Ночь с принцем - Сабрина Джеффрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристабель пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не покраснеть. Еще ни один мужчина не смотрел на нее так. Даже Филипп обычно не рассматривал ее. Как настоящий солдат, он быстрым приступом брал ее постель и так же быстро отступал в свою, когда все было кончено.
Почему-то Кристабель казалось, что слово «быстро» вряд ли было бы применимо к мистеру Берну. Пока миссис Уоттс снимала с нее мерки, делая записи в тетрадке, он занимался тем же самым: сначала задержался взглядом на груди, потом опустился к затянутой корсетом талии, оценил округлые бедра. Закончив с осмотром, Берн опять неторопливо поднял глаза к лицу Кристабель.
И в них она прочитала то, что он даже не давал себе труда скрыть: он твердо намерен оказаться в ее постели, и никакой договор этому не помешает.
Кристабель мысленно обругала себя, потому что почувствовала, как непонятная дрожь опять пробежала у нее по спине. Какая наглость! Ну она ему покажет. Повернувшись к портнихе, Кристабель спросила со сладкой улыбкой:
— Надеюсь, манеры моего друга не слишком вас шокируют? Иногда он бывает абсолютно невыносим. Я даже не удивлюсь, если, заказав платья, он передумает и откажется платить.
Миссис Уоттс даже бровью не повела, а Берн, что еще хуже, усмехнулся:
— Я, моя милая, уже неоднократно имел дело с миссис Уоттс, и она знает, что свои счета я оплачиваю с достойной восхищения аккуратностью.
Кристабель промолчала, сердито сверкнув глазами. Вот и пытайся учить этого наглеца хорошим манерам.
Не обращая внимания на ее хмурое лицо, Берн обратился к портнихе:
— Кстати, об оплате. Я готов увеличить ее, если все будет сделано за три дня.
Глаза миссис Уоттс хитро блеснули.
— Увеличить придется намного.
— Не важно.
— Отлично, сэр. — Женщина довольно улыбнулась. Потом развязала сорочку и приспустила ее вниз так, что она, как показалось испуганной Кристабель, едва прикрывала соски. — Вас устраивает такое декольте для ваших вечерних туалетов, миледи?
— Нет, — ответил Берн, прежде чем Кристабель успела открыть рот.
Миссис Уоттс смотрела на него, как собака, которой хозяин собирается бросить мячик. Потом она опять повернулась к Кристабель и еще немного опустила сорочку.
— Так?
— Ниже.
Кристабель внутренне вскипела, а ее грудь обнажилась еще на полдюйма.
— Так? — спросила портниха.
— Еще ниже.
— Тогда, может, лучше вообще вытащить их наружу и носить перед собой на подносе? — прошипела Кристабель.
Миссис Уоттс закашлялась, чтобы скрыть смех, а Берн слегка приподнял бровь:
— Это будет очень соблазнительно, дорогая, но все-таки при людях лучше держать грудь внутри платья.
— Рада услышать слово «внутри», — язвительно парировала Кристабель.
Портниха продолжала держать сорочку в прежнем положении, вопросительно глядя на Берна.
— Сэр? Так достаточно или нет?
Он взглянул на миссис Уоттс, потом на возмущенную Кристабель, затем опять на портниху.
— Пока оставьте так. Когда платья будут готовы, решим окончательно.
Закончив снимать с Кристабель мерки, миссис Уоттс спросила:
— Еще что-нибудь, сэр?
— Да. Маркизе надо что-то носить ближайшие три дня, поэтому, возможно, вы сможете исправить одно из ее старых платьев — из тех, которые она носила до траура…
— Не получится, — вмешалась Кристабель. — Мы их все перекрасили в черный цвет.
— Все?
Она вздернула подбородок:
— Все.
— Черт возьми. Теперь хотя бы понятно, почему вы так упорно носите черное. — Берн повернулся к портнихе: — Не могли бы вы хоть одно из этих траурных платьев сделать… гм… менее строгим и прислать его к завтрашнему утру?
— Разумеется, сэр.
— Я велю горничной принести их, — сказал Берн, направляясь к двери.
Когда он открыл ее, Роза едва не упала в его объятия. Кристабель закатила глаза: Роза никогда не позволит чему-нибудь интересному произойти без нее.
— Простите, сэр, — пробормотала служанка, — я просто хотела сказать миледи…
— Все в порядке, Роза, — прервал ее Берн. — Быстро принеси нам самые хорошенькие черные платья твоей хозяйки.
— Так они все уродливые, сеньор.
— Кто бы мог подумать? — заметил Берн. — Хорошо, тогда пусть миссис Уоттс пойдет с тобой и решит, которое из них можно исправить.
Портниха и горничная вышли, и Берн прикрыл за ними дверь. Только сейчас Кристабель осознала, что они остались наедине. И она одета самым скандальным образом.
Берн, похоже, тоже подумал об этом, потому что его взгляд опять принялся совершенно бесстыдным образом изучать ее полуобнаженную фигуру.
К величайшей досаде Кристабель, ее сердце забилось быстрее, когда на лице Берна появилось одобрительное выражение.
— Ради Бога, идите уже и проверьте своих лошадей или еще что-нибудь. Мы здесь можем закончить без вас. Уходите и оставьте нас в покое.
— И позволить вам одеться как монахиня? Ни за что. Его самодовольство и хозяйский тон вывели Кристабель из себя.
— Я должна предостеречь вас, что, хотя я и позволяю вам бесстыдно флиртовать со мной на людях, это не значит, что вы можете допускать подобные вольности наедине. Более того, — она решилась солгать, — я расскажу все о вашем неприличном поведении в своем письменном отчете его высочеству. И если ваш отец узнает…
— Что вы сказали? — Берн вдруг застыл, а его глаза стали серыми, как грозовая туча.
С опозданием Кристабель вспомнила, что у Берна нет оснований любить или уважать своего отца.
— Я с-сказала, что буду писать отчет…
— Нет, вы, кажется, назвали его высочество моим «отцом»? — Одним прыжком он оказался рядом с Кристабель на помосте и угрожающе навис над ней. — Если вы намерены изображать мою любовницу, леди Хавершем, вам не мешает кое-что знать обо мне. И главное: его высочество мне не отец.
— Но я думала… — растерянно заморгала Кристабель.
— Он — тот, кто зачал меня. Это действительно так, что бы этот поганец ни говорил. Но зачать — не значит быть отцом. Только один человек вырастил меня, и только она мне и отец и мать. Этот идиот из Карлтон-Хауса не имеет ко мне никакого отношения, и мне наплевать на то, что вы напишете ему.
Прижав Кристабель к стене, Берн зло смотрел на нее.
— И еще: я не люблю угроз. В ответ на них я обычно делаю как раз то, против чего меня предостерегают. И если вы считаете, что я бесстыдно флиртую с вами…
Он крепко схватил пальцами подбородок застывшей от неожиданности Кристабель и прижался губами к ее губам.
Это был жесткий поцелуй. Властный. И очень основательный. Он овладел ее губами так, будто имел на это полное право. И только когда поцелуй грозил стать еще более интимным, Кристабель удалось вырваться.