Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - Михал Огинский

Я добавил также, что положение нашего представительства было тем более затруднительным, что оно должно было дать отчет о своем решении не только главе сейма, но всей многочисленной ассамблее, где каждый имел свое мнение и где, по несчастью, имело место разделение на разные партии.

Я отметил: чем более возмущены в Варшаве различными писаниями и высказываниями против уступки Торуня и Гданьска, а также речами на заседаниях сейма, произносимыми нунциями, которые настроены против этих уступок, – тем труднее бороться с настроенностью по всей стране и против самого проекта, и против тех, кто его предлагает.

В заключение я сказал, что наше представительство иностранных дел не хочет подвергаться упрекам и потому желает использовать любое средство, которое избавило бы его от обвинений. Оно откровенно поручило мне довести до сведения г-на Питта то критическое положение, в котором оказалось правительство Польши, а также сообщить о его нерешительности по этому очень важному вопросу, по которому оно не может высказаться, не имея на этот счет мнения премьер-министра, столь почитаемого во всей Европе.

Премьер-министр был предупредителен, очень вежлив, говорил по-французски хотя и с английским акцентом, но достаточно бегло и выражался очень точно. Он сказал мне лестные слова и продолжил беседу, задавая мне вопросы по теме разговора. В конце он предложил мне встретиться второй раз: к этой встрече он подготовится и надеется убедительно ответить на все доводы, которые я ему изложил.

Три дня спустя я вновь отправился к нему в кабинет. Я увидел на его столе общую карту Польши и отдельно – карту Гданьска с прилегающей территорией. Я заметил также копию той докладной записки, которую я ему зачитывал, и некоторые другие бумаги, имевшие отношение к предмету нашего предыдущего разговора. Войдя в кабинет, Питт сказал мне: «Видите, я подготовился к сегодняшнему разговору и имею под рукой все, что может нам понадобиться. Докладная записка, которую вам вручили негоцианты Амстердама, была переслана мне консулом, имеющим резиденцию в этом городе, – здесь ее копия. И это еще не все. Многие негоцианты Лондона совершенно определенно высказались в том же духе и старались доказать, что не только Польша многое теряет, уступив Торунь и Гданьск прусскому королю, но и Англия с Голландией будут лишены торговых преимуществ, которые могли бы иметь, если бы судоходство по Висле было полностью свободно. Эти соображения, – продолжал министр, – неудивительны, так как негоцианты принимают в расчет только свои коммерческие интересы. Но, в конечном счете, что даст вам, полякам, владение Торунем и Гданьском? Какие преимущества извлечете вы, имея эти два выхода для ваших товаров – в том положении ослабленности и бессилия, в котором вы находитесь сейчас, слезно жалуясь на давление со стороны петербургского двора?

Прусский король, предлагая вам свою дружбу и договор об альянсе, предоставляет вам возможность выйти из этого отчаянного положения, и уже одно это стоило бы некоторых жертв, которых от вас требуют, тем более что берлинский двор ставит их условием для заключения с Польшей торгового договора. Впрочем, нельзя даже назвать жертвой то, чего король Пруссии просит от вас, так как он, со своей стороны, отказывается от значительных доходов, которые имел до сих пор от таможенных сборов, взамен на владение двумя городами, являющимися к тому же анклавами на его территории». Здесь министр показал мне копию письма, которое король Пруссии направил в его адрес через г-на Герцберга и в котором он вполне откровенно излагал мотивы, вынуждавшие его требовать Торунь и Гданьск. «Неужели, – добавил министр, – вы рассчитываете иметь какую-то выгоду, покупая такой ценой торговый договор с Англией и Голландией? Понимаете ли вы, что уступка Торуня и Гданьска была бы искуплена для вас всеми преимуществами независимого существования и коммерческими преимуществами, которые вам предлагаются? Вы заметили мне, что, имея Данциг единственным свободным выходом для польских товаров, вы будете вынуждены, если утратите его, подвергнуться всяческим придиркам со стороны таможенников и платить все, что от вас потребуют. Но не нужно забывать, что сейчас вы платите гораздо больше, чем платили бы в соответствии с пунктами нового торгового договора, который вам предлагают.

И наконец, что до таможенных препон, то ваше беспокойство имело бы под собой основания, если бы вы имели дело не с союзником и другом и если бы не имели гарантий со стороны Англии и Голландии, – ведь они, заключая торговый договор с правительством Польши, позаботились бы о соблюдении интересов всех участников договора. Да и вы сами, – продолжал министр, – лучше меня знаете, каковы были ранее торговые отношения между Англией, Голландией и Польшей. У вас был маленький порт на Балтийском море возле реки под названием, если не ошибаюсь, Свента, которая уже около ста лет несудоходна и о которой у вас нет оснований особенно сожалеть. Зато у вас есть несколько городов по всей стране, в которых голландские и английские негоцианты имеют обширные помещения, куда вы всегда свозили произведенное на вашей земле, и все это покупалось у вас на месте, что избавляло вас от труда перевозить его самим до морского порта на Балтике.

