Смысл ночи - Майкл Кокс

Удивление мое не знало границ. У меня просто в голове не укладывалось, что человек вроде Фордайса Джукса мог собрать столь восхитительную коллекцию редкостей под самым моим носом. Как он раздобыл все это? Откуда у него такие познания и вкус? И откуда деньги на подобные ценные вещи?

Я стал склоняться к предположению, что, возможно, шантаж и вымогательство являются подлинным ремеслом Джукса, тайной профессией, которой он украдкой занимается в свободное от службы у Тредголдов время, причем с успехом поистине немыслимым. Приобрести познания и развить вкус не так уж и сложно, но для того, чтобы сколотить состояние на пустом месте, требуются способности иного рода. Возможно, Джукс обладает полезным для фирмы Тредголдов талантом вымогать деньги у клиентов, имеющих что скрывать от широкой публики.

Поначалу предположение показалось совсем уже неправдоподобным, но чем дольше я раздумывал над ним, тем более вероятным оно представлялось, ибо вполне объясняло, откуда взялось все, что я обнаружил в сей пещере сокровищ, столь долго находившейся у меня под ногами и остававшейся незамеченной. Так, значит, я всего лишь последняя жертва Джукса? И он полагает, что я располагаю достаточными средствами, чтобы удовлетворить его требования и таким образом дать возможность купить еще один редкий и красивый экспонат на стену или в шкафчики? Но я не намерен становиться жертвой Фордайса Джукса, да и любого другого человека на свете. Усилием воли очнувшись от этих мыслей, я напомнил себе о цели своего визита и повернулся к столу, стоявшему, как и мой тремя этажами выше, у окна на улицу.

На полированной столешнице ничего, кроме серебряного чернильного прибора великолепной работы. Все ящики заперты. Я огляделся вокруг. Еще один запертый шкафчик в углу. Никаких бумаг. Никаких записных книжек. Ничего, что позволило бы мне сравнить руку Джукса с почерком записок, полученных Беллой и мной. Еще одно доказательство, подумал я, подтверждающее обоснованность моих подозрений. Человек, наживший такое богатство путем вымогательства, не станет беспечно оставлять на виду подобные улики.

Потом я заметил на маленьком пристенном столике у камина раскрытую книгу. При ближайшем рассмотрении это оказалась Библия ин-октаво, изданная в семнадцатом веке, хотя и не представляющая особой ценности. Я ошеломленно уставился на заголовок на правой странице: «Книга пророка Иезекииля».

Образцов почерка своего соседа я не нашел, но раскрытая на «Иезекииле» Библия окончательно утвердила меня в мысли, что Джукс и есть мой шантажист.

Я несколько секунд постоял у приоткрытой двери, наблюдая за улицей. Не обнаружив Джукса в пределах видимости, я вышел вон и быстро зашагал по направлению к Темплской пристани.

7. In dubio[35]

Легрис ждал меня, прислонясь к каменной ограде, с манильской сигарой в зубах. Приятно пригревало бледное осеннее солнце.

— Черт тебя побери, Джи, — добродушно выбранился он, когда я подошел. — Я уже пятнадцать минут торчу здесь, если не больше. Где тебя носит? Вот-вот отлив начнется, а мы еще не отчалили.

Мы стащили ялик в воду, сложили наши сюртуки на корме, засучили рукава и, оттолкнувшись от берега, заскользили по бурой речной глади.

Позади оставался частый лес мачт у причалов, Лондонский мост, запруженный экипажами, и купол собора Святого Павла. Далеко впереди виднелись мост Ватерлоо и плавный изгиб широкого потока в сторону Хангерфорд-маркет. Повсюду вокруг сновали взад-вперед суда самых разных размеров и типов; по обоим берегам щетинился город, облитый жемчужно-серым светом и подернутый неизменной дымкой испарений, источаемых Лондоном. Мы проплывали мимо устий темных переулков, мимо фабричных труб и доходных домов, вычерченных беспорядочно прыгающими ломаными линиями на фоне неба, мимо шпилей и башен более благородных очертаний, мимо сходней и лодочных пристаней, складских зданий и общественных садов. Над головой парили, кружили чайки, чьи пронзительные крики смешивались с плеском волн о борта зачаленных баркасов, хлопаньем парусов и вымпелов, далекими гудками парового буксира.

Не произнося ни слова, мы мерно налегали на весла, с удовольствием гребли против сильного течения, от души наслаждаясь прогулкой по воде — хотя бы и по мутной воде Темзы в ноябрьский день. Мной владело отрадное чувство, что все бессонные ночи, проведенные за тупым созерцанием слухового окошка над кроватью, остались в прошлом. Прямо передо мной мощные спинные мышцы Легриса перекатывались, вздувались при каждом гребке, чуть не до треска натягивая серовато-белую шелковую ткань жилета, — и мне на миг вспомнился недавний сон: жаркий летний день, скользящая по тихой реке лодка, и я полулежу на корме позади тепло укутанного Лукаса Трендла. Но видение мелькнуло перед мысленным взором и тотчас растаяло.

