Юрий Лонго: «Вся жизнь как под общим наркозом» - Алла Михайлова

После окончания колледжа в том же магазине, где я убиралась, мне предложили место продавца. Да и зарплата там была вдвое больше учительской. Папа сказал: «Что ж, тоже не плохо, попробуй. Но и о себе не забывай, о своих мечтах и стремлениях. Ведь у тебя всё получится».

И я стала пробовать поступать в театральные вузы. Искать всевозможные кастинги на звезд эстрады, кино и т. п. Но судьба, почему-то, никогда не стыковала меня в нужный момент, в нужное место.

«Тебя заметят, а дальше, вот увидишь, будут одни за другими приглашать», — говорил отец, когда меня выбрали в первом туре для прохождения дальнейшего отборочного конкурса в группу «Стрелки». Я делилась с ним всеми своими походами. На отборочный конкурс в группу «Стрелки» я явилась в спортивном стиле одежды, как и сказала мне накануне администратор, тогда как все остальные участницы пришли в гламурном, сексапильном, юбочном виде.

Затем участие в конкурсе «Звезда народа» на МУЗ-ТВ, где в результате зрительского СМС-голосования я заняла первое место, которое увенчалось звонком продюсера группы «Любовные истории», где я не подошла им по росту. Хотя, как вариант, обо мне обещали не забывать.

Снова кастингу группы «Пропаганда», и… недостаточно материала и жизненных стремлений, а, может быть, отложился груз неудач, а надо было просто верить.

И масса проб в журналы, где волосы должны были быть натурального цвета, а я, как назло, именно в то время делала окраску или минирование; где рост от 180 см и выше; где стринги на данный момент обязательно должны были быть черными… И ещё, Бог знает, сколько требований, которым на тот момент я не соответствовала.

Во ВГИК я провалила отборочный тур. Не подошел репертуар. Мне сказали пробоваться на следующий год, а следующий год был совсем другим…

Интересными были моменты, когда я заговаривала с папой о магии. Мы же оба понимали, ЧТО есть его профессия и откуда она шла. Но он сам, казалось, верил в часть её. Помню, еще в колледже была у меня первая любовь и мой первый опыт. Я отдала себя всю без остатка любимому человеку. Обоим было по 17 лет. Какие чувства воспламеняются в такой возраст не для кого не секрет. И я бредила этой любовью. Любое с моей стороны подозрение в неверности любимого сводилось к применению «темных сил». И вот однажды, вооружившись папиной книгой и прочитав один из заговоров, я не поняла некоторых значений. Позвонила за разъяснениями. На том конце провода услышала ответ: «Да ты что!? Не надо в это дело вникать! Ты знаешь, как может потом отразиться на здоровье? Тебе это не нужно. У тебя и так весь мир около ног. Послушай меня и ничего не делай. Не хочу, чтобы моя дочь болела». А всякое действие рождает противодействие, я была настроена решительно и все-таки сделала, что собиралась, провела магический обряд. И о чудо! Сработало! Мы снова соединились с моей первой любовью. В результате в 2000 году зимой я лежала в больнице с женскими проблемами.

В 2000 годах папа учил меня ездить на роликах. Летом он отдавал предпочтение этому виду спорта, а зимой горным лыжам. Он и на них обещал меня поставить, но я сама упиралась, как могла. Уж что-что, а вынесу и интересны мне только роликовые коньки. И вот мы не первый раз встречаемся в Парке Победы, на моем любимом Кутузовском, и он дарит мне роликовые коньки вместе с рюкзаком и защитой. Я тогда пошутила: «А где шлем? Точно должна шею свернуть при таком обмундировании». А он уже меня учит, как надо стоять, что делать, как разворачиваться. Меня поражала его жажда жизни. И так интересно получалось в нашем общении, как будто всех тяжелых моих дней не было. Как будто мы не расставались, и сбылась моя мечта о том, что когда-то мы вот так пойдем в кино, будем играть, гулять, наслаждаться жизнью. Я ценила и берегла те минуты, часы, когда мы были вместе. А в его глазах я видела чувство гордости вместе с потерей чего-то и утверждение: «А дочь-то выросла!».

