1919 - Игорь Николаев

Он припечатал ладонью лист карты, словно приковывая к нему общее внимание. Капитан — начальник разведки — привычным жестом разложил на столе «пасьянс» подробнейших аэроснимков. Уильям отметил очень высокое качество фотографий — контрастные, дополнительно подретушированные — не сравнить с прошлым, когда воздушное око разведки только появилось на свет.

Как по команде офицеры склонились над столом, будто притянутые к карте и снимкам невидимыми нитями. Все они были опытными и грамотными специалистами, которые давно не задумывались над смыслом отдельных значков и условных обозначений, считывая всю картину целиком.

Их глазам предстало схематичное, но тщательное и детальное отображение оборонительных позиций немцев на участке примерно в тридцать километров. Вместо угрюмых громад крепостей прежних войн на карте густо рассыпались опорные пункты, артиллерийские позиции, минометные батареи, пулеметные гнезда, связанные зигзагами узких ходов.

— Бог мой… — потрясенно произнес корректировщик. Англичане обменялись красноречивыми взглядами, француз в корсете сказал несколько неразборчивых слов, из тех, что не печатают в словарях.

— Господа, можно подумать, для вас новость, что боши умеют копать, — слегка удивился Натан.

— Не новость, — ответил за всех Дрегер. — Но чтобы настолько…

Первое потрясение прошло, и теперь его взор профессионально вычислял наиболее сильные и наиболее уязвимые места немецкой обороны.

— С другой стороны, — оптимистично заметил коллега Дрегера, такой же взводный командир, — мы могли всего этого не знать, так было бы гораздо хуже…

Сдержанный шум прошел по палатке — сказанное оказалось совершенной истиной. Красными зигзагами вились на карте немецкие траншеи. Были отмечены не только позиции артиллерии и минометов, но и многочисленные пулеметные гнезда, вычисленные по следам дульного пламени на грунте. Кое-где, помучившись с лупой, на снимках удавалось различить даже «оспины» свежевзрытой земли там, где недавно были заложены всевозможные фугасы.

Лейтенант подумал, что было бы, если бы у Антанты не оказалось воздушной разведки, и невольно поежился. Как минимум половина, а то и больше, отмеченных на карте рубежей осталась бы нераскрытой. А что может сделать даже один хорошо замаскированный пулемет, он видел собственными глазами. К сожалению, далеко не единожды.

— «Лев» докладывает, что позавчера было замечено прибытие 11-ой баварской дивизии, — давал пояснения капитан-разведчик, водя по карте бамбуковой указкой. — И обратите внимание на пометки чернилами, это от передовых наблюдателей.

— Это точно? — недоверчиво переспросил кто-то из французов в больших чинах. — Ваш… хммм… «Лев», что, пил с ними на брудершафт?

— Это доложил скаут Ловата, — медленно и внятно, с оттенком едва заметного презрения отчеканил разведчик. Остальные офицеры быстро переглянулись, более или менее удачно пряча усмешки. Слава скаутов шотландского лорда гремела еще со времен последней войны с бурами. Несмотря на прошлогодний малярийный карантин, первый полк давно и прочно завоевал репутацию людей, от которых невозможно скрыть ничего. Надев странные лохматые плащи, обшитые рваными кусками ткани,[49] или затаившись в подземных укрытиях, вооружившись тридцатикратными телескопами, скауты со спокойствием и терпением змей в засаде изучали каждый дюйм вражеских позиций. Об ухищрениях наблюдателей ходили восторженные легенды. Спрятаться в фальшивом трупе или за киркой, разглядеть отблеск погон наблюдателя в зеркале вражеского перископа — казалось, для них не было ничего невозможного. Они различали цвета кокард на фуражках с расстояния до двухсот шагов или даже цифры на погонах немцев. Иногда «скауты», несмотря на строгий запрет,[50] меняли оптику на винтовки, их мощные пятикратные прицелы позволяли точно стрелять в лунные ночи и даже при свете звезд. В «не особенно темную ночь» пуля могла найти неосторожного немца даже за пару сотен ярдов.

— Смотрите, сэр, — невозмутимо продолжил капитан разведки. — Вот проходы в нашей проволоке. Вот эти проходы обнаружены немцами и пристреляны, поэтому я не рекомендовал бы пользоваться ими. Через эти и вот эти проходы можно двигаться только ползком — они закрыты сверху. Обратите внимание на подготовленные укрытия, где вы можете переждать огонь. Кроме того, вот отсюда вы можете наблюдать. Теперь внимательно посмотрите на их заграждения. Увы, все проходы через них хорошо прикрываются пулеметным огнем. Здесь и здесь — известные нам пулеметные гнезда, примерные сектора их обстрела. А вот в этих областях отмечался наиболее сильный мортирный и пулеметный огонь.

