Судная ночь - Генри Каттнер

Император сплел пальцы и задумчиво покачал головой.

– Коварное приспособление, – произнес он. – Окончательное усовершенствование идеи ножа, воткнутого в спину. Полагаю, жертва даже не замечает, что ее взяли на прицел?

– Человек не успевает осознать свою смерть, ваше величество. Она наступает практически мгновенно.

Император снова покачал головой.

– Лично мне это не нравится, – сказал он. – Но я могу понять, почему х'вани уничтожили целую планету, пытаясь лишить нас этого оружия. Как вы уже сказали, его психологическое воздействие огромно.

Джулия торжествующе рассмеялась.

– Мне это нравится, – заявила она. – Я не слишком щепетильна. Только подумай, отец: мы можем засылать вооруженных шпионов на вражеские базы и брать на прицел лидеров противника, а потом ликвидировать их в решающий момент сражения. Представь себе, что произойдет, если во время какого-нибудь сложного маневра все их командиры одновременно умрут. Не говоря уже о том, как они будут себя чувствовать, зная, что каждый из них обречен начиная с того момента, когда займет ответственную должность и начнет отдавать приказы. О да, мне это нравится!

Ее отец кивнул, продолжая хмуриться.

– Когда об оружии станет известно и оно на деле докажет свою эффективность, то, думаю, любой офицер х'вани превратится либо в бездумного фаталиста, либо в неврастеника. Не так страшно умереть в бою: каждый солдат знает, что это может случиться, и готов к такому концу. Но знать, что убийца неизбежно нанесет удар в тот момент, когда от тебя будут зависеть тысячи жизней или исход генерального сражения… это может вызвать глубочайшее потрясение в умах.

Джулия встала и прошлась по комнате, позвякивая шпорами. Ее фиолетовые глаза возбужденно сверкали.

– Вы понимаете, насколько это важно? – спросила она. – Не само оружие, но принцип, который оно олицетворяет! С незапамятных времен оружие совершенствовалось в сторону увеличения мощности и разрушительной силы. Вся история войн – это поединок между защитой и нападением. Противники разрабатывали новые методы атаки и обороны, затем наступало равновесие, пока не появлялось новое оружие, убивающее людей еще быстрее. Но теперь… – Она рассмеялась. – Разве вы не понимаете? Это же совсем другое дело. С самого начала вся наша изобретательность была направлена на создание более мощного оружия. Человеческий разум приучен думать только в таких терминах. Но с новым оружием мы совершим прорыв в ином направлении. Мы зайдем с фланга и ударим в уязвимое место, о существовании которого они и не помышляют.

Император задумчиво смотрел на нее, поглаживая бороду. Огромные блестящие глаза посланца с Дуннара неспешно изучали ее оживленное лицо.

– Понимаете? – требовательно повторила Джулия. – Мы вернулись к самому началу, в эпоху до изобретения мечей и луков. Теперь мы атакуем отдельную личность. Это оружие не менее ужасно, чем то, которое стирает с лица земли целые города, но оно нацелено на другой конец масштабной шкалы – на конкретного человека. Каждый становится носителем рока, выбравшего его среди всех остальных и неотступно следующего за ним до самой смерти. Душевные муки сильнее физических. В человеке поселяется червь ужаса, пожирающий его дух и оставляющий плоть нетронутой. Он больше не доверяет ни себе, ни своим командирам. А знаете ли вы единственную возможную защиту от этого? – Джулия сложила руки на груди, ее голос почти дрожал от восторга. – Личная ответственность! Разрушение целостной военной машины. Когда оружие будет приведено в действие, никто больше не сможет полагаться на другого человека. Им придется отказаться от сложных планов и начать практически с нуля. Каждый за себя. Это будет партизанская армия, армия фаталистов, борющихся за свое выживание. Но они не могут надеяться на победу в глобальной войне, если все солдаты будут независимы друг от друга. Мы победим, отец!

Император побарабанил пальцами по столу.

– Возможно, ты права, – признал он. – Но лишь в том случае, если оружие останется у нас. Но если кто-то украдет его…

– Кто-нибудь еще знает устройство этого прибора? – обратилась Джулия к посланцу с Дуннара.

– Никто, принцесса. Нас было мало с самого начала, и я видел, как погибли мои коллеги. Пока что информация надежно защищена.

Джулия смерила его холодным взглядом своих фиолетовых глаз. Спокойные серые глаза выдержали этот взгляд, хотя дуннарец, скорее всего, догадывался, о чем она подумала. Создатели уникальных изобретений для царствующих особ обычно долго не живут, а в этом случае речь шла о чем-то гораздо большем, нежели простое изобретение.

– Вам понадобится постоянная охрана, – задумчиво сказала Джулия. – Работать придется быстро.

Император поднял руку, показывая, что разрешает ему уйти, и дуннарец молча поклонился. Джулия снова подивилась плавной грации его движений, несвойственной ястребиному облику, но затем поняла, что за внешностью загадочного посланца кроется нечто змеиное. Оно проглядывало в плавных жестах этого человека, в его холодной элегантности, в бесстрастном немигающем взгляде.

В другой части дворца чья-то темная фигурка, никем не замеченная, спустилась по стене, спрыгнула на садовую дорожку и, двигаясь с уверенностью, рожденной долгим опытом, углубилась в парк.

Он быстро и бесшумно шел в темноте под шелест дождя, оставив позади ужас и смятение, царившие во дворце, где сообщения о гибели все новых миров мелькали на освещенных экранах вперемешку со сценами их уничтожения.

Он знал дорогу так хорошо, что никто не заметил темный силуэт, скользивший от тени к тени. Ему предстоял долгий путь, но он знал каждый шаг, даже во мраке ночи. Под конец он устал, поскольку сегодня весь день провел на ногах. Но конец пути был достаточной наградой за усталость, поскольку приближал его к другой, более высокой цели. Он стоял под аркой потайного входа и глядел на низкие крыши своего города, сияющего теплым светом из-за занавешенных окон. Не было двух занавесей одного цвета, а форма окон менялась от здания к зданию, поэтому город сверкал мириадами ярких образов, как рукотворный сад. Его сердце радовалось при мысли о том, что он снова оказался дома. Он принадлежал этому городу, а город принадлежал ему. Спускаясь по песчаному склону, он больше не таился от посторонних глаз.

В этот час на улицах было мало прохожих, но те, с кем он встречался, узнавали его и обменивались общепринятой формулой приветствия, за которой лежало чувство глубокого сродства между членами одной группы – чувство, почти неописуемое для тех, кто незнаком с подобным устройством общества.

Он шел по песчаной мостовой, направляясь к дому, где его ждали друзья. Все они были духовно дисциплинированными, поэтому их поведение не выдавало эмоционального напряжения: общая цель и общая опасность настолько сплотили их, что в словах почти не было необходимости.