Люблю свою работу - Марина Серова

— Один мой знакомый сделал мне шикарный подарок…

Ева прогудела, что подарок надо немедленно предъявить общественности.

— Да погоди ты, — пискнула Марго. — Дай человеку высказаться, а то есть жутко хочется.

— Сам он, к сожалению, сегодня очень занят. А подарок, так вот он, — я обвела рукой вокруг. — Я уломала Сержа заранее ничего не говорить, чтобы сюрприз получился. Надеюсь, никто за это не в обиде?

Меня дружно заверили, что ни одна душа не имеет претензий ни ко мне, ни к воспрявшему духом директору, выпили за здоровье виновницы торжества и, более ни о чем не заботясь, приступили к празднованию.

Часа через два никого уже не волновало, что простыня, поначалу закинутая на плечо на манер тоги, сползла ниже уровня общепринятых приличий; кое-кто на эти условности вообще плевать хотел; откуда-то появились карты и какой-то шутник со смехом предложил играть на раздевание. Игру немедленно начали, облачившись в простыни, кое у кого под простыней оказались даже плавки. Те проигравшие, снимать которым было уже нечего, по желанию остальных кукарекали, мяукали или пели песни.

Я только и успевала мысленно вычеркивать из списка одного человека за другим: нательная живопись Сюзанны давно смылась; у Виктора обнаружилось еще несколько татуировок, все на армейские темы, так что его я пока тоже вычеркнула; у Марго на заднице порхала стрекоза, я несколько поколебалась, но вычеркнула и ее. Остальные, в том числе Паша, к компании любителей тату пока не приобщились.

Не зная, смеяться мне или лить по этому поводу крокодиловы слезы, в конце концов я решила, что все не так уж плохо, по крайней мере, день рождения я отметила весело, как никогда, а отрицательный результат тоже немалого стоит. При этой мысли я хихикнула, потому что мероприятие в «Роще» в самом деле тянуло на кругленькую сумму. На мое хихиканье особого внимания никто не обратил, вокруг беспрестанно кто-нибудь да смеялся. Даже Виктор, который хоть и держался обособленно от остальных, хорошего расположения духа до сих пор не утратил. Уж не знаю, каким образом удалось Георгичу заставить этого человека забыть свою враждебность по отношению ко всем и вся, но результат его «заботы» был налицо. Сумел ведь нажать на нужную кнопку.

А вот Серж, напротив, внезапно впал в меланхолию и задумчивость. Уединившись в уголке, он потягивал пиво и с каждым глотком становился все печальнее.

Человек, когда что-то его гложет, изо всех сил стремится переложить часть своего незримого груза на плечи другого, хотя бы выговориться кому-нибудь. Главное, чтобы вовремя отыскался благодарный слушатель. Вспомнив эту истину, я поспешила к Сержу. Мучает ведь что-то человека — сразу видно. Так пускай выговорится, пока никто не мешает, а я, может, что интересное услышу.

Первое, что я узнала, едва Серж успел открыть рот, так это то, что он находится в состоянии, которое определяют уже не как «выпил» («слегка», «немного», «лишнего»), а несколько иначе — «напился» («нализался», «накачался» и т. д.) до или сверх такой-то степени. Я подумала, что неплохо было бы окунуть его в бассейн и там немного пополоскать, а потом отправить баиньки, но сначала — из чувства дружеского и служебного долга — я была прямо-таки обязана побыть благодарным слушателем, хотя бы несколько минут.

Серж посмотрел на меня одним глазом — другой в это время был устремлен на очередную бутылку пива, — прерывисто вздохнул и произнес с такой печалью в голосе, что у меня защемило сердце:

— Поздравляю…

— С чем это? — удивилась я. — Ах да, день рождения.

— И с этим в первую очередь…

Печаль Сержа стала еще глубже, так что уже и дна не увидать. Я заинтересовалась такими словами, но подгонять собеседника не решилась. Он сделал основательный глоток, поперхнулся, закашлялся. Выступившие на глазах слезы, похоже, явились для Сержа последней каплей. Неожиданно он всхлипнул и плаксивым фальцетом сказал:

— У тебя так все классно. И друзья такие классные, — Серж с тоской оглядел столы. — И день рождения у тебя классный. И сама ты, — он покосился на мои бедра, обернутые простыней, — тоже ничего.

Я помолчала, прикидывая, что лучше: признаться по секрету, что не так у меня все хорошо, как может показаться, или посочувствовать. Но Серж ответной реплики и не ждал, он жаждал выговориться.

— На хрена тебе эта Голландия? — подвел он неожиданный итог и еще более неожиданно заявил: — А моя Верка — сука.

