Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак - Аркадий Вайнер

Один из винокуровских добрых молодцев подал нам с хозяином нагретые махровые халаты, я уселся, поджав ноги, на глубокий уютный диван, а Эдуард Николаевич, радушно гостеприимный, видящий во мне, как во всяком прохожем, будущего гостя, танцующей легкой походкой прошел по залу, включил тычком пальца серебристую коробку магнитофонной «гармошки», и темно звенящий голос какой-то тропической певицы вспугнутой птицей полетел над нами.

Винокуров предложил:

— Прошу за стол, выпьем по рюмке аква-винтэ, — он засмеялся и показал экспортную водку на винте.

— Я водку не пью, даже если она «винтэ», — сказал я и огляделся в поисках сигарет; вещи остались в общей раздевалке, я же не рассчитывал стать таким высоким гостем.

— После парной и бассейна рюмка водки — первейшее дело, восстанавливает силы действительно как живая вода, — заверил Винокуров и повел бровью в сторону обслуги.

Из большого картонного короба вынырнул, как по щучьему велению, блок «мальборо», с хрустом лопнула обертка, быстрые пальцы массажиста добыли пачку, соскочил целлофан, содрана фольга, ловкий щелчок пальцем в дно пачки — точно одна сигарета вышла наружу, как патрон из обоймы.

Слева возникла на тумбочке пепельница, справа предупредительно чиркнула зажигалка — и первая, самая сладкая затяжка. А когда напился вдосталь синего тягучего ароматного дыма, твердо сообщил:

— Спасибо, я пока повременю, — за стол садиться я не стал, а удобно прилег на своем кожаном глубоком диване. — Так что насчет большого дела? Вы ведь не ответили мне, чего бы хотели…

— О-о-о! — воздел Винокуров руки, прогуливаясь по залу и совершая в темпе музыки гимнастические упражнения. — Я бы хотел многого. Я бы хотел кормить весь город. У меня такое призвание — кормить людей…

В своем длиннополом халате, с воздетыми руками и тоном, полным убежденности и страсти, он походил на трибуна, обещающего народам благоденствие.

— С моей точки зрения, существует три вечные профессии: лечить людей, учить людей, кормить людей. Все остальное нанесено временем и человеческой суетливостью.

Я с интересом спросил:

— Ну и как вам удается реализовывать эту вечную задачу?

Винокуров сделал несколько глубоких приседаний, и воздетые руки опустились, потому что их пришлось скорбно развести.

— С воплощением мечты пока, к сожалению, есть перебои, хотя у меня большие задумки, планы и я надеюсь, что со временем во всех инстанциях их поймут и меня поддержат…

— А в чем сложности? — спросил я. — В чем вас недопонимают?

— В общей концепции идеи. В частностях никаких возражений нет, но очень трудно разъяснить ее конечный социальный смысл…

Он устало рухнул в кресло и сокрушенно помотал головой, скорбя о косности тех, кто мешает ему реализовать свою социально-кулинарную мечту. Его досада была так чистосердечна, что и я опечалился от разрыва между философской воспаренностью ресторатора Винокурова и бюрократической ограниченностью разрешающих инстанций.

Затушил в пепельнице окурок и задал ему назревший вопрос:

— А в чем социальный смысл вашей концепции?

И Винокуров рванулся в атаку, как десантник на прорыве:

— По моему глубокому убеждению, надо уничтожить вздорный предрассудок, будто общественное питание — это возможность среди работы набить желудок в столовке или в торжественный день напиться, как дураку, в ресторане. Общепит — это система, которая должна проникать во все элементы, обстоятельства и эпизоды жизни каждого человека… Это доставка еды домой, чтобы облегчить жизнь хозяек…

Я представил себе, что азу, биточки и готовые котлеты преследуют меня не только на работе, но и дома, что вместо обедов моей тещи Валентины Степановны мы все ходим в столовую, и меня объял ужас. Я поднялся с дивана и с мольбой попросил:

— А может быть, начнем осуществлять идею, со столовых, кафе и шашлычных?

Винокуров снисходительно махнул рукой.

— Конечно! В первую очередь — недорогое и вкусное рабочее питание. Затем комплекс предприятий типа «бистро», где кормят разнообразно и быстро. Наконец, этовозможность устроить прекрасный товарищеский ужин, банкет или гулянку, которая будет тебе по карману…

Винокуров, расхаживая по залу, говорил-пел, Он же сама аудитория. Ему не нужны слушатели. Прекрасный тип человека, полностью поглощенного красотой своего собственного повествования.

