Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты. - Светлана Бондаренко

Дикий вопль Вальцева, грохот выстрелов, вспышки заставили его очнуться. Геолог, шедший в двух шагах впереди, нелепо приставив автомат к животу, палил прямо перед собой в ущелье между двумя огромными валунами. Пули высекали искры на их серых гладких боках. Капитан сбросил с плеча мешок, выдернул из-за пояса гранату и кинулся к Вальцёву:

— Что такое? Что?..

— Бей его, Леха! Вот он, на гребне!

Но Алексей Петрович вдруг почувствовал страшную резь в глазах и, невольно застонав, поднял руку с гранатой к лицу, остановился. В глазах зарябило, забегали ослепительные круги, вспышки света, потом стало темно. Как сквозь плотный туман донесся испуганный крик Вальцева, новая автоматная очередь. Что же это, что же… Ослеп! Алексей Петрович судорожно шарил руками вокруг себя. Глаза будто разрывало горячей болью, кругом колыхалась тьма, утыканная звездочками, острыми как иголки. Вальцев, хватая его за плечо, крикнул задыхаясь:

— Да бей же ты его, остолопина!.. Гранатой!

Тогда Алексей Петрович рванул шнур, швырнул гранату далеко перед собой и, обхватив Вальцева обеими руками, повалился вместе с ним на песок. Грохнул взрыв, ударная волна хлестнула их щебнем, и все стихло. Вальцев внизу ворочался, замысловато ругаясь. Капитан поднял голову — вижу! Вижу снова! Впереди метрах в двадцати от них ветер колебал столб пыли в просвете между глыбами камня. Больше ничего.

Алексей Петрович рассказал обо всем Строгову, умолчав о своей временной слепоте. Тот пожал плечами:

— Странные какие-то существа… Неуловимые. На что они по крайней мере похожи, Лев Николаевич?

— Похожи… больше всего на огромных змей… — сбивчиво принялся рассказывать Вальцев. — Огромные змеи… черные. Метров по десять длиной. Безглазая голова… Кожа блестит. Словно мокрая… Он был страшно бледен, глаза блуждали. Строгов посмотрел на него внимательно.

— Прилягте-ка, Лев Николаевич, нездоровы вы… Прилягте.

Вообще же архив СБТ представляет собой большую редакторскую папку с завязками вдоль и поперек, в которую вмещаются 3–4 обычных канцелярских папки. Папка эта полна пожелтевших листов с машинописью «нестандартным» шрифтом той самой первой пишущей машинки. Иногда поверх машинописи присутствует рукописная правка.

Всего же черновой текст СБТ сохранился в нескольких вариантах. Два варианта полностью и еще несколько разрозненных глав — в основном, начало первой и третьей части. Кроме этого, текст СБТ можно встретить и на оборотах листов других рукописей («Хищные вещи века», «Понедельник начинается в субботу», «Трудно быть богом»). Чистовик СБТ, как уже упоминалось, не уцелел.

Еще сохранились некоторые рукописи, имеющие отношение к СБТ, но о них — ниже. Сначала некоторые общие соображения по этим текстам.

В первоначальном варианте рукописи был эпиграф: «Бороться и искать, найти и не сдаваться. В. Каверин». (В то время эту прощальную фразу Р. Скотта знали, в основном, по роману «Два капитана».)

Изменилось время действия повести. Исследователи хронологии мира Полудня С. Лифанов, В. Казаков и С. Переслегин пришли к единому мнению, что действие повести СБТ происходит в 1991 году. Насколько известно, Стругацкие никогда точно не планировали и не высчитывали время действия своих повестей цикла Полудня — правильность соотношения у них получалась спонтанно. Время действия первого произведения Стругацких в черновике обозначено точно — 1985 год.

Алексей Петрович захлопнул тяжелый том и задумался. Пожалуй, все ясно. Конечно, данные в этой энциклопедии не сколько устарели, но по всему видно, что предстоящая экспедиция отправляется не на готовенькое. В энциклопедии сказано, что высадиться на Венеру не удалось. Сам Краюхин делал попытку, а также Воронин, вероятно, тот самый, о котором говорили в буфете межпланетников. Впрочем… Алексей Петрович открыл титульный лист. Ну конечно! Подписано к печати в 1970 году. За полтора десятка лет, несомненно, сделано многое.

Рукописная правка поверх последних строк: «Подписано к печати пятнадцать лет назад. За это время, несомненно, сделано многое…»

Черновик и окончательная версия «Страны багровых туч» представляются мне некими параллельными мирами. В том мире, где действуют Быков и Юрковский, экспедиция была в 1991 году, и Дауге там выжил. А в том, где действуют Громыко и Бирский, полет на Венеру состоялся в 1985 году, и двойник Дауге — Вальцев — там погибает от ядерного взрыва.

Как пишет Б. Стругацкий в своих «Комментариях»: «Планы составляли вместе, но главы и части писали порознь, каждый сам по себе. В результате: АН закончил черновик первой части — БН завяз еще в первой главе; АН вовсю пишет вторую часть — БН кое-как закончил первую главу первой части, и она, разумеется, ни в какие ворота не лезет в сравнении с уже сделанным — там другие герои, другие события, и сама стилистика другая…»

В одиннадцатом томе «сталкеровского» собрания сочинений Стругацких опубликована эта, самая первая, глава, написанная младшим братом, «Звездолет „Астра-12“». Первоначальная фамилия Дауге здесь еще пробуется на вкус: в рукописи иногда «Вальшин», иногда «Вяльцев», а позже — «Вальцев».

В архиве сохранились еще пять страниц из этого же варианта БНС.

Алексей вернулся поздно вечером, усталый и злой. В комнате шторы были опущены, на кровати лежал Вальцев и курил, уставившись в потолок. На полу около его кровати стояла грязная тарелка с окурками, окурки были разбросаны по полу, и дым стоял такой, что Алексей только носом покрутил — ну и ну!

— Ты, что — зубы болят? — спросил он, с кряхтеньем опус каясь на свою кровать и принимаясь за сапоги.

— Болят, — равнодушно согласился Вальцев, не поворачивая головы. Он был небрит, всклокочен и лежал на кровати прямо в ботинках и в пиджаке. Алексей посмотрел на него с удивлением и сочувствием и стал раздеваться.

— Давно болят? — спросил он, надевая пижаму.

— Да, брат… очень давно, — сказал Вальцев с какой-то странной интонацией в голосе.

— Ты бы к врачу пошел, чудак…

— Не поможет, — со вздохом сказал Вальцев, подымаясь, — это, Алеха, такой зуб, что никакой врач не поможет…

Он помолчал, сидя неподвижно, сгорбившись и уперевшись руками в расставленные колени, потом наклонился и начал подбирать окурки и укладывать их в тарелку.

— Ты знаешь, сегодня… приехали наши ребята, — проговорил он, ставя тарелку на стол, — пилоты и геологи… Сашка Бирский, Гришка Ершов… кто там еще?..

— Знаю, — перебил Алексей со вздохом, — я уж познакомился…

— …и этот… Цицин Андрей — геолог, мы с ним пол-Тибета прошли… Что, познакомился уже? Когда это ты успел? — удивился Вальцев, вытаскивая из портсигара папиросу.

Алексей рассказал о битве за колючей изгородью. Вальцев с отвращением курил, неохотно улыбался, — Повезло тебе, — сказал он и снова повалился, задрал ноги на спинку, — если б не Сашка — конец бы твоим приключениям…

Алексей взял полотенце и пошел мыться.

— Левка, открыть форточку надо… — начал он, входя в номер, но Вальцева уже не было. Алексей поднял штору, открыл окно, подивился еще раз густоте табачного дыма и стал прибирать на столе. Засунул в тумбочку толстый том «Электроники» и пачку каких-то технических журналов с унылыми обложками, повесил на гвоздь вальцевский шлем, вытряхнул мусор из карандашницы, собрал в тарелку окурки, аккуратно разложенные по краям стола и, проклиная Вальцева, который на днях расколол пепельницу, объясняя преимущества атомного топлива перед химическим, пошел и помыл тарелку. На столе оставалась еще куча исписанных листков — Вальцев писал статью. Алексей начал собирать их и вдруг увидел свое имя. «…И это не твое дело. Алексей — замечательный человек, не тебе его судить, и если б ты только знал, как мне надоели все эти твои…» Алексей побагровел, поспешно отбросил листки и сел на кровать. Фу ты, черт, как неудобно получилось… Тонкий женский почерк, это, наверное, от Маши… Черт дернул лезть в эти листки… Алексей расстроено закурил и, стараясь не глядеть в сторону стола, принялся подметать пол. Неприятная это штука — личная жизнь. Ну, кажется, все уже хорошо: замечательный парень, прекрасный работник, любят его все — славный, веселый, жизнерадостный, известный ученый, и — приходит женщина… Он ее, видно, здорово любит… Несмотря ни на что… Но и красива же! Алексей вспомнил изящный профиль женщины в черном платье на фотографии. Гордая красота!

Вошел хмурый Вальцев, посмотрел на Алексея.

— Лопать будешь?

Подошел к столу, резким движением собрал бумаги, запихнул в ящик. Несколько листков упало на пол. Он подобрал их, бегло просмотрел, бросил на стол.