Как вы мне все надоели!.. - Далия Трускиновская

С такой уверенностью и сел в ялик за Полосатым мысом.

И оказался он на берегу – один-одинешенек, хотя в приличном кафтане, в довольно модном коротком паричке, с котомкой за плечом и с пузатым кошельком в кармане.

До Кульдига отсюда было дня два пешего пути. Жилло мог взять на постоялом дворе наемную клячу – и добраться за день. Переправился он через первую полосу дюн, и аккурат к обеду увидел с последней дюны поселок.

Поселок этот, между ближней к морю полосой новых дюн и дальней полосой старых дюн, обозначивших давнюю береговую линию, был недавно построен – домишки, хоть и небольшие, а аккуратненькие. Сады возле них тоже еще не плодоносные, совсем молодые. Хотя в таком заветренном месте и они вскоре должны были силу набрать. Разве что огороды тут уже были на славу. Жилло понял, что это – поселок недавних переселенцев. И сразу вспомнил такое, что не по себе сделалось.

Много лет назад, когда он еще жил с дедом и обучался травознайскому ремеслу, неподалеку в горах случился обвал. Целое село как ладонью накрыло лавиной. Хорошо, что мужчины с женами были на полях и на пастбищах. Стариков и детей накрыло, а взрослые уцелели. Без гроша за душой, по решению уездного правления побрели они к югу, чтобы им предоставили другие земли. Разумеется, снабдили этих бедных людей самым необходимым, одеялами там, едой на дорогу, денег тоже немного раздали. А на самом перевале стояла дедова хижина. Возле нее переселенцы и устроили ночлег.

Жилло тогда за ними следом увязался. Не за всеми сразу, конечно. За одной женщиной. Она маленькую дочку потеряла. Да и сама еще была как девочка – восемнадцати лет от роду. Жилло утешал ее, как мог. Муж у нее, конечно, тоже был, но от этакой беды немного умом повредился. Когда за руку вели – шел, когда руку отпускали – стоял. В общем, доутешался Жилло... Да и она твердила, что хочет дочку, иначе умрет.

Пройдя с переселенцами немало миль, спохватился Жилло, что деда одного оставил. Решил вернуться ненадолго – вещи кое-какие взять, с дедом разобраться. Вещи взял и с дедом кое-как договорился – но потерял след переселенцев! Тогда как раз военные действия начались – Бестолковая война, как ее назвали в народе, потому что началась она из-за никому не понятной ерунды и окончилась через два месяца тоже как-то странно, каждая сторона осталась при своем. Но было несколько крупных вылазок, при которых уводили скотину и пленных. Пленных потом разменяли, о скотине как-то позабыли, а переселенцы так и исчезли – неизвестно, по которую сторону границы. Жилло поискал, поискал, да и вернулся к деду.

Так вот, увидел он поселок и подумал про ту тоненькую девочку-мать, которой он сгоряча дочку пообещал. После нее, конечно, немало всяких приключений было, но о ребенке его больше не просили, скорее уж наоборот. Тем она и запомнилась...

Понимая, что накатившая тоска смешна и нелепа, спустился Жилло в поселок. Прикрытый от морского ветра широкой полосой дюн, поселочек просто сердце радовал – вот поселиться бы тут да и жить. Но на единственной улице не было ни души. Жилло прошел из конца в конец – и тогда только понял, в чем дело. Население поселка трудилось на строительстве какого-то здоровенного сарая. Причем трудилось яростно – все друг дружку подгоняли.

Подошел Жилло поближе – и диву дался. Сарай стоял как соплями склеенный – чудом не падал. Но никто этого и замечать не желал. Особенно женщины старались. Отняв у мужей пилы, молотки и гвозди, так орудовали и так шумели – Жилло сразу расхотелось оставаться на жительство в этом поселке. Опять же, с сараем возни было – невпроворот, а украсить стенку у входа старым одеялом, поверх которого приспособлены перекрещенные топор да мотыга – первым делом успели. Прислушался он – странную чушь несли эти обезумевшие строительницы.

– Кончилась наша каторга! – шумела одна, утирая потный лоб.

– Теперь-то поживем в свое удовольствие! – восклицала другая.

– Теперь-то отдохнем! – вторила третья, маленькая, взмокшая, лохматая. И, кряхтя, поднимала охапку досок – крепкому мужичку впору.

Жилло, грешным делом, подумал, что это они тюрьму для ревнивых мужей строят. Но, оказалось, ошибся. Потому что мужья изнутри сарая трудились поаккуратнее жен и без воплей, но тоже достаточно бестолково.

– Послушай, хозяин, – обратился Жилло к одному строителю, что как раз вышел продышаться от мелких опилок, порхавших по всему сараю. – Не скажешь ли, где ближайший постоялый двор? А если поблизости нет, не запряжешь ли лошадку, не довезешь ли до Кульдига? Я заплачу.