Я пробормотала что-то вопросительно-успокаивающее. Серж горестно покачал головой:

— Ты ее просто не знаешь. Нет, конечно, все знают, что она сука, правды же не скроешь, но не догадываются, до какой степени. Представляешь, — он посмотрел мне в лицо, но не смог сфокусировать глаза и смутился. — Представляешь, у нее дома даже сейф свой есть. Меня в него не допускают.

— Так, может, там ничего интересного и нет, — вообще-то я Сержу искренне сочувствовала и даже попыталась смягчить ситуацию, хотя бы на словах. — Может, там какие-нибудь бабские штучки.

— Хренушки! — торжествующе воскликнул Серж и надолго присосался к бутылке. — К ней как братец приходит, — заметь, обычно ночью, как будто дня им мало, — так она сразу в сейф лезет.

Директор затравленно оглянулся, даже слегка протрезвел. На всякий случай я тоже оглянулась — не слышал ли кто его слов.

— Семейная тайна? — прошептала я.

— Какая к черту тайна! — Серж придвинулся ко мне вплотную и теперь, захлебываясь от переполнявших его чувств, шептал в самое ухо: — Точно тебе говорю, какие-то у них делишки! Ты на его рожу посмотри, самая что ни на есть бандитская. Гангстер, точно тебе говорю!

— Серж, — я сделала попытку рассмеяться. — Да у нас сейчас каждый второй, начиная с четырнадцати, обычный бандит.

— Так он у нас и был бандитом, обычным то есть, — Серж опять шептал мне в ухо; это было жутко щекотно, но я стойко терпела. — А как туда уехал, так подучился. Их гангстеры с убийствами да грабежами дело имеют, наши бандиты для них так, тьфу, шпана. Ты, наверное, думаешь, а чего это он с Веркой не разбежится?

Я ничего такого не думала, но возражать не стала. Серж, вспомнив про свою дражайшую половину, немедленно приложился к бутылке. Глаза его снова заволокло грустью.

— Так вот я тебе отвечу как на духу: Верка раньше другая была. Не, баба она всегда была боевая и ревнивая, офигеть можно. Но как к братцу в гости затаскалась, так сукой стала. Видать, он тогда уже ее в свои делишки втянул. А как жареным запахло, так сюда к сестричке примотал. Думаешь, он сам уехал? Ха! Он от всего тут рожу воротит, но обратно не едет, боится.

Серж оставил в покое мое ухо и опрокинул бутылку, оттуда вылилось несколько жалких капель. Бутылок с пивом поблизости больше не наблюдалось. Серж обвел обреченным взглядом стол, измерил расстояние до холодильника и, прежде чем я успела что-то предпринять, мертвой хваткой вцепился в почти полную бутылку шампанского.

После неудачной и, по правде говоря, непродолжительной попытки помешать Сержу устроить в своем желудке адскую смесь я позволила ему завладеть бутылкой всецело и временно переключилась на отдыхающих. Веселье продолжалось, хотя отдельные личности уже начали позевывать.

Теперь я другими глазами смотрела на братца госпожи Петрушковой. После пьяных излияний Сержа Виктор немедленно приобрел эдакий ореол таинственности. Брат-гангстер, приехавший из-за границы. Или, вернее сказать, брат, приехавший из-за границы гангстером. Серж предлагал мне вглядеться в его рожу внимательнее. А мне, кстати, еще никто не сообщал о родственных отношениях Виктора и Верунчика. Надо бы этот пробел восполнить. Может, заодно узнаю что-нибудь о темном прошлом Виктора.

Более чем наполовину опустошенную бутылку Серж позволил отнять, не выразив при этом протеста. Проводив уплывающую посуду равнодушным взглядом, он так же безучастно оглядел стол, меня и громко рыгнул. Я попыталась привлечь его внимание куском жареного мяса.

— Серж, я его знаю?

— Кого? — он тупо посмотрел на мясо.

— Брата твоей Веры.

— К-какой…

Решив, что мясо, как, впрочем, и все остальное, его уже не интересует, Серж зевнул и принялся устраиваться на скамье, пытаясь использовать простыню одновременно в качестве матраса, подушки и одеяла.

Основательно встряхнув Сержа несколько раз, единственно, чего я смогла от него добиться, так это невнятного мычания да слабой попытки завладеть также и моей простыней. Попытку эту я немедленно пресекла, Серж прохныкал что-то жалобное, уронил голову на скамью и немедленно захрапел.

Стало обидно, что наш разговор увял в столь интересном месте, я уже начала подумывать о том, а не стоит ли засунуть Сержа в «баньку», чтобы выпарить немного алкоголя, или пощадить его и просто пополоскать в бассейне.

Тут я заметила, что за нами самым внимательным образом наблюдают сразу двое: Паша и Жанна. Но если Паша поглядывал с живым интересом, явно забавляясь ситуацией, то Жаннетта смотрела мрачно, всем своим видом демонстрируя недовольство и немое осуждение. Еще раньше я обратила внимание, что с таким же выражением она косится и на Виктора.