РОЖДЕСТВЕНСКАЯ КУКУШКА - Мэри Патни

Прежде чем ситуация превратилась в крайне неловкую, Мэг вышла вперед и подставила щеку, явно стараясь побыстрее покончить с этим делом. Джек быстро и неловко клюнул ее в щеку. Кожа цвета сливок под его губами была гладкой, как шелк. Затем к огромному облегчению Джека все закончилось.

Программа развлечений на вечер была простой, но подходила для всех возрастов. Они поужинали, затем были танцы, где Мэг и Фиби по очереди играли на стареньком спинете [6]. Взрослые пили рождественский пунш, а девочки – горячий сидр со специями. Играли в «дракона» [7] и «свои – соседи» [8], причем один раз с настоящей кошкой.

В конце концов Тиззи и Лиззи заснули, как котята, свернувшись рядом калачиками, и их пришлось нести наверх. Затем взрослые расположились у камина, и Ламберты стали вспоминать примечательные моменты предыдущих рождественских празднований. Джек говорил очень мало, хотя не раз сравнивал этот вечер с тем, что ему бы пришлось вытерпеть в когтях графини. Попивая пунш, он благодарил судьбу, что закинула его сюда.

Наконец Филипп встал и взял Фиби за руки.

– Пора в постель, соня, – сказал он, вынуждая ее тоже подняться. – Придется идти самой, потому что я тебя не донесу.

– Но я еще не хочу спать, – запротестовала девушка.

Ее брат бросил многозначительный взгляд в сторону Мэг и Джека.

– Хочешь.

Глаза Фиби расширились, и она преувеличенно громко зевнула:

– Пожалуй, ты в кои-то веки прав. Я действительно устала.

Уводя сестру из комнаты, Филипп заговорщически улыбнулся Джеку. Тот чуть не рассмеялся – похоже, он приобрел союзника.

– Мне тоже следует пойти спать. Завтра будет насыщенный день. Утром надо приготовить гуся, сходить в церковь, сделать еще кучу вещей, – пробормотала Мэг, когда брат и сестра покинули комнату, однако с места не встала.

Свернувшаяся на диване в окружении двух кошек, Мэг мечтательно улыбалась, и ее взъерошенные локоны блестели в свете камина. Она выглядела так прелестно, что Джеку захотелось ее проглотить, хотя он и не должен был испытывать голоден после всего съеденного за ужином. Если бы он обладал хотя бы крупицей здравомыслия, то тоже пошел бы спать и оставил молодую хозяйку в одиночестве и безопасности, но эти мгновения мирного единения были слишком драгоценными, чтобы так быстро от них отказываться.

Желая занять чем-то руки, чтобы удержать их подальше от Мэг, Джек поставил бокал на стол и подошел к большим настенным часам, украшенным поверху веточками остролиста.

– Всегда любил часы с кукушками. Они сломаны или просто остановились, потому что вы были слишком заняты, чтобы их починить?

– У этих часов есть своя история. Отец купил их в Мюнхене, когда в молодости ездил по Европе. Он всегда очень любил эти часы, и они украшали его кабинет в Пикок-Хилл. – Мэг поднесла бокал к губам и допила остатки пунша. – В этом кабинете он и умер. Это случилось очень неожиданно – доктор сказал, что отказало сердце. В тот день часы остановились и с тех пор не ходят.

Заинтригованный, Джек осторожно погладил гладкое, красиво вырезанное дерево. Стрелки остановились на 11:27.

– Вы решили оставить их в таком виде в качестве напоминания об отце?

– Не совсем. Просто столько всего случилось после его смерти: потеря Пикок-Хилл, вынужденный переезд. У нас не было ни времени, ни денег, чтобы отдать их в починку. – Мэг печально улыбнулась. – Думаю, надо этим заняться. Джереми не получит Пикок-Хилл, так хотя бы унаследует папины часы, и они будут ему гораздо полезнее в рабочем состоянии.

– Хотите, я посмотрю? – предложил Джек. – Я неплохо разбираюсь во всяких механизмах. Если не смогу починить, то хотя бы скажу, что с ними не так.

Поскольку на лице Мэг отразилось сомнение, Джеку пришлось ее уговаривать:

– Прошу вас. Я не привез с собой рождественских подарков, так что починка часов станет моим вам даром. Обещаю, что хуже, чем есть сейчас, не сделаю.

Мэг улыбнулась.

– Очень хорошо, если вам это не трудно. Я сама люблю эти часы, хотя всегда считала, что кукушки поступают бесчестно, подкидывая яйца в гнезда других птиц. Бедные птички из сил выбиваются, выращивая прожорливых кукушат.

Слова Мэг неожиданно оказались настолько близки к истине, что Джек чуть не выронил часы. Разве сам он не был такой вот рождественской кукушкой, оказавшейся в чужом гнезде? Он мысленно вознес краткую молитву, чтобы Мэг оказалась более терпима к нему, чем к презираемой ею птице.

– Кукушка не так уж отличается от родителей-аристократов, которые отдают своих детей на воспитание няням, – заметил он, открыв часы.

– Вот еще одна причина презирать аристократов, – резко отозвалась Мэг, – хотя няням все-таки платят в отличие от несчастных жертв кукушечьего обмана.

Джек сосредоточился на часах, с тревогой понимая, что ему понадобится приложить немало усилий, чтобы Мэг сочла его подходящим претендентом. Возможно, ему следует признаться прямо сейчас, пока она пребывает в добром расположении духа от удовлетворения прошедшим вечером и выпитого пунша.

Наконец решившись, он открыл было рот, но тут его пальцы нащупали в футляре часов нечто неожиданное.

– Здесь что-то мешает, по-моему, бумага. Мог кто-то из детей что-то туда запихнуть?

– Думаю, да, – без особого интереса проговорила Мэг. – В Пикок-Хилл и окрестностях всегда было много детей. Радуйтесь, что это бумага, а не что-нибудь похуже вроде дохлой лягушки.

Джеку удалось вытащить бумагу, не порвав ее. Это был большой плотный лист, пожелтевший и потемневший от времени. Полный любопытства, Джек расправил его на столе и стал вглядываться в выцветшие строчки при мерцающем свете камина.

Текст был составлен на латыни, и ему понадобилось некоторое время, чтобы разгадать старые юридические обороты. Затем он ахнул, и его сердце заколотилось, как бешеное.

– Мэг, взгляните-ка.

Удивленная его тоном, она отставила бокал, подошла к нему и заглянула через плечо.

– Очень надеюсь, что не вызову у вас напрасных надежд, – выдавил Джек, – но, по-моему, это акт о владении Пикок-Хилл.

Мэг почувствовала, как кровь отливает от лица. Схватив бумагу, она повернула ее к огню.

– Святые небеса, – прошептала она. – Вы правы, это он. Незадолго до своей кончины, отец помахал этим листом перед моим носом и сказал, что лорд Мейсон отдал бы целое состояние, чтобы его заполучить. – Она благоговейно коснулась старых букв. – Как, вы думаете, он оказался внутри часов?

Джек задумался.

– Вы сказали, что ваш отец умер в кабинете. Когда ему стало плохо, он мог мыслить не слишком внятно и решить, что надо спрятать бумагу в надежном месте, чтобы Мейсон до нее не добрался. Висевшие на стене часы всегда были ему дороги, поэтому он запихнул документ внутрь, и механизм заело. Точно мы уже никогда не узнаем, конечно, но это довольно логичное объяснение.