Кто я такой, чтоб не пить - Михаил Жванецкий

А смерти нет

Зачем бояться смерти?

Великие все умерли – и ничего!..

Благодаря им и жизнь есть.

Ну если, наконец, подумать.

Они же умерли.

Вот это всё написали, оставили и ушли.

Их уже нет.

И ничего…

И не горюют.

Чего ж переживать, когда такие люди, в сто раз умнее, в тысячу талантливее, красивее, трудолюбивее – покойники.

И вроде бы ничуть об этом не жалеют.

Разве они стремятся сюда?..

Вот в это, извините, время?..

Вот к этим, извините, людям.

Вот в эту, извините, жизнь.

Кому сегодня это нужно?

И им сюда не надо…

И нам отсюда не попасть туда.

И как легко читаешь их с восторгом.

Уже вся ночь… Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть…

И вдруг…

Господи, так он же умер! Кто написал.

А спасти?

Теперь-то, может быть, спасли бы…

А надо?

Чтоб он еще что-то сказал?

Он бы не захотел.

В такое время или умереть, или молчать.

Вот что случилось.

Они уже прошли через вот это, о чем я.

Вот почему они так зазвучали.

И музыка, и краски, и слова.

Через эту смерть пройди – и ты в порядке.

И сразу как все просто.

И нынешние, и молодежь, все начинающая и начинающая и дышащая возбуждением.

Да ладно вам!

Вот инструмент…

Вот стол…

Садитесь!

Ты весь в очках, в компьютерах, в паролях.

Подумаешь, секреты…

Через смерть пройдешь, и все поймешь, и все узнаешь, и все не страшно, и ты поймешь и ахнешь.

Так все же умерли – и ничего. Живут!

А смерть – так просто перерыв!

Володину

Александр Моисеевич Володин.

Твои попытки жить незаметно ни к чему не привели.

Ты живешь и будешь жить очень заметно.

Ты населил наши души старшей сестрой и осенним марафоном.

Если интеллигенции не станет, ее будут изучать по тебе.

Это он, это ты, это я.

Облепленный беспомощными женщинами и беспомощной страной.

Бедные и нерешительные облепили одного такого же бедного и нерешительного, которому что-то дал Бог.

И он волок на себе всю жизнь.

Неумение сказать «нет» приводит к такому количеству детей, друзей и сослуживцев, что только врач может освободить либо тебя, либо их.

Всю жизнь думаешь, как это все собрать, в конце мучаешься, как это все раздарить.

Александр Моисеевич!

Мы сделали главное – мы дожили до перемен и пережили их.

Но новая жизнь не может наступить.

Ей мешают лица.

Лица, которые мы видим.

Саша! Ты делаешь все, чтобы тебя забыли.

А они не могут!

А кто-то хочет, чтоб его помнили.

А его смотрят и не вспоминают.

Величайшее открытие ты совершил в «Осеннем марафоне».

Ты описал себя, а открыл нас.

Каждый увидел.

Каждый принял.

Это величайшая комедия нашего века.

Это открыл ты.

Теперь делай все, чтоб тебя забыли.

А мы не захотим, и будет великий судебный процесс – народ России против Александра Володина.

Линия фронта

Господи! Почему так хорошо!

И в жару, когда сунешь руку в раскаленный воздух, а потом голову, а потом самоё.

И крики с пляжа, будто со сковороды.

С воплями погружают – кто красное тело, кто белую ногу.

А кто-то под водой взглядом субмарины все это ощупывает.

Из песка вырастают женщины.

Мужчины, как стихи, из мусора и водки.

И поплыли. Вид на человечество снизу.

Зажгли лампы. Почему так хорошо?

И в жару…

И когда налетает ветер, и все кричат.

– Мама! Смотри… Нет, не туда. Наверх…

Огромное черное одеяло натягивают с берега.

Море встречает его темно-зеленым.

Светлая полоса всё у́же.

Туда-сюда прокатывается гром.

Крики: «Это фронт!»

Фронт идет!..

Отдельные внутри клубятся облака и ходят по своим орбитам.

Советчики.

Острые вспышки.

Сполохи.

Всё вертится в разные стороны.

А вместе движется на нас.

С теми же воплями выскакивают охлажденные люди.

Уже черная Аркадия, еще белая Лузановка.

Но она уже сломлена и ждет.

Фронт неумолим. С нами уже не говорят – мы в дыму.

Мы неинтересны.

Туда, туда, где люди резвятся, ныряют и женщины вырастают из песка и колеблются в воде.

Всё! Мы в плену.

В домах зажглись огни.

Мы арестованы в квартирах.

И лишь по телефону:

– Ты понял, Гриша?

– Понял! Понял!

Но где же дождь? Ведь вы же обещали?

Но фронт идет вперед. Не до дождя.

Вот так. Любая власть надует.

Ей главное – отнять у нас веселье.

