Диармайд. Зимняя сказка - Далия Трускиновская

– Если мама против, то что же я могу сделать? Но я тебе потом все расскажу. Я бы тебя взяла, честное слово, но твоя мама даже говорить с тобой обо всех этих делах не разрешает.

В Санином голосе было явное неодобрение.

– А что случится, если ты мне что-нибудь расскажешь? Дома же полно книг, пусть потом думает, что я книг начиталась, – сразу нашла выход хитрая Сашка.

– Нет, нехорошо. В чем-то я с ней согласна, учить тебя, конечно, еще рано, а вот взять на праздник – почему бы нет? Да еще на такой праздник! Будь моя воля – я бы взяла. Даже ехать никуда не надо – до озера всего час на рейсовом автобусе, на такси, наверно, вообще минут двадцать. Ты как раз утром сразу бы и на лекции поехала. Но она не хочет, а я с ней из-за тебя ссориться не собираюсь. Ну, ты поела? Тогда одевайся!

Глава пятая Два города

Дара пришла в Изорину квартиру после одиннадцати и первым делом отключила сигнализацию.

На кухне ее ждал ужин.

Она машинально разделась, разогрела рыбу, отрезала ломтик хлеба, села за стол – а ее мысли витали в совершенно непостижимых уму просторах.

Только что она честно проделала то, что вытворяла много лет назад, будучи безнадежно влюблена и даже помышляя о самоубийстве. А именно – она весь день ходила за мужчиной со звериными волосками на носу.

Это имело определенное практическое значение – теперь Дара приблизительно понимала, кем он стал и чем занимается. Но для нее важнее было другое – она хотела разбудить в себе ту, юную и недолюбившую, она хотела вернуться в свои шестнадцать и семнадцать и начать с того места, на котором все оборвалось.

Мало кто ощущает свой возраст в виде цифр, и, во всяком случае, не Дара – ей даже не потребовалось сделать усилия, чтобы скинуть с плеч годы.

Она действительно вошла дважды в воды одной реки.

Незримо сопровождая того, кто не захотел ответить на ее первую и самую лучшую любовь, она восстанавливала вокруг себя мир, в котором эта любовь возникла, зашевелилась, открыла глаза.

И ей в этом деле даже везло – возлюбленный, выйдя из пассажа Геккельна, пошел хорошо знакомым путем, тем путем, по которому ноги ее сами носили: три квартала прямо, перейти улицу, и еще два квартала, а там уже будет другой дом, не такой роскошный, и под окном – не призрачная черемуха, но старый каштан. Над каштаном Дара и сидела на подоконнике в сумасшедшем месяце мае, мечтая до того мига, когда воображение девственницы уже бессильно, и впотьмах записывая в блокнот совершенно графоманские строчки.

Теперь она знала, почему полюбила нескладного парня с легкой манией величия и плохо вышколенной рукой, карандаш в которой не поспевал за фантазиями. За шестнадцать лет жизни это было самое яркое впечатление – только и всего. Любовь, тем не менее, была настоящая, тот самый всплеск гормонов, не имеющий физиологически правильного выхода, который может сделать человека и гением, и безумцем, и проституткой, и монахиней.

Более того – она знала, что и сейчас могла бы полюбить его, потому что, оценивая его взглядом опытной женщины, увидела немало привлекательного: искренность чувств и порывов, остроумие, замешанное на эрудиции, прекрасные карие глаза в длиннейших ресницах (длиннее, чем у нее, но это еще не повод расстраиваться – мало было на свете женщин с ресницами такой природной густоты и черноты, и очень немногим ресницы доставляют такое беспокойство, как доставляли возлюбленному, вынужденному их даже подстригать, чтобы не кололись и не раздражали нежную кожу между верхним веком и бровью!). Кроме того, в высокой сутуловатой фигуре чувствовалась постоянная готовность к объятию – как будто возлюбленный уже держал в руках женщину, невольно сведя вперед плечи и склоняясь для поцелуя.

Дара, став за прошедшие годы очень умной, разложила по большим и малым полочкам то, что сплавилось в любовь, и прежде всего оправдала себя. Она не могла не полюбить его – он был один такой на весь город! И она не могла не полюбить с первого взгляда – в таких глазах тонешь сразу, даже нажив некоторый иммунитет к долгим взглядам и фантастическим ресницам.

Глаза остались прежними, и даже странно было видеть их на лице взрослого мужчины. Руки остались прежними – она их видела, когда он в магазине снял перчатки. А его тела она не знала никогда – оно все равно должно было стать для нее открытием…

И уже радостное волнение овеяло душу. Пока оно не было ни любовью, ни влюбленностью, а вело свое происхождение от азарта погони и предвкушения удачи. Непременно нужно было пройти вслед за возлюбленным по тем же улицам, что много лет назад, то приближаясь к нему, то отставая, и постоянно увязывая при этом сегодняшние впечатления с воспоминаниями.

Еще ни один археолог так тщательно не составлял разбитую вдребезги вазу из крошечных осколков, как Дара – свое чувство двадцатилетней давности.

Главное ей удалось поймать – радость. И, чтобы не нарушить ее, Дара еще какое-то время, оторвавшись от возлюбленного, бродила по городу одна, пока не поняла, что уже довольно поздно.

Поужинав, она опять пошла в ванную – не столько ради теплого душа, сколько – желая внимательно рассмотреть свое тело. Было несколько месяцев, когда она не занималась собой – во-первых, знала, что при необходимости быстро приведет себя в порядок особыми методами, а во-вторых – было ни к чему. Это нежелание быть привлекательной могло бы ее насторожить, потом она кляла себя за то, что вовремя не проявила беспокойства, но теперь было поздно каяться – гейс сработал.

Приходилось начинать новую жизнь.

Выйдя из ванной, она легла в Сашкиной комнате, совершенно не подумав, что девочка когда-нибудь вернется же домой. Поскольку детей у нее не было, и в семейных домах она бывала только в дневное время, выполняя работу целительницы, то мысль о припозднившемся ребенке не разу ее не волновала.

Никто не пришел – и Дара, оценив сверхделикатность своих крестниц, как-то незаметно заснула.

В это время одна из крестниц, совершенно не подозревая о собственной деликатности, уже во второй раз отдавалась крепкому и неутомимому приятелю, вторая же, уложив спать не своего ребенка, раскладывала на кухонном столе карты и думала о странных вещах…

Наутро Дара проснулась, зная, чем будет заниматься. Прежде всего следовало посетить Сану, большую специалистку по части женской красоты.

Дара позвонила крестнице и застала ее на пороге – покормив и выпроводив в институт Сашку, Сана как раз собралась выполнить обещание и присмотреть за салоном. Она хотела непременно убедиться, что Дара найдет туда дорогу, что вызвало у крестной сперва легкое недоумение, потом печальную гримаску: крестницы не знали, что она тоже родом из этого города и до сих пор помнит наизусть все маршруты трамваев и троллейбусов.