— А вот это что за гнусное сооружение? — спросил один из французов.

Британцы дружно вздохнули.

— Это «Форт», — пояснил Натан, отчетливо выделяя заглавное «Ф». — Четыре больших «пилюльных коробки»[51] и двадцать четыре капонира, объединенные в шесть групп. На это «гнусное сооружение» у нас отдельная карта и список. Их будем прорабатывать отдельно, как-никак ключевой узел их обороны в нашей полосе наступления.

— Не обойти, — резюмировал танкист с больной спиной, закуривая короткую толстую папиросу. — Будем ломать.

Неодобрительные взгляды сопроводили вспышку спички — курить на совещаниях было не принято, но вслух никто ничего не сказал. Жизнь танкиста вообще тяжела, и тот, кому довелось вести в бой танк, уже не боится преисподней. Разве могут адские котлы испугать того, кто трясется в грохочущей консервной банке, теряя сознание от паров бензина, истекая потом от пятидесятиградусной жары? Того, кто вынужден прятать лицо за кольчужной маской или открываться, рискуя лишиться зрения от залетевших осколков и свинцовых брызг? Пехотинец может укрыться в воронке или окопе, может залечь, бежать или ползти, скрываясь, но огромный бронированный сарай на гусеницах никуда не спрячется, в танки стреляют из всего, даже из пистолетов.

А француз был не просто танкистом, он из «специальной артиллерии», натасканный в Гре-сюр-Лен[52] и Рекло.[53] Именно от надежности и точности огня самоходных гаубиц и пушек большой мощности во многом зависел успех предстоящего наступления.

Такому человеку можно простить некоторое отступление от традиций.

Совещание растянулось далеко за полдень и возобновилось после короткого — только перехватить пару сэндвичей с консервированным мясом — перерыва. Лишь с наступлением темноты офицеры закончили чертить, вычислять, оценивать и решать. Расходились в тягостном молчании, крепко сжимая полевые сумки и тетради с записями.

Когда они с майором наконец остались одни, Дрегер смог задать мучивший его вопрос:

— Скажите, сэр… Почему мы? Мы ведь саперы, а не головорезы из Непала. «Форт» нужно разбить тяжелой артиллерией, «большими парнями» и «Джонсами»,[54] а затем обойти. Даже с поддержкой танков мы его не возьмем. Ну, или возьмем, но все там и останемся.

— Пойдем, пройдемся, — предложил майор.

Даже здесь, во второй линии, казалось, что все словно на передовой. Такая же светомаскировка, хотя кто и когда в последний раз видел немецкий аэроплан? Дозорные посты, вооруженные патрули. Справа доносилось осторожное покашливание наблюдателя. Впереди был слышен приглушенный разговор — дежурный расчет пулемета. Откуда-то из тыла долетали сентиментальные переливы губной гармошки.

Под дощатым настилом основных тропинок вязко хлюпало, дождь давно прекратился, но грязь и не думала высыхать.

— Да, так вот, к вопросу о саперах… — продолжил Натан как ни в чем не бывало. — Все просто. У нас прибавилось пушек, но артиллерии все равно недостаточно, чтобы обрабатывать все инженерные сооружения. Конечно, будет вам поддержка «четыре-семь» и даже пару выстрелов из «девять-два»,[55] но основную работу сделает человек с винтовкой. Как в старые добрые времена.

— К черту «старые добрые времена», — зло проговорил Дрегер. — Проклятый «Форт» вытянут в глубину, в три линии. Там десятки пулеметов, подземные ходы, бронебойные ружья, минометы в закрытых шахтах и бог знает что еще. Мы не пройдем, хоть с танками, хоть без. А из винтовок давно уже не умеют стрелять.[56]

— Уилл! — Даже в неверном вечернем свете было видно, как посуровело лицо майора. — Я не спрашиваю твоего совета. Так же как никто не спрашивает моего. Нам, всей армии, предстоит грызть оборону бошей на всю глубину на широком фронте. Целей всегда больше, чем пушек и снарядов, а теперь — в особенности, что накопали немцы, ты видел сам. Поэтому радуйся, что мы пойдем в бой вместе с танками и аэропланами, а не как первого июля.[57]