«Прекрасно сидеть весь день…»

Прекрасно сидеть весь день и смотреть на термометр.

Сразу за ним – море.

За морем – небо.

А за мной – всё.

Я старше.

Скоро мы тронемся в сторону моря.

Все увеличивая скорость и не производя ветра.

Вот бы на нас посмотреть.

Движемся лишь по прямой.

И впервые, впервые нам плевать на Америку. На Британию. На Россию.

Да кто ж их вспомнит в этом мареве, в этом великом, свободном полете.

Ни голоса, ни звука. И воздух не забивает рот.

И незнакомых нет.

Всё из людей…

Уходим многоточием…

В красивую тишину падают лекарства, телефонные книжки, блокноты, подарки, поздравления.

Всё не нужно.

Все опоздали.

С кем быть?

а) Из президентов надо выбирать веселых. Из веселых – умных.

Из умных – твердых.

Из твердых – порядочных.

б) Из писателей надо выбирать веселых.

Из веселых – талантливых.

Из талантливых – умных.

Из умных – кратких.

в) Из друзей надо выбирать веселых.

Из веселых – верных.

Из верных – умных.

Из умных – честных.

И долгоживущих.

г) Из жен надо выбирать веселых.

Из веселых – умных.

Из умных – нежных.

Из нежных – верных.

И терпеливых.

И терпеливых!

Капризы лысого

По молодости лет вы вертите носом.

«Без этой обойдусь».

«Этот мне не нужен».

Уже тогда эта игра рискованна.

Но с годами, когда вы умнеете, вы понимаете: самое главное для вас – нужны ли вы кому-нибудь?

Боится кто-нибудь вас потерять?

Представьте, к ужасу, что вы уже при ком-то.

Не он при вас, а вы при нем.

Проверьте свое присутствие отсутствием.

Когда вас хватятся?

И кто заметит, что вас нет?

Там масса интересного. Такой же риск, как раньше.

Только без средств доставки.

Сила есть, ума не надо, все же лучше, чем ум и больше ничего.

И поворот хвоста красавицы, и разворот «всё вдруг», и пенный след у вас, как раньше, могут и не получиться.

И тонким голоском: «Не буду кушать эту дрянь!» проходит только один раз.

А без еды – ни скорости, ни разворота.

И без квартиры – под мостом.

И ваш приезд в Казань, где вас никто не ждет.

И первая жена со всею преданностью убежала.

А простирнуть, а спинку потереть, а капнуть в глаз, а расколоть таблетку?

При всем масштабе личности вам это больше нужно, чем им высказывания по проблемам терроризма.

Тут очень хочется быть нужным, как Валери Жискар Д’Эстен.

Что-то нужно выставить свое для распродажи.

И чтоб купили. Хотелось бы.

То есть с молодости где-то стоящее зашить в ковьёр. Какую-то идею или камень.

И вдруг внезапно.

На! Пять тысяч! Долларов!

Убедительнее я ничего не знаю.

То есть отключить отсос, включить поддув.

И продолжать скрывать в ковре. Еще хотя бы год.

Но вот… подумав – это все не то: инфляция и молодежь приносят больше.

Не знаю. Как уметь стареть? Где прятаться? Куда уехать?

Но если вас окликнут, попробуйте сказать:

– Через минут пятнадцать…

Если вдруг не повторят… Живите так же. Но с ясною картиной в голове.

Склероз

Вопреки мнению, возраст несет с собой много приятного. Это и неожиданные деньги в карманах. И новые туфли, обнаруженные на кухне в ящике для крупы, и ненадеванная голубая сорочка за батареей, и много других радостей, ожидающих молодежь через пару-тройку лет.

Есть и огорчения.

Вдруг привезли мебель. Кто заказывал? Кто заплатит?

Почему так часто напоминает о себе организм?

Что съел?

А вспомнить надо… Приходится по объедкам, по мусору.

По телефону вдруг дают Кострому.

И все совпадает.

А вот с кем говорить? И даже когда там представились. И ваша фамилия им тоже ничего не говорит. А вспомнить надо.

Обещал встретить? Кого?.. Когда?..

И не встречать нельзя, у того здесь тоже никого нет.

Почему «тоже»?.. У вас вроде есть… Вы же вроде с семьей…

Кстати, о семье. В этом состоянии полная моральная чистота. Никаких любовниц. Потому что с именами ночью… И кто рядом? И попытки уйти из дому домой…

И у любовницы не вспоминается, зачем пришел. И почему мусорное ведро в руке?..

И ты был или только идешь? И физическое состояние ни о чем не говорит.

И вроде узел на платке завязать не забыл, но сам платок забыл дома.

А какие-нибудь записи телефонов… Не дай Бог! Вы же с этой бумажкой к жене, не помнит ли она, где и на каком углу.

С лекарствами хорошо, хотя не очень удобно.

Рецепт есть, бутылка есть, а внутреннее или наружное?