Жена журавля - Патрик Несс

— Да все мы поняли! И все их роли уже распределили. Лучший парень на деревне — точно наш Сисястый!

Кончилось тем, что Джордж отправился в город и на казенном принтере срочно и за бешеные деньги, причем свои собственные, напечатал еще одну партию футболок для мальчишника, моля бога лишь о том, чтобы О'Райли и его компания не свалили в свою Ригу раньше, чем планировали, просто потому, что им попались уцененные авиабилеты. Мехмет же тем временем симулировал боль в животе, надеясь улизнуть с работы пораньше, что он регулярно делал после обеда по пятницам, тогда как Джордж целый день тупил над почти невероятной новостью о том, что Кумико до сих пор не завела себе мобильника, который работал бы в этой стране, поэтому он не мог ни позвонить ей, ни послать сообщения, ни просто думать о том, чтобы ей позвонить или написать, равно как и о том, чтобы не звонить и не писать, и ближе к вечеру уже чуть не взрывался от мысли, что на повторную встречу с ней у него нет ни малейших шансов, если она не сдержит своего обещания.

И тут она, конечно, пришла.

— Простите за дерзость, — сказала она, ставя на конторку свой саквояжик.

Свою картинку с драконом она отодвинула в сторону — белые, плотно пригнанные перышки на простом черном фоне. А рядом с драконом поместила вырезанную им Журавушку.

— Чтоб я сдох! — воскликнул Мехмет, выглядывая у Джорджа из-за плеча. — Очень круто!

А Джордж не сказал ничего, ибо если б заговорил, то тут же бы и расплакался.

— Я на пикник, — сказала Аманда на следующее утро, передавая Джорджу его внука Джея-Пи, с головы до ног перемазанного странной дрянью, от которой разило бисквитом.

— Grand-père![8] — заорал Джей-Пи.

— А не холодно для пикника? — поинтересовался Джордж, целуя внука и заводя его в дом.

Аманда вошла за ним, но садиться не стала.

Он заметил, как дочь обвела угрюмым взглядом кучи бумаг, одежды и книг, которые делали из его гостиной, мягко скажем, не самое уютное на свете место для детей. Ну и ладно. Джей-Пи обожал деда, а Джордж обожал Джей-Пи. Попади они вместе хоть в тюремную камеру — все равно отлично провели бы время.

— Только не для Рэйчел и Мэй, — ответила Аманда.

— Рэйчел? — уточнил Джордж.

— Ты должен помнить, — сказала она. — Девчонка с моей работы, приходила на мой день рождения полгода назад. И Мэй тоже. Обе красотки, и обе злючки. Рэйчел даже больше, чем Мэй.

— Ах да, — отозвался Джордж, подбрасывая хихикающего внука на руках. — Кажется, припоминаю.

— Будем сидеть на солнышке, пялиться на парней и хлестать винище.

— Звучит очень мило.

— Они меня ненавидят. А я, кажется, ненавижу их.

— А я тут встретил кое-кого, — выпалил Джордж так, словно больше не мог сдержаться. — Ее зовут Кумико.

Лицо Аманды на секунду окаменело.

— Ну-ну.

— Зашла ко мне в студию. Встречались последние пару вечеров. Сегодня опять встречаемся.

— Три вечера подряд? Вы что, тинейджеры?

— Знаю, знаю, лучше меньше, да лучше, но… — Он бросил Джея-Пи на диван и похоронил в старых, пыльных подушках, чтобы тот выбирался как может, — игра, которую Джей-Пи так любил.

— Но? — переспросила Аманда.

— Да так, — пожал плечами Джордж. — Ничего. Просто рассказываю, что встретил очень милую женщину.

— Ну-ну, — осторожно повторила Аманда. — Я заберу его к четырем.

— Хорошо, потому что…

— Потому что у тебя свиданка, все ясно.

На что Джордж даже глазом не моргнул — в нем было слишком много солнца, чтобы смущаться.

— Да, погоди! — вспомнил он. — Я покажу тебе Дракона и Журавушку…

Той ночью он поцеловал Кумико. Секунду-другую он целовал ее, а потом ее губы ответили тем же.

Его сердце пело.

— Никак не пойму, — сказал он ей позже, когда оба лежали в постели, которую он не удосужился поменять, поскольку даже представить не мог, что все это может случиться. — Кто же ты такая?

— Кумико, — ответила она. — А ты кто?

— Скажу тебе честно, — признался он. — Понятия не имею.

— Тогда я тебе расскажу. — Она повернулась к нему и взяла его руки в свои, будто благословляя. — Ты очень добрый, Джордж. Такие, как ты, сумеют простить.

— Что простить? — не понял он.

