Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла - Елена Езерская

— А как же Михаил Александрович? Вы известили его о случившемся?

— Мишель — далеко, — пожала плечами княгиня. — Что он может сделать? А тревожить его понапрасну, когда от его участия в посольстве, возможно, зависит судьба России!..

— Посольство? — удивилась Анна. Она впервые слышала, чтобы Михаил был приглашен к делам Министерства иностранных дел.

— О да! — с гордостью произнесла княгиня, понижая голос. — Сам Александр Николаевич просил Мишеньку стать его представителем в посольстве князя Меншикова, который сейчас в Константинополе занят вопросом урегулирования наших отношений с турками.

— С турками? — вновь принуждена была высказать свое удивление Анна. — Но, насколько мне известно, все недоразумения два месяца назад были разрешены. И я приехала домой вместе с господином послом Титовым…

— Вот как? — Княгиня с интересом посмотрела на Анну, и та смутилась — не сказала ли она лишнего. — Но, похоже, милочка, за время пути вы совсем не читали газет. Вскоре, после того, как султан принял решение в пользу России, французы ввели свои военные корабли в Священные воды Святой земли! Они угрожают туркам, что начнут новый крестовый поход! Об этом говорит вся столица! И, если посольство князя не увенчается успехом, то всех нас ждет война! Его Императорское Величество готов объявить мобилизацию!

— Значит, нам не стоит слишком скоро ждать возвращения Михаила Александровича, — устало произнесла Анна. — Бедная Лиза!

— Да, бедная, — как-то обыденно кивнула княгиня. — Это платье вам очень идет…

— Я все же хотела бы заглянуть к ней. — Анна просительно взглянула на Репнину, и та, подумав минуту, вздохнула, разрешая пройти к Лизе.

— Только постарайтесь не разбудить ее. Мы все очень волнуемся за Елизавету Петровну, и, если доктор Вернер разрешит, хотели бы отправить ее недели через две в Ливадию, когда потеплеет море, и воздух станет суше…

Там же, на втором этаже княгиня медленно приоткрыла дверь в комнату, располагавшуюся по соседству с Наташиной. Там тоже было тепло и солнечно, но в воздухе не чувствовалось свежести — лишь странные, травные ароматы лекарств. И, глядя на Лизу, у Анны тревожно сжалось сердце. И, хотя со стороны казалось, что сестра спокойно спала, румянец на ее лице казался болезненным, а дыхание — то едва различимым, то неожиданно сильным с влажными хрипами. Ее руки, лежавшие поверх одеяла, потрясли Анну своей истонченностью, а губы — бледностью, сливавшейся с прозрачной бледностью кожи на лице. И Анна не понимала — темные полукружья под глазами: это тени от длинных ресниц или примета ее нынешнего нездоровья?..

Анна едва удержалась от того, чтобы не броситься в ту же минуту к Лизе — обнять ее, согреть, ибо та была похожа на спящую царевну, нет, даже больше, тяжелее — на ледяную внучку Берендея. И от ее холодности Анне едва не сделалось дурно, но в этот момент она заметила какую-то фигуру рядом с кроватью, на которой лежала Лиза.

Да, это же Варя! Анна узнала, почувствовала в темном силуэте старую няньку, негромко похрапывавшую в тени алькова. Варвара здесь! Ее добрый ангел, верный и преданный друг. Анна сделала шаг навстречу, как будто намереваясь разбудить Варвару, но княгиня, почувствовав ее порыв, осторожно взяла Анну под руку и быстро, но бесшумно увлекла за собой прочь из спальной Лизы.

— Нам стоит поберечь сон Елизаветы Петровны, — мягко и с некоторой укоризной прошептала Репнина, и Анна вынуждена была с нею согласиться.