Сразу за Эссекской верфью по берегу бродила женщина в грязных обносках и драном капоре, с плетеной корзиной на кожаном плечевом ремне. Она шарила, ковырялась палкой в зловонных илистых наносах, невозмутимо ища там разные ценные предметы. Когда мы проплывали мимо, она подняла голову и долго смотрела на нас, стоя по щиколотку в густой жиже и прикрывая ладонью глаза от солнца.

Причалив у Хангерфордских сходней, я пробрался к корме за нашими сюртуками и тут заметил неподалеку от нас маленькую лодку, где сидел один гребец, опустив весла в воду. Он явно шел против течения следом за нами, но теперь, как и мы, остановился, хотя к берегу приближаться не стал.

— Разве ты его не приметил раньше? — спросил Легрис, выворачивая мощную шею, чтобы глянуть на одинокую фигуру. — Он пристроился за нами сразу после Эссекской верфи, где мы видели нищенку. Твой знакомый?

«Вовсе нет», — подумал я. Силуэт мужчины производил зловещее впечатление; высокий цилиндр выделялся угольно-черным прямоугольником на фоне опрокинутого в реку неба.

Потом меня осенило. Глупо было полагать, будто Фордайс Джукс станет самолично следить за мной — ведь он прекрасно понимает, что я мигом узнаю его, коли вдруг замечу. У него наверняка есть сообщник — ну конечно! И сейчас он передо мной: мужчина в лодке, угрюмо выжидающий удобного момента. Скорее всего, именно он похлопал меня по плечу возле Диорамы, и именно он обогнал меня под аркой египетских ворот на кладбище Эбни. Прежде незримый, прежде скрытый во мраке, теперь он явился мне при белом свете дня, хотя и остается вне пределов досягаемости. Но при виде его облегчение нахлынуло на меня теплой волной: ведь теперь, надо надеяться, я смогу наконец перейти в наступление. «Подплыви немного поближе, — тихо прошептал я, — чуть-чуть поближе. Дай мне разглядеть твое лицо».

— Что ты говоришь? — Легрис протягивал руку за своим сюртуком.

— Ничего. На, держи.

Я бросил ему сюртук, а потом снова повернулся к нашему преследователю. Получись у меня выманить его из лодки на сушу, я бы непременно изыскал возможность встретиться с ним лицом к лицу. Я надел сюртук, ощущая успокоительную тяжесть карманных пистолетов, которые всегда носил с собой. Потом я еще раз бросил взгляд назад, чтобы хорошенько запомнить фигуру господина, наблюдавшего за мной издали.

Необычайно высокого роста, широкоплечий — даже шире Легриса в плечах. Вроде бы чисто выбритый, хотя поднятый воротник сюртука может скрывать бакенбарды. Крупные руки без перчаток крепко сжимают весла, ибо он борется с течением, стараясь удержать лодку на месте. Но чем внимательнее я разглядывал незнакомца, тем беспокойнее становилось у меня на душе. Грозный противник, спору нет, но ведь я тоже не из мозглявых и уж всяко сумею постоять за себя в случае необходимости. Так откуда же тревога? Что же смущает меня в человеке, покачивающемся в лодке поодаль от берега?

Мы добрались до улицы и направились в клуб Легриса, «Юнайтед сервис».[36] Последние несколько лет Легрис болтался без дела, не имея определенных видов на будущее, но начало военных действий и отправка экспедиционных войск в Крым внезапно побудили его, сына солдата, завербоваться в гвардию, хотя он еще не приступил к исполнению служебных обязанностей. Он возбужденно говорил о своей предстоящей военной карьере. Как и у всех в ту пору, у него с языка не сходили сражения и битвы Русской кампании, особенно героический подвиг легкой кавалерийской бригады лорда Кардигана под Балаклавой, в скором времени достопамятно воспетый в великой оде мистера Теннисона.[37] Я охотно позволял Легрису болтать без умолку, ибо мысли мои были поглощены нашим другом с реки. Я с минуты на минуту ожидал, что замечу его поблизости, но, к моему удивлению, никто за нами не следовал.

Мы благополучно дошли до «Юнайтед сервис», на ступенях которого толпились прибывающие члены клуба. Обед был во всех отношениях превосходным. Легрис, находившийся в ударе, заказал вторую бутылку шампанского, а затем и третью; я же, памятуя о нашем преследователе, не хотел терять бдительность и потому позволил товарищу поглотить львиную долю игристого. Когда через час-полтора стало ясно, что Легрис не в состоянии грести со мной на лодке, я посадил его в наемный экипаж, а сам зашагал назад к реке один — останавливаясь через каждые несколько ярдов, чтобы проверить, нет ли за мной слежки.