж, прострелила до крыльца…

Поставила ногу на верхнюю ступень и…

Тапка уехала вперед по собственной воле, нога задралась чуть ли не до носа…

Теряя равновесие, Надежда Прохоровна схватилась за перила, попыталась установить вторую ногу и…

Та же история – тапка уехала вперед. Бабушка в ночной рубашке и расхристанном халате, наподобие бобслейного болида на ледовой трассе, улетела с крыльца почти в кусты, попутно приложившись со всего размаха о ступени!

Кусты, по счастью, оказались очень близко и не шибко колючие. Конфуза не вышло. А в остальном, когда природа свое берет, – не до приличий.

Надежда Прохоровна отдышалась. Стыдливо оглянулась по сторонам…

С крыльца, недоумевая, что понадобилось человеку в ее кустах, за бабой Надей наблюдала Тася.

– А что? – сказала бабушка болонке. – Тебя небось сюда на ручках носят.

Таисия негодующе тявкнула, а может быть – сочувствие выразила.

Проверяя руками каждое ребро, стеная и охая, Надежда Прохоровна выбралась из-под смородины. Встала прямо: покрутила поясницей, обшарила копчик и локти.

Вроде бы ушибов хватает, но кости целы, спасибо таблеткам с кальцием.

Припадая на больную ногу, добрела до крыльца, присела на вторую ступень и тяжело перетащила толстую Таисию на землю. – диету надо соблюдать, диету. – гуляй, толстушка.

И только тут заметила рассыпанные по верхним ступеням поблескивающие бежевые бусины. Точь-в-точь такие, как были вчера на фарфоровой Клавдии.

Они усыпали ровным слоем три верхние ступени. Надежда Прохоровна, недоуменно щурясь, собрала их в горсть – откуда они тут? – припомнила вчерашний вечер, самое его окончание. Куклу Клавдию припомнила.

Игрушечную Клаву в дом уносила Вера Анатольевна. Когда уже спать направлялись.

Она медленно несла куклу под мышкой поперек туловища, тяжело опиралась на каменный поручень лестницы, разговаривала на ходу.

Могла Верочка не заметить, что нитка порвалась и бусины рассыпаются под ноги?

Могла. Куклу держала, не обращая на нее внимания, – Катарина права, раритет давно превратился в обычную игрушку, – бусины могли скатиться незаметно.

Надежда Прохоровна, скрипя каждым перепуганным суставом, поднялась наверх, дошла до гостиной и сняла Клаву с этажерки: бежевой нитки бус на кукле не хватало. А ведь вчера, когда

Майя пришла похвастаться шикарной Клавой перед новой гостьей, Надежда Прохоровна отлично запомнила эту нитку – почти такая же хранилась в ее шкатулке с незапамятных времен: подарок мужского коллектива родимого завода на Восьмое марта.

Раздумывая над задачей, Надежда Прохоровна потеребила остальные украшения, пригляделась: все бусины нанизаны на крепчайшие шелковистые нитки.

А где еще одна? Порванная.

Исследуя каждый сантиметр пола, ковер, прихожую, только что носом не упираясь в ступени, Надежда Прохоровна дошла до деревянного стола под яблонями.

Потом вернулась: если бусины ссыпались на крыльцо, нитка может быть или на нем, или в доме, или за кукольное платье зацепилась.

А может быть, ее на своем платье перетащила в спальню Верочка? На платье или на тапочках?

Половицы старого дома повизгивали в тишине, Надежда Прохоровна кралась к вешалке с одеждой в спальне Веры Анатольевны. И чувствовала себя почти воришкой, пробирающимся за семейными ценностями архитекторской вдовы.

Дай боже, не проснется. Не хватит паралич с испугу: кто тут шарит в полутьме, крадется?!

Бог миловал. Хозяйка не проснулась. Даже удивительно. Ведь говорила – привыкла просыпаться от малейшего поскуливания Таси. Мысли Надежды Прохоровны прыгали под черепушкой в ритме шага, тихое пение половиц довело ее до вешалки с одеждой, до тапочек у самой кровати.

Ни на платье, ни на полу, ни где-либо еще не было желтоватой тонкой нитки.

Да и вряд ли она могла за гладкую ткань платья зацепиться. Вон какой материальчик ровненький, ни катышков, ни ворса.

Надежда Прохоровна сходила в свою спальню за вставной челюстью. (Попутно, налаживая во рту протез, оглядела пол и собственные тапки.) Надела теплые носочки и вышла на крыльцо – подумать. Таисию компанией порадовать.

Зачем подумать?..