Но вместо ответа она поцеловала его — и сам вопрос затерялся где-то далеко, далеко, далеко.

Она рождена дыханием облака.

Она не видит ни своей матери, ни отца: мать умерла при родах и ее просто нет; отец же — сам облако, молчаливое, плачущее, охваченное горем, и потому она стоит одиноко, не чуя под собою ног.

— Откуда я? — спрашивает она.

Нет ответа.

— Куда мне идти?

Нет ответа, даже от отца-облака, хотя он и знает.

— Могу я хотя бы узнать, как меня зовут?

Секунду спустя облако шепчет ей на ухо. Она кивает и понимает.

Она взлетает.

Мир под нею так юн, слишком юн, чтобы мог вырасти с нею вместе. Он существует в виде островков дрейфующей земли: одни из них соединены между собой веревочными мостиками или бамбуковыми переходами, другие затерялись в бескрайних просторах, и добраться к ним можно лишь на гребных лодках, изготовленных из бумаги, к третьим она может долететь сама.

Она приземляется на остров, состоящий почти целиком из луга, и трава склоняется к ее ногам под легким ветерком. Она срывает травинку, сжимает в кончиках пальцев и говорит:

— Да. Вот так.

На лугу есть озеро. Она идет к нему, следует за песчаными изгибами его берегов, пока не доходит до реки, что из него вытекает. Она встает на цыпочки и видит, как река опрокидывается с края острова и улетает в пропасть со всей яростью сердитой воды.

«Зачем вода делает так?» — думает она.

На дальнем берегу она встречает рыбака. И спрашивает его:

— Зачем река это делает? Разве так она не изольет все свои воды и не оставит после себя одну лишь пустую землю?

— Это озеро наполняется слезами детей, которые потеряли родителей, госпожа, — отвечает рыбак. — Как ты сама и видишь.

— Ах, — говорит она и видит, как слезы падают в воду из ее золотистых глаз и круги разбегаются по озерной глади.

— Это делает рыбу нежной, — добавляет рыбак, вытаскивая из воды рыбу с блестящей золотой чешуей. — Хотя и слишком горькой на вкус.

— Я хочу есть, — говорит она. — Я до сих пор еще ни разу ничего не ела.

— Пройди к костру, госпожа, — приглашает рыбак. — Я утолю твое горе. — Он бросает рыбу с золотой чешуей в корзину, и та бесцельно хватает жабрами воздух. — А потом, возможно, — добавляет он почти робко, но только почти, — ты приляжешь со мной и покажешь, как ты мне благодарна.

Он улыбается. И улыбка его зла и полна надежды.

Она склоняет голову в ответ и летит к нему, пальцами рук рассекая озерную гладь и оставляя на водной поверхности за собою две долгие водяные стрелы. Приземлившись рядом с рыбаком, она запускает пальцы в его волосы и нежно целует в губы.

Какое небывалое ощущение. Влажней, чем она ожидала.

— Ты хочешь поймать меня в ловушку, — говорит она ему. — Твои мысли ясны мне как день. Ты возьмешь копье, что лежит рядом с рыбной корзиной, и, если я не соглашусь с тобой лечь, ты воспользуешься им, чтобы взять меня силой. Наверное, ты неплохой человек, просто один из тех, кого испортило одиночество. Точно сказать не могу. Но я знаю наверняка, что тебе не нужно мое тело. Тебе нужно мое прощение.

Гримаса печали искажает лицо рыбака, и по лицу его бегут слезы.

— Да, госпожа. Прости меня, госпожа.

— Я верю тебе, — говорит она. — И прощаю тебя.

Очень быстро и милосердно она выгрызает рыбаку оба глаза и двумя острыми пальцами пронзает его сердце. Он сползает на илистый берег.

— Ты убила меня, госпожа, — говорит он, указывая на свое тело, что корчится в грязи между ними. — Ты освободила меня.

— Делаю это с радостью, — отвечает она.

— Спасибо тебе, госпожа, — говорит рыбак. — Спасибо тебе.

Вихрь закручивается вокруг них и уносит прочь его призрак, который благодарит ее до тех пор, пока способен благодарить.

Она кормится рыбами из его корзины. Те и правда горчат, хотя горечь эта не так уж и неприятна. Утолив голод, она берет оставшихся рыб и отпускает обратно в воду, подержав их в ладонях, пока не оживут. Закончив с рыбами, она скатывает в озеро и тело рыбака, а потом прощается с ним, когда злая вода выплескивает его в пропасть между островами.

Она смотрит на свои руки, вертит их перед собой так и эдак, словно удивляясь, что же такое она ими сделала. Она моет их в реке, вытирает о подол платья.

А затем взлетает снова.

Глава II

— Я хочу, чтоб она переехала жить ко мне.