Фатальное колесо - Виктор Сиголаев

Я скользнул в соседний двор и со всех ног проскочил на два дома вперед. Осторожно выглянул из-за угла: инспекторша бодро шагала в моем направлении. Хорошо.

Некоторое время я использовал эту незамысловатую тактику, пока дорога не уперлась в небольшую развилку возле сквера. Очередной раз, высунув нос из кустов, я обнаружил, что объект переходит дорогу в направлении парка. Я поспешно юркнул назад.

На общественных лавочках сидели старушки. По аллее бегал какой-то карапуз, а его раскрасневшаяся мамаша, добродушно покрикивая, без особого усердия пыталась его догнать, толкая перед собой громоздкую коляску. Толстые голуби лениво уступали дорогу карапузу. И вдруг, громко хлопая крыльями, разом взлетели. С инспекторшей решили не связываться. Она, миновав малыша, разминулась с мамашей и неожиданно плюхнулась на свободную скамейку.

Я, уже подавшись вперед для очередной перебежки, с легкой паникой тормознул и повторно спрятался в знакомые кусты. До искомой скамейки было метров тридцать. Далековато.

Я стал искать глазами место, где можно замаскироваться поближе. Не сквер, а аквариум. Все как на ладони. Кусты слишком низко пострижены. Деревья не заросшие. Милых моему сердцу торговых палаток еще не придумали. Разве что с другой стороны парка? Там вроде приличной густоты сиреневые кусты возле стоящей на отшибе трансформаторной будки. Куда проходящий мимо парень в кепке метнул горящий бычок. Вот тебе сейчас тетенька-милиционер задаст!

Обходить или не обходить? Сидящая в уютном патриархальном парке толстая женщина в милицейской форме выглядела довольно экзотично. Любитель покурить на ходу покосился на нее, свернул на газон, обходя, зашуршал листвой и вдруг… раздвинул кусты прямо за спиной инспекторши. Та даже ухом не повела. Продолжала обозревать прохожих с каким-то неприятным высокомерием. Парень оперся задом на спинку лавочки с обратной стороны и засунул руки в карманы.

Инспекторша что-то говорила! По крайне мере, губы ее шевелились. Ни слова не слышно! Чертовы голуби вернулись и орут здесь благим матом. Я метнул в них щепку. Грохоча крыльями, они поднялись в воздух. Парень покосился в мою сторону, снял кепку и стал ее отряхивать. Кивнул головой, еще раз. Что-то спросил.

— … завтрашнего дня. Иначе…, — донеслось.

Черт, опять ничего не слышно. Эти троллейбусы «Шкода» ревут как самосвалы. Давай, давай. Проезжай!

— … распрощаешься. И не думай. Вот здесь.

Тетка нагнулась, потерла толстую ногу, оставив под лавкой скомканный листок бумаги. Потом, тяжело вздохнув, встала, отряхнула юбку на гигантской заднице и зашагала в сторону троллейбусной остановки. Парень ловко перепрыгнул через скамейку, уселся, и стал поправлять что-то на ноге, пытаясь дотянуться до записки.

Ничего себе! Конспирация, однако. Становится все интереснее и интереснее. Кто же ты такой, любитель покурить на ходу и тайный друг милиции?

Так. Рассмотрим повнимательней. Лет восемнадцати. Рост выше среднего. Лицо треугольное. Неприятное, скандальное какое-то. Глаза широко расставлены, чуть навыкате. Нос крупный с горбинкой. Губы тонкие как червяки. Двигаются постоянно в какой-то ухмылке-ужимке. Под мятой светло-серой кепкой — темные слегка отросшие после стрижки под «ноль» волосы. Тенниска с завязками на груди, распущенными почти до конца по неписанной блатной моде, мятые серые штаны с намеком на клеш. Шлепанцы без задников, хотя сейчас уже осень. Персонаж!

Ну что, за ним? Я почувствовал какой-то охотничий азарт. Тетка все равно уже лезет в троллейбус.

За ним!

Этот район города среди шпаны называется «Дачи».

Грозный, надо сказать, район. Наш пляж, «Мартышка», на его территории. Но, как мы знаем, это «демилитаризованная зона». Не писаный закон. Вход для всех — нет, не бесплатный. Безопасный! А это, поверите ли, гораздо дороже.

Парень двигался разболтанной походкой расхлябанного боцмана. Колени его двигались не прямо, а под таким широким углом к друг другу, что все должны были догадаться о наличии огромного предмета между ними. По крайней мере, воображаемого. Руки в карманах штанов. Крутит головой постоянно. Ныряет в одноэтажки. Как раз этот массив пестрых домиков и будут сносить через пару лет под гостиничную застройку.

У входа на стадион клубится народ. Футбол сегодня.

Парень резко свернул направо. Здесь улочка не такая людная. Справа — здание спортзала, примыкающего к стадиону, слева — домики, за которыми чуть вдали виднеется подъемный кран. Новостройка.