– Запрячь нетрудно, минутное дело – запрячь, – охотно отвечал мужичок. – Только я один это дело решить не имею права. Лошадь моя теперь – общая, и сам я, как при ней состоящий, тоже, выходит, общий. Соберемся и решим...

Вспомнил Жилло девку из кабачка, которую капитан отбрил, и вздохнул совсем люди одичали... А мужичок позвал пятерых приятелей, и стали они судить да рядить – может ли он на день с лошадью из поселка отбыть или не может.

– С одной стороны, лошадь нам сейчас, когда общественный хлев под крышу подводим, все равно ни к чему, – рассуждали мужички. – А с другой стороны, проезжий человек за лошадь заплатит, и что мы с этими деньгами делать будем?

– Как это что? – изумился Жилло. – Не такие уж великие деньги. Пропьете!

– Не имеем права, – сурово отвечал строитель постарше прочих. – У нас теперь, когда все общим стало, список утвержден – какие деньги на общую кормежку, какие на общий пропой. Знаешь, что такое новые деньги в список внести?

– А почему это их внести нельзя? – спросил Жилло.

– А потому, что у нас есть список доходов и список расходов. В доходах – за продажу зерна, за продажу репы, за холсты, ну и так далее. А за доставку проезжих в Кульдиг строчки нет. Куда мы эти деньги запишем?

Жилло почесал в затылке.

– Разве обязательно записывать? Просто дойдите с моими деньгами до ближайшего кабака и пропейте.

– Женщины в кабак не пойдут... – вздохнул тот мужичок, что попался ему первым. – Они уж снести его грозились...

– При чем тут женщины? – все еще не понимал Жилло.

– При том, что по законам равноправного народа и есть нужно вместе и поровну, и пить – тоже.

– А разве обязательно им докладывать? – и Жилло покосился на женщин.

– Узнают!.. – хором вздохнули мужички.

Посовещались еще немного. И дождались – женщины обратили внимание на бездельников. Две самых бойких подошли – призвать их к порядку.

И сбылось предчувствие! Посмотрела одна из них на Жилло, посмотрел он на нее... Четырнадцать лет не виделись, а узнали друг друга.

Как-то так само получилось, что ушли в сарай мужички, ушла и вторая женщина, а Жилло и былая его подруга все стояли, не решаясь взяться за руки.

– Ну, здравствуй, – сказал наконец Жилло.

– Здравствуй, что ли, – отвечала она. – Как это ты к нам забрел?

– Да вот на шхуне плыл, на «Золотой Маргарите» , – честно сказал Жилло. – Им в Кульдиг идти было не с руки, они меня здесь на шлюпке к берегу доставили. Объяснили – добираться недолго.

– Гляжу, ты почтенным человеком стал. В городе живешь?

– В городе.

– А мы с мужем – в поселке. Смотри ты, какой плащ...

И помолчали оба, не находя, что бы еще сказать.

– Я тогда не догнал тебя, – решился наконец Жилло. – Говорили, что все вы в плен попали, что вас увели...

– Так и было. Но что ни делается, все к лучшему. Мы шесть лет городские поля пахали и городской скот пасли, и за это нам землю дали. Место – замечательное, правда, земля скверная. Но ничего, был бы скот, а уж мы землю в человеческий вид приведем.

– Красивый у вас поселок, – кивнув, сказал Жилло.

– Дурацкий! – вдруг рассердилась она. – Строили, мучились, как построили – оказалось, все не так! Ты погляди, Жилло, это же уродство двадцать хибарок, каждая – как собачья конура! Нам на днях из Кульдига картину прислали, как наш поселок должен на самом деле выглядеть. Вообрази – один большой красивый дом, где все женщины живут, другой – где все мужчины, третий – где все дети, и четвертый – где все старики! Никаких тебе конурок, окна высокие, комнаты просторные. Живу я, скажем, с Анной или с Люцией в одной комнате, и никто под ухом не хнычет, никто трубкой не дымит, чистенько у нас, красиво. И не нужно с утра до вечера по хозяйству суетиться. Пошел на поле, поработал, сколько нужно, пришел – ступай в общую столовую, там тебе уже миску на стол поставили.

– А кто стряпать-то будет? – в который раз изумился Жилло.

– Стряпать? Откуда я знаю? Из Кульдига еще не прислали распоряжения, кому у нас стряпать. Вот пока общий хлев построим, каждый будет у себя дома питаться. А потом – не знаю. Должны же они прислать распоряжение! А то – никакого равноправия. Женщина – кисни над плитой и над пеленками, а эти поганцы – трубочку в зубы и довольны! Нет уж, с нас хватит!