Не без сожаления она спустилась вниз вслед за княгиней и еще какое-то время провела в ее обществе, ожидая выезда. Зинаида Гавриловна, обычно чопорная и немного высокомерная, непременно кичившаяся своим местом при дворе (она уже много лет приятельствовала с императрицей), на этот раз показалась Анне новым, совершенно другим человеком. «Эта трагедия, случившая с Лизой, задела и ее», — подумала Анна. В голосе княгини появилась надломленность и настороженность. А уж столь искренняя забота о здоровье Лизы и того была удивительней.

Анна помнила, как нелегко сходились эти женщины поначалу: строптивая, но открытая гордячка Лиза и надменная матушка ее любимого Михаила, которая долго не могла забыть о первом (хотя, как потом выяснилось, незаконном) браке княжны Долгорукой, которым, как полагала княгиня Репнина, честь Лизы была запятнана в глазах света безвозвратно. И только появление внуков слегка укротило пыл взаимного неприятия, придавая отношениям Лизы со свекровью выражение внешней терпимости и благополучия. Лиза не раз в прошлом писала об этом Анне, и теперь баронесса была приятно удивлена видеть ту заботу и внимание, которым окружали ее сестру родители Михаила. Да, пусть минуют нас беды и печали, но только в горести можно познать настоящего друга, равно как и увидеть врага — в радости.

Новая встреча снова растревожила ее, разбередила душу, с грустью вынуждена была признать Анна, направляясь в отряженной Репниными коляске к Летнему саду. И поневоле она впервые задумалась над постоянством и регулярностью испытываемых ею и ее близкими бедствий, как будто злой рок преследовал их. И прежние объяснения по библейскому принципу «ОН посылает испытания избранным» уже не могли удовлетворить Анну. Но не потому, что она стала сомневаться в их правоте, а потому что начала подозревать в том бесконечном водовороте несчастий, что, кажется, буквально преследовали ее, не Божий промысел, а злой умысел.

Иногда Анне уже и в прошлом приходила в голову мысль о том, что все печальные события в ее жизни, все потери связаны с ее происхождением. Любовь родителей, искренняя, но греховная, могла вызвать гнев Небес, но покарали их не высшие силы, а недобрая воля княгини Долгорукой, которая так и не смогла смириться ни с предательством мужа, ни с существованием у него еще одной дочери — Анастасии. В огне этой ненависти уже сгорели Иван Иванович и Андрей Долгорукий, едва не погиб ее сын, Ванечка… Так неужели же этот кошмар не закончился?

«Нет-нет!», — отмела Анна крамольные мысли. Уход Владимира — ужасное стечение трагических обстоятельств, а появление новоявленного барона Ивана Корфа и пожар в Двугорском — нелепое стечение объективных причин. Совпадение, невольно воздвигшее на ее возвращении к обычной жизни целый ряд препятствий, преодоление которых снова потребовало от Анны мужества. А его запасы в ее душе уже были на исходе, и единственное, в чем она могла еще надеяться почерпнуть сил, столь необходимых ей для борьбы, — любовь детей…

— Позвольте, сударыня… Могу я спросить, у кого вы шили это платье? Не у мадам де Ланж? — вдруг услышала Анна и оглянулась, чтобы увидеть спрашивающую ее женщину: выйдя из коляски, остановившейся на набережной неподалеку от входа в Летний сад, она едва не столкнулась с приближавшейся к соседнему экипажу особой, за которой шествовала нянька с хорошеньким светловолосым мальчиком с голубыми глазами. Анна успела заметить (не могла не заметить!) малыша — он был так очарователен и издалека чем-то напомнил ей Ванечку, и поэтому Анна невольно сделала движение в его сторону, но, разглядев мальчика, поняла, что он — младше ее сына, и общее у них — только цвет волос и глаз. Потому, подавив едва не вырвавшийся у нее вздох сожаления, Анна опустила голову и вежливо посторонилась, обходя даму, по-видимому — его мать. Но женщина сама остановила ее, когда Анна, казалось, уже прошла мимо.