— Для этого мне нужна целая сеть точек общепита, которую быя мог контролировать, обеспечивая себя сырьем и отвечая за качество блюд. Нужен бригадный подряд. Нужна комплексная система — от закупки мною барана до продажи горячего чебурека или пирожка…

Видимо, для наглядности замкнутого цикла, для пущей убедительности Винокуров взял с блюда румяный треугольный пирожок, высоко подкинул и очень ловко поймал его зубами, белоснежными и наверняка острыми.

Я подошел к «гармошке», которая в это время истошно завопила — «Глория Гейнорз сонгс», — нажал кнопочку «стоп». И отвратительно будничным голосом сказал:

— К сожалению, Эдуард Николаевич, высокая миссия вашей замечательной профессии в представлении многих людей снижается регулярным жульничеством отдельных прохвостов. Что же нам делать?

— Никакое большое дело не обходится без потерь и издержек. А такое сытное особенно. Хотя я не сомневаюсь, что это безобразие можно и должно изжить…

Я зааплодировал.

— Ах, если бы всем работникам общепита такое высокое понимание вашей задачи и такую твердую уверенность в успехе моей…

Не обращая внимания на мою ухмылку, Винокуров сказал:

— Да-да-да! Со временем так и будет. Избыток продуктов и вкусно приготовленной еды ликвидирует базу для всех жульничеств и махинаций.

— Ах, как я надеюсь на это, — смирно заметил я. — Помимо гражданского удовлетворения я испытываю корыстный интерес к этому вопросу, поскольку ликвидация хищничества в общепите и торговле сильно облегчит мою производственную жизнь.

Винокуров с огорчением развел руками.

— Ничего не поделаешь, пока об этом говорить не приходится. Как заявил один мудрец: «Все люди рождаются подсудимыми, некоторым к концу жизни удается оправдаться…»

Я обратил внимание на забавное обстоятельство: судя по всему, в общепите с дисциплиной и субординацией обстоит лучше, чем в других учреждениях. Во всяком случае, никто из всей свиты Винокурова, этой боевой гопки очень ловких, разбитных людей, ни разу рта не раскрыл, пока витийствовал их пророк и теоретик. У них, скорее всего, была роль античного хора, который в нужном месте трагедии грянет во всю мощь осанну и благословение нашей возникшей так неожиданно, но крепнущей на глазах дружбе.

Пока Винокуров не давал им места в спектакле, а мне душевно напомнил:

— Да что мы с вами все о делах да о делах! Пора бы и за стол. А то водка греется, из шампанского живая сила уходит…

Он сел во главе стола, указав мне место напротив. Я же снова угнездился на своем уже насиженном уютном диванчике.

— Да мы, по-моему, пока еще о делах-то наших маленьких и не говорили. Все больше о глобальных проблемах общепита…

Винокуров горячо воскликнул:

— Больше и серьезнее дел не существует! Да и вообще как разделить большие государственные дела и свои личные задачи? Я вот сейчас бьюсь на всех уровнях — пробиваю дело общественное. Предлагаю безвозмездно свою голову, руки, энергию, но пока никто не хочет воспользоваться.

Я заинтересовался:

— А в чем, если и с секрет, дело?

— Хочу создать торгово-промышленный комплекс, объединение, ну, под условным названием «Вкусный пирожок». Это будет предприятие, которое само заготавливает продукты, не являющиеся дефицитом: муку, рыбу, овощи. Я хочу печь пирожки десяти видов, со всеми известными фаршами и начинками, и через свои же фирменные точки их продавать, чтобы в любой момент, в любом месте можно было купить десяток самых свежих, хрустящих, золотых пирожков, и цена каждому — пятак, ну, гривенник. Потребители будут счастливы, а мы получим миллионы.

— «Мы» — это кто? — счел я нужным уточнить.

Винокуров улыбчиво покосился на меня.

— Мы — это государство. А государство — это мы. Только вопрос пока не решается.

— А почему не решается?

— К сожалению, не все проявляют заинтересованность в деле. Хорошо и так, без пирожков. Приходится доказывать очевидное.

Достаточно внезапно я перебил поток деловой фантазии Винокурова вопросом:

— Скажите, пожалуйста, Эдуард Николаевич, хорошо ли вы знаете Степанова?

Винокуров удивленно воздел бровь.

— Степанова? Какого? А-а-а, убийцу этого? Ну как вам сказать, да, собственно, видел я его пару раз… Какие у меня могут быть с ним дела? Говорить всерьез ни разу не приходилось, хотя он обслуживал мое предприятие…