Зеленая стрела - Игорь Евгеньевич Всеволожский

Женщина отвернулась.

— Кстати, с вами давно хочет познакомиться один человек.

— Петр Сергеич! — закричал я.

Да! На пороге стоял Петр Сергеич, немного запыхавшийся, но, как всегда, веселый.

— Введите-ка на минутку того типа, — сказал он.

Пока старый марочник обшаривал карманы женщины и выкладывал на стол фонарик, револьвер, какие-то порошки в бумажках, незнакомый мне старший лейтенант ввел Прошу. Теперь я понял, что это была за возня в сенях. Ворот его френчика был разорван, — видно, он отчаянно сопротивлялся. Руки связаны за спиной, лицо было жалкое и растерянное.

— Вы пришли за своими трусами? — насмешливо спросил Петр Сергеич. — Не беспокойтесь, они в надежных руках. О вашей знакомой мы тоже позаботимся. Вы можете быть совершенна спокойны и за вашего третьего партнера, — он посмотрел на часы, — с поездом в шесть сорок пять он не уедет, хоть он и загримировался и надел свою телогрейку.

Затем капитан брезгливо взглянул на Прошу и коротко приказал:

— Уведите!

Старший лейтенант вывел Прошу, а старый марочник сказал женщине, помертвевшей от страха:

— Прошу.

Медленно, очень медленно, словно ноги у нее были налиты свинцом, она вышла из комнаты.

— Ну, паря, — сказал Петр Сергеич, — теперь познакомь меня с Марьей Петровной. Надо попросить у нее извинения за беспокойство и…

Как раз в эту минуту появился Петюха с кипящим самоваром.

— …и, — продолжал Петр Сергеич, вынимая из своих необъятных карманов цыбик чаю, кулечек с сахаром, банку с колбасой и два огромных золотистых лимона — величайшую редкость в Решме, — не попить ли нам всем крепкого чаю с лимоном?

Но тут вдруг вбежал Митюха, закричал не своим голосом:

— Ванятка! Маргаритин дом горит!

Мы с Петром Сергеичем выбежали на улицу.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, в которой заканчивается история «зеленых стрел»

Когда мы с Петром Сергеичем добежали до Маргаритиного дома, пожарных еще не было. Кругом толпился народ, все охали, но к дому подойти не решались. Искры взлетали, ну прямо как ракеты, с оглушительным треском. И сквозь крышу прорывалось яркое пламя. А стекла лопались от жара на наших глазах.

Я подумал: а вдруг Маргарита там, в доме? Но нет, кругом говорили, что, слава богу, дом заперт и никого в доме нет. Наверное, уходя, кто-то заронил огонь. Но я-то знал, кто заронил огонь в доме. Проклятый фриц, удирая, заметал свои следы.

А Петр Сергеич уже принялся распоряжаться. Он велел растаскивать крышу, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома и сараи. И удивительное дело: люди делали все, что он приказывал. Откуда-то притащили ведра, лопаты, топоры.

Вдруг я услышал отчаянный крик и увидел Маргаритину маму. Она прибежала, наверное, из театра, в расстегнутой шубке, задыхаясь. Она расталкивала народ.

— Маргариточка!.. Маргарита там, в доме.

— Как в доме? — воскликнул Петр Сергеич.

Девочка моя, Маргарита. Она дома… дома осталась.

— Где же вы раньше были?

— Я сама… сама ничего не знала. Я в театре была. Муж позвонил, что едет на концерт… Ко мне прибежали. Боже мой… Пустите меня к ней!

Ее схватили под руки и крепко держали двое мужчин. Но она вырывалась.

— В какой она комнате? — спросил Петр Сергеич.

— Вот эти два окна…

Капитан скинул шинель.

— Эй, Забегалов! Топор!

Я схватил у кого-то топор и подал капитану.

— Поди назад!

— Нет уж, я с вами, товарищ капитан.

Он взглянул мне в глаза и сказал:

— Ну, идем, что ли.

Петр Сергеич подскочил к дому, размахнулся и выбил топором оконную раму. Рама с треском ввалилась в комнату. Одним прыжком Петр Сергеич очутился в доме. Обжигая руки, я влез на подоконник и заглянул внутрь. Капитан, в дыму и в пламени, шарил по комнате.

— Забегалов, тут пусто. Где она может быть?

Я вскочил в комнату и чуть не задохся.

— Рот, рот прикрой. Платок есть?

Все вокруг страшно трещало и пылало. Горели занавески, книги, стол и одеяло на постели.

— Эй, Маргарита! — крикнул Петр Сергеич.

С потолка вдруг упала горящая балка и чуть было не отшибла и не пожгла нам ноги. Мы оба отскочили. Теперь мы еле видели друг друга. По комнате носилась черная копоть.

— Маргарита! — закричал я и вдруг — или мне послышалось? — в ответ донесся откуда-то слабый крик.

Я кинулся в залу — и отступил. Тут пол пылал, как костер. Но я разбежался и перепрыгнул через костер. Петр Сергеич не отставал от меня.

Я вбежал в столовую. Здесь огня было меньше. Пламя облизывало буфет.

— Маргарита! — крикнул я.

— …ите… — послышалось мне откуда-то совсем близко.

Я понял: отчим запер ее в умывальной!

— Сюда, сюда! — крикнул я Петру Сергеичу.

Я выскочил в переднюю. Дверь в умывальную была заперта.

— Разбивайте! — заорал я.

Петр Сергеич взмахнул топором, дверь треснула, подалась, и Маргарита, плачущая, перепуганная досмерти, бросилась мне навстречу.

В столовой загремело. Рухнул потолок. Нас обдало таким страшным жаром, что, казалось, сейчас глаза не выдержат, лопнут.

Петр Сергеич подхватил девочку на руки. — Руби дверь, Забегалов! — крикнул он.

Лицо у него было все в саже, в копоти, черное, как у негра.

Я рубанул по выходной двери. Она была очень крепкая, наверное из дуба, и не подавалась.

— Руби же, Ваня! Руби!

— Руби же, Ваня! Руби!

Стены кругом пылали. Мы стояли ну прямо в огненном кольце. Я изо всех сил ударил топором по замку, и вдруг дверь подалась и отворилась.

— Беги!

Я выбежал, увидел народ, мать Маргариты, снег в черных пятнах и вдруг зашатался. Ко мне подбежали пожарные и принялись меня тушить. Тут только я понял, что загорелся. А позади нас с грохотом рухнула крыша.

*

…На следующий день под вечер мы с Петром Сергеичем уезжали. Нас провожали оба мои братишки, мама, Маргарита с матерью. Маргаритина мама за один день поседела. Она то пожимала руки мне и Петру Сергеичу, то поглядывала в сторону прицепленного в хвосте поезда арестантского вагона. Я знал, кого везут в этом вагоне, и она тоже знала.

Если бы мне только разрешили, — сказала она вдруг словно сама себе, ни к кому не обращаясь, — я бы задушила его собственными руками.

— Ну, Маргарита, — сказал я, — я буду писать тебе каждую неделю. И