Через год наша семья получит там новенькую квартиру, ядовито пахнущую линолеумом и алебастром. И мы переедем на «Дачи», распрощавшись с бандитской «Матюхой». Вообще, «Дачи» и «Матюха» — районы-союзники. У нас напряженное перемирие. Дружим против «Стрелки» и «Майданов».

Да-да! У нас есть свой «майдан» на Корабельной стороне. Площадь вокруг клуба «Корабел». А обитатели близлежащего района — «Майданы». У нас четыре «боевых» района в городе. «Боевых» — потому что чужаков туда не пускают. Бьют, по возможности.

Есть «мирные» районы — «Камыши», «Летчики», «Дергачи», «Абрикосовка» и так далее. Там ходить можно с относительной безопасностью. Подрастают «Остряки» — достаточно злобный в будущем район, который уничтожит «Матюху». Точнее — ассимилирует. Но на данном этапе мы «держим шишку». Вместе с «Дачами», по которым сейчас шикарно вышагивает стриженный в кепке.

«Улица Костомаровская», — вспоминаю я. В дальнем конце спортзала — отдельный вход и пристройка. Там — секция дзю-до, где я занимался… Где я буду заниматься года через три. Парень как раз в это пристройку и сворачивает. Останавливается в дверях, озирается, натыкается глазами на мою фигуру и замирает. Потом исчезает в дверном проеме.

Приехали! Ну и что дальше, Пинкертон? Планировку в секции я знаю, конечно. Но ведь отсветишь! Если уже не отсветил. Стою возле окон спортзала и делаю вид, что наблюдаю за девчонками-акробатками, прыгающими по дорожке. Здесь многие стоят, поэтому мое присутствие не подозрительно. Но сейчас на пустынной улице я один. Все любители спорта на футболе.

Вот даже интересно — специально сделали такие низкие окна, чтобы народ глазел на спортсменов, или случайно? Ведь в свою бытность я тоже часто тут простаивал и переполнялся мечтой о собственных спортивных достижениях. Потом пошел на борьбу. Элемент популяризации спорта советских времен? Или так глубоко тогда не копали?

Слева на ковер высыпали дети-дзюдоисты в белых кимоно и я плотнее прижался носом к стеклу. Вообще-то, у них зал на втором этаже пристройки слева. Там, куда канул мой объект номер два. А сюда борцы выходят для показательных выступлений.

Ну-ка, ну-ка…

Сзади шорох. Среагировать не успеваю, мне зажимают рот. В голове мелькает: поглазел на девочек?

Легкий тычок в темечко.

Темнота…

— Румын! Ты что, дурак?

Звук уже есть. С изображением плохо.

— Он за мной от кладбища пёрся! Шнырил по кустам.

— Так это же шпак! Сопля! Ты на хрена его двинул?

— Так тема тоже за шпака! Гляди, а вдруг это он?

— Да с чего ты взял?

Тема? За какого «шпака»? Я мычу и разлепляю веки. Головка бо-бо. Уроды. Омбудсменов на вас нет. Детей по башке!

— Очухался. Эй! Смотри сюда, шкет! Ты чё пасешь тут?

Тру темечко рукой. Соображаю. Экстренно выстраиваю линию предстоящего вранья. Кажется, придумал. Ну, что ж, поехали.

— Придурок, — искренне говорю я с ненавистью, — зачем по башке?

— А тебе, чё, надо было пряников насыпать? Ты чё здесь шаришься?

Щурясь, осматриваюсь одними глазами. Ага. Это раздевалка на первом этаже. Для взрослых. Передо мной — парень, у которого шикарная походка. Чуть правее — какой-то невысокий дедок, весь сухой, коричневый. В каком-то бомжовском спортивном костюме и потрепанных кедах. Наколки на руках. Перстни. Много. Я заметил «Отрицало» на пальце. Важняк!

— Ни чё, а что, — бурчу я и тру голову, — не «шаришься», а к этому пришел.

Киваю на парня.

— Зачем это?

— Жирная послала.

Переглядываются.

— Какая жирная? — вкрадчиво так спрашивает дед, — Зинаида Ивановна?

Ах, какой я молодец! Не зря узнал заранее, как зовут инспекторшу. Как чувствовал.

— Никакая не Зинаида Ивановна. Не знаю я никакой Зинаиды Ивановны! — нащупываю шишку, — Придурок!

Изображаю плаксивую детскую истерику и пытаюсь неловко пнуть ногой парня.

— Тихо, тихо, шкет, — дед быстро прижимает меня к ящикам для одежды, — Кто? Кто послал-то?

— Зоя Игоревна. Из ментовки. Блин, болит.

— Зачем? Зачем послала?

Делаю вид, что не решаюсь говорить при деде. Мнусь. Всхлипываю. Молодой срывается и трясет меня за плечи.

— Да говори уже, падло! Закопаем!

— На пацана показа-а-ать, — начинаю реветь, — что в бума-а-ажке…