А вот за тем, что если бы сегодня утром по этим ступеням скатилась не крепкая отставная крановщица, а тощая Вера Анатольевна с болонкой на руках, то полетом до кустов дело вряд ли обошлось бы. Убилась бы Веруня. Это баба Надя хоть немного, но за перила придерживалась, а Верочка каждое утро тяжелую болонку на двух руках перетаскивает. Ей держаться нечем, центр тяжести смещен.

И вообще. Надо хорошо знать женщин, несущих на руках детей или любимых собачек. Они на них в жизни не рухнут! Сами извернутся, спиной приложатся, но то, что на руках – уберегут.

Потому что – природа. Потому что – берегини.

Надежда Прохоровна вытащила под утреннее солнце удобное Верочкино кресло, села – отбитая попа отозвалась гудящей болью! – и строго посмотрела на тихие дома: не ладно что-то в этом королевстве. Потерла отшибленный падением локоть – не ладно. Вчера Верочка сказала, что убить из-за выгоды могли ее или Павла. Сегодня – бусы на крыльце.

И нитки нигде нет…

Из-за кустов, вздыхая так, словно до Москвы только что сбегала, выбралась Таисия.

Посмотрела с укоризной – куда ты, тетка, в хозяйское кресло уселась? Потом подумала, подошла и, вытянув шею, вздохнув всем толстым тельцем, положила кучерявую голову на обе сразу бабы-Надиных тапки.

Шея у собаки была теплая, мягонькая, согревающая, мысли у бабы Нади сплошь черные да ледяные. Не верилось Надежде Прохоровне, что бусы так вот, падая сверху ровненько, ступени засыпали. Не застучали громким горохом, не привлекли внимания.

Тут кто-то поработал. И нитку, разрезанную ножницами, прибрал.

Желтое утреннее солнце пробиралось над крышами, собачка грела ноги. Надежда Прохоровна перебирала в уме каждую минуту вчерашнего вечера, пыталась представить, кто, когда и как мог срезать или снять с фарфоровой Клавиной шеи нитку бус.

И получалось – каждый. После того как соседские девочки ушли, кукла стояла на лавке до самой последней минуты. Любой из домочадцев мог стащить те бусы.

И даже домработница Лидия могла. Она ненадолго приходила к Катарине, просила уточнить список покупок на завтра. Стояла как раз возле Клавы, ждала, пока хозяйка сверит список, а Елена кусок торта отрежет.

На Лиду тогда никто не смотрел. Пожалуй, сегодня стоит познакомиться с поварихой поближе: чего это она вдруг на ночь глядя к хозяевам приперлась? Неужто дело такое важное – список покупок уточнить?

Хотя. Елена говорила, что Катарина встает не раньше одиннадцати. А Лида в это время уже, наверное, успевает из магазина вернуться.

И вообще, почем знать, как здесь заведено? Может, Лида каждый раз к хозяйскому столу является за сладким куском? Может, сели они с Васей чайку попить, вспомнили, что Лена большущий торт привезла, – Лидия и направилась за угощением. Пришла якобы по делу, но так-то знала – обломится кусочек.

Как знать, как знать. Но больно уж подозрительно вовремя два прежних работника на старое место возвратились. Они тут каждую тропинку знают, каждый уголок. Вдруг как соседскую собаку все четыре года через забор подкармливали? Вдруг пригодилась эта дружба?

Василий ведь садовник. Он каждый метр посадок вдоль заборов знает. Мог исхитриться, найти местечко, через ограду перемахнуть, а потом следочки прибрать?

Садовник Вася опытный. Наверняка бы смог.

Но вот зачем им Гену убивать? Младший Кузнецов им даже не хозяин.

Неужто из-за того, чтобы нового садовника подставить и на прежнее хлебное место возвернуться?!

Да нет. Куда там. Больно уж мудрено. Убивать брата хозяина, на нового работника все валить. Тут дело не в работе, а в семье.

И как ни думай, Веру Анатольевну на это время надо из дому увезти. Уж коли так все лихо закрутилось – убрать подальше. Сегодня у кого-то злодейство не получилось, завтра, не ровен час, может все сложиться.

Но вот куда и, главное, как? – вопрос вопросов. Пугать пожилую инфарктницу – дело распоследнее. Тут надо изловчиться, выкрутиться. Ведь гордая, скажи: опасно в доме оставаться, так нос задерет, заявит: не поеду! Не связывать же строптивицу, право слово.

Дождавшись положенного часа, Надежда Прохоровна позвонила Софье Тихоновне. Повествовала вкратце об утреннем происшествии, напуская туману и страху. Софа на том конце провода чуть в обморок от жути не свалилась и в итоге заявила: