Нам нельзя (СИ) - Анина Татьяна

Мои губы зудели, стали тяжёлыми, требуя этого. В коленях появилась дрожь, и я уложила руки на них. И мою левую руку накрыла рука Трэша. Ладони его вспотели, и мы слиплись пальцами.

Был невероятный трепет в теле. Бабочки в моём животе натужно пытались вырваться на волю.

Мы с Никитой встретились взглядами и утонули.

Дышать было сложно, но нужно было что-то сказать иначе…

Трэш чуть-чуть склонил голову на бок.

Только не на уроке алгебры!

— Здесь надписи не хватает, — еле слышно сказала я.

Никита ещё мгновение смотрел мне в глаза, опускал взгляд на губы, а потом вернулся к рисунку. Он быстро вывел: «Туга…». Потом передумал. Длинными пальцами перевернул карандаш и резинкой стёр, что написал.

Он медлил.

А потом решился. Очень быстро начертал размашистыми буквами: «Я люблю тебя».

— Тугарина!

Я вскочила на ноги, делая неглубокие вдохи, стараясь успокоиться и вздохнуть полной грудью. Получилось не сразу.

— Вы чем там с Савиным занимаетесь?

Класс заржал, стали высказывать мнения, чем мы тут занимаемся.

Я прикрыла свою тетрадь и выдала:

— Если показатель корня целое чётное число, то подкоренное выражение не может быть отрицательным.

— Савинов! — крикнула алгебраичка.

Трэш тоже вскочил с места и протараторил:

— Если показатель корня целое нечётное число, то подкоренное выражение может быть отрицательным.

Я, открыв рот, уставилась на Трэша, кто-то присвистнул.

— Сава, Леся сядьте на заднюю парту, — попросила учительница. — А вы, сладкая парочка, вперёд.

Класс опять заржал. Сквозь хохот, я слышала слова Анечки:

— Е — три.

— Ранила, — отвечал Шишков.

— Е — четыре.

— Убила. Пля, научил на свою голову.

— Есть, — Анечка сжала кулак и повела локтем вниз в знак торжества победы.

Хоть кому-то удастся оторваться на свободе — задних партах.

В коридор вываливал шумный народ из всех кабинетов.

Моё настроение было отличным, я порхала от навалившегося счастья. Шла, подпрыгивая в другую часть школы ближе к кабинету литературы. Трэш немного отстал, когда я вышла на перемену.

Зато Котов догнал меня на лестничной площадке, где росли цветы в кадках, и стоял бюст какому-то старику, очень напоминающего Ленина. Наверно, он и был. Наша Жопа-Голова коммунистка, так что не удивительно.

— Кэт, — вид у Котова был немного растерянный. — Придёшь завтра ко мне? Народу будет! Все свои.

— Макс, послушай, — надо было прекратить эту фигню и сказать, что я не буду с ним гулять. И плевать мне на машину и его деньги. И клуб со странным названием «Дали», тоже нафиг нужен.

— Это ты послушай, — он взял меня за плечи и заглянул в глаза. — Он наркоман. У Него друг, цыган Колька Арбузов. Это бараки на выселках. Слышала?

— Их же разогнали, — ошарашенно прошептала я.

Историю про наркоманский притон знали многие.

— Не всех. Трэш торчок. У него поэтому денег нет никогда. Сколько бы не заработал, всё спускает.

— Не верь, Кис!

Трэш подлетел к Максу и ударил его кулаком в нос без предупреждения.

Котов от неожиданного удара отлетел в сторону и рухнул лицом в декоративную пальму, что росла в белом старом горшке. Горшок от веса парня раскололся на несколько частей.

Из носа Котова полилась алая кровь. Но Макс не футболист, которому нужно сыграть на публику, он популярный парень школы. Вытерев кровь рукавом, он плюнул на осколки горшка и кинулся на Трэша, свалив того с ног.

Пол был выложен гранитовой плиткой, и когда парни бились головами об неё, я содрогалась и, казалось, слышала, как со звоном вываливаются на пол и бьются алгебраические функции и химические формулы.

Верещала от вида крови Ложка. Довольная Лядина снимала видео.

— Жопа-Голова! — выкрикнула Верещагина.

Котов и Савинов метнулись в разные стороны, в мгновение ока, скрывшись в толпе.

Меня потащила за собой Сонька, уводя подальше от места битвы.

— Сонь, Трэш наркоман?

Лядина скривилась, оторопело оттянув нижнюю губу.

— Правда? — ошарашенно уставилась на неё.

— Ну, как сказать, — мялась Сонька, подбирая слова. — Тугара, курнул парень пару раз, с кем не бывает.

— Да, пошли вы все, — обиделась я.

Трэш меня догнал у самого кабинета.

— Ещё раз с ним увижу! — орал он. На скуле темнел синяк.

— То, что?! Нарик!

— Ты охренела?! Вот так ему и поверила?

Он хотел меня схватить, но я увильнула и забежала в класс, где Анечка нам уже заняла последнюю парту среднего ряда, как я люблю. А Трэшу пришлось довольствоваться второй партой у входа.

Вошла Маргарита Петровна. Мы, как всегда, встали, приветствуя классного руководителя. Она ничего не сказала.

В руках у неё не было ни журнала, ни тетрадей. Выглядела она плохо. По лицу и шее бежали красные пятна. За стёклами очков сверкали слёзы.

Мы все тихо уставились на неё. Замерли в ожидании.

— Ребята, — голос её срывался. — Я так была рада, что мне дали…классное руководство над вами. — Она стала говорить с трудом, сжимая кулаки. Не смотрела на нас, и это напряжённостью отразилось на всех. Мы даже дышать боялись. — Сегодня утром, в стопке тетрадей вашего класса… я хотела сегодня их проверить… Я обнаружила… мерзкую, гадкую, — она стала визжать, захлёбываясь рыданиями. — Просто отвратительнийшую карикатуру на себя. Я думала, вы взрослые люди. Я очень хотела быть с вами одной семьёй…

Она не выдержала и метнулась к двери, где столкнулась с деректрисой.

— Савинов!!! — заорала Жопа-Голова. — В кабинет ко мне.

— Я ничего не рисовал, — озлобленно оправдался Трэш. — На кого угодно, только не на Маргариту.

— Ублюдок, — выдохнула Ложка.

Трэш окинул наш класс синим взглядом, на мгновение, задержав его на мне. И ушёл.

Стояла гробовая тишина.

— Сидите, я узнаю, — сорвалась я с места.

— Почему ты? — возмутилась Сонька, она же староста класса. Я всё время забывала об этом.

— Мне скоро восемнадцать, — это мой любимый способ указать Лядиной место.

Я бежала со всех ног в кабинет директора. Концентрировала внимание на сложившейся ситуации. Было необходимо трезво подойти к этому конфликту.

Я не верила, что Трэш мог так поступить с Марго. Это исключалось сразу. А это значило, его нужно защитить любой ценой. Не получилось из меня художника, но стиль Трэша я отличу, если что.

Влетела в кабинет, игнорировав секретаршу. За её спиной трудовик капал капли в столовую ложку, и спаивал это всё Маргарите Петровне, которая рыдала навзрыд.

— Тугарина, — только открыла рот директриса, как я нагло подлетела к её столу.

Там лежал рисунок. Точнее сказать, отличная компьютерная работа. Картинка была откровенного содержания, восемнадцать плюс. Группа самцов и наша Маргарита Петровна. Всё было так отлично заретушировано, что у меня косички от позора чуть вверх не поднялись.

Я, покраснев до кончиков волос, быстро свернула лист до маленького прямоугольника и спрятала омерзительную гадость в карман джинсов. Взяла себя в руки.

— Антонина Васильевна, — строгим голосом заявила я. — Это не Савинов. У него нет компьютера, принтера тем более с печатью. И редакторов он не знает.

Нависла пауза.

Трэш за моей спиной перестал дышать. Аргумент был веский, поэтому директорша нахмурилась.

— Кто горшок сломал? — сурово спросила она.

— Это я, — выпалила, не дав Трэшу и звука произнести. — Поскользнулась и рухнула. Не призналась, потому что… Не говорите родителям. У меня есть карманные деньги, я сегодня же куплю новый.

Она внимательно меня изучала. Я смотрела на неё и тихо произнесла:

— Антонина Васильевна, мы выясним, кто нашу любимую классную руководительницу оскорбил. Обязательно выясним и вам сообщим.

— Никакого самоуправства, Тугарина, — недовольно сжала губы Жопа-Голова.

— Я поняла, — кивнула и пошла из кабинета.

Марго продолжала выть белугой. Похоже, уроков у нас сегодня не будет.