Я рассматривал сегодня утром на карте, – говорил он, – расположение Ковно и Мереца, о которых наши эмиссары, побывавшие в разное время в Польше, докладывали нам в самом выгодном свете. Особенно о первом из этих городов, который расположен при слиянии двух судоходных рек и был, как о нем рассказывали, многонаселенным и оживленно торгующим. Имеются также старые складские помещения за пределами города, которые напоминают о существовании сотен жилых домов, возможно занимаемых в свое время в основном семьями английских и голландских купцов. Что существовало ранее, может быть возобновлено. Если торговый договор с Польшей будет заключен – не думаете ли вы, что мы сможем уберечь вас от препон со стороны таможенников Гданьска, отправляясь за вашими товарами в глубь страны, чтобы иметь их из первых рук? Мы знаем, возможно, лучше, чем вы сами, статистику вашей страны в отношении производимых ею благ. У вас необъятные леса, а мы не можем обходиться без вашей древесины, которой не слишком занимаются в самой Польше. Вы могли бы экспортировать в четыре раза больше продовольствия, если бы ваше сельское хозяйство не находилось в полном упадке. Вы возлагаете все ваши надежды на саму природу, тогда как в более северных странах она скупа на свои дары. И наконец, я имею сведения, что с некоторого времени у вас стали возникать полезные начинания. Я вижу на карте канал, названный вашей фамилией, и неподалеку от него еще один, проложенный, как мне доложили, на государственные средства, – чтобы соединить реки и облегчить внутренний оборот ваших товаров. Я не думаю, что эти работы уже закончены; нужно будет в первую очередь заняться поиском способов вывоза зерна из ваших южных областей, которые, как говорят, исключительно плодородны.

Торговля с Польшей всегда представляла особый интерес для Англии и Голландии. Зерно, лен, пенька, строительная древесина, кожа и другие столь же необходимые нам товары соперничают своей добротностью с теми же товарами, которые мы вывозим из России, а ваш лен превосходит все, что мы получаем из других стран. Торговля с Польшей тем более выгодна для нас, что у вас нет ни фабрик, ни мануфактур, – таким образом, приобретая в больших количествах предметы роскоши, вы с лихвой возвращаете нам то, что вы имеете от нас за свои товары. Будьте же уверены, что судьба Польши и ее торговли для нас крайне важна и что мы не потерпим, чтобы торговый договор, который сейчас обсуждается, не гарантировал бы вам всех преимуществ, на которые вы вправе рассчитывать.

Я высказался, – сказал Питт, – прямо и открыто, не делая тайны из моих размышлений, которые, как вы понимаете, совпадают с мнением нашего правительства, так как в этой ситуации, как и во всех других, нами никогда не движет личный интерес. Я надеюсь, что вы передадите содержание нашего разговора в Варшаву, а я, со своей стороны, не премину отправить нашему послу при вашем дворе необходимые инструкции, копию которых я вручу вам перед вашим отъездом».

Вот резюме всего, что я услышал из уст премьер-министра Питта. После этой беседы, которая проходила столь же долго, как и первая, я направил мой рапорт нашему представительству иностранных дел.

О моих встречах с премьер-министром Питтом вскоре стало известно всему Лондону, хотя результат их в точности не был известен. Многие негоцианты, которые имели непосредственные сношения с Гданьском и подозревали, что мог стоять вопрос об уступке этого города прусскому королю, приходили расспросить меня об этом и настаивали, также от имени негоциантов Гданьска и от имени всех сторонников свободы торговли, чтобы я воспротивился, насколько это было в моих силах, передаче Гданьска королю Пруссии. Я имел возможность увидеться с Бёрком, который был исключительно хорошо настроен к полякам. Я виделся также с Фоксом и многими другими членами оппозиции, которые поздравили меня с переменами в судьбе Польши, с тем рвением, которое явили мои соотечественники, чтобы освободиться из-под опеки России, с разумными принципами, на которых мы намеревались изменить у себя форму правления. Однако Фокс прибавил, используя латинское изречение: «Будьте осторожны, чтобы не попасть к Сцилле, избежав Харибды. Не слишком доверяйтесь вашему новому союзнику, рассчитывайте больше на ваш патриотизм, энергию и на дух времени – и вы сумеете обеспечить себе свободу и независимость».