Мама с папой продолжали встречаться. Он часто ей звонил, интересовался здоровьем, помогал продуктами. Они гуляли без меня и со мной. И каждый раз я пыталась поставить себя на место маленькой девочки, чтобы «оказаться между родителями, взять их за руки и повиснуть в воздухе», как когда-то я наблюдала со стороны за другими детьми. Я прокручивала это в голове, но то время было уже не вернуть и той, утраченной отцовской ласки и внимания, не хватавших мне в детстве, нельзя было восполнить сейчас. Мы с ним оба это чувствовали.

Вскоре встал вопрос о моем замужестве. В 2001 году на старый Новый год подруга познакомила меня с моим будущим мужем у них на даче. Начался роман и на протяжении 5 лет мы проверяли наши чувства на прочность, не расписываясь. Я тогда советовалась в некоторых любовных делах с папой. Уж он был в этом вопросе мастером и психологом. Он знал, что мы не сразу, но поженимся с Алексеем. Хотя мы оба полные противоположности друг другу. «В этом и секрет», — говорил папа. В 2005 году я оказалась в положении. Когда об этом узнал папа, он не скрывал своей радости. Я позвонила ему сообщить, что он станет дедушкой, а его обычная логически правильная, поставленная речь стала яркой, взрывной, взбаломашной:

«Ух, ты! Как здорово! А кто? Как назовете? Как ты себя чувствуешь? Что-то надо привезти? Ты пока дома? Слушайте, а какую фамилию дадите? Надо нашу давать!»

И я ответила, что при росписи будем каждый свою фамилию оставлять, ведь и у мужа род последний. А рожать будем, так двоих, чтобы у каждого по фамилии было и продолжение рода у обоих.

«Только обязательно, наша фамилия, знаешь, какая сильная! Я в Энциклопедию знаменитых людей уже занесен! Обязательно дайте нашу фамилию!»

Потом он приезжал ко мне часто. Беспокоился о здоровье, привозил фрукты. И уже сам периодически давал денег. Я тогда уже работала секретарем в компании, которая занималась продажей щебня и песка, а располагался офис на Таганке близ Краснохолмской набережной. И папа подъезжал ко мне в мой обеденный перерыв на своей уже новой машине, мы общались, прогуливались по бульвару. Он сам переводил тему на будущего внука. Тогда УЗИ мне еще не показывало, что будет девочка, и он, грезя о внуке, мечтал вслух, как будет учить его кататься на роликах, горных лыжах, как они будут ездить на дачу, ходить в походы, ловить рыбу. Мне это безумно нравилось, и я чувствовала, что вот сейчас, с рождением новой жизни, папа восполнит на внуке ту свою утраченную отцовскую заботу. Он спрашивал, можно ли ему будет гулять с коляской, и это звучало, как будто я родитель, а он ребенок.

В день свадьбы и нашего с папой дня рождения мы, как обычно, созвонились поздравить друг друга.

«Пап, мы тебя ждем! Если не сможешь подъехать домой, то подъезжай к ЗАГСу». И он с грустью в голосе заверил, что очень постарается, но сегодня дело никак отложить не получится, так как по его планам уже заранее задействовано много людей. А чуть позже мама сказала мне, что он постеснялся говорить, что чувствует себя плохо, и у него очень болит спина.

После бракосочетания мы с мужем уехали на неделю из города, а когда вернулись, и я вышла на работу, папа подъехал ко мне. В руках был букет роз и сумма, на которую, он посоветовал купить подарок, какой захочется молодоженам. На лице была грустная улыбка. Я показывала фотографии, а он не стал говорить о причине своего отсутствия на свадьбе. Только после смерти папы, я узнала от Аллы, что в этот день папа уехал на дачу один, выпивал там и плакал.

Бывало, когда папа приезжал к нам, то разговоры были о загородным отдыхе, о рыбалке, о его детстве, и какая-то грусть присутствовала во всем. Мне иногда виделось, что даже в глазах у него стояли слезы. И я узнавала его совсем с другой стороны.

С каждым разом его поведение мне казалось каким-то всё более непонятным и настороженным. Он как будто старался мне поведать что-то особое. Уже когда я была на большом сроке беременности, папа в очередной раз приехал ко мне. Протянул пакет с фруктами и папку с бумагами: «Пусть у тебя полежит, чтобы не взял никто». В пакете оказались серьезные документы, и я убрала их до момента, когда они пригодятся папе. А через пару недель я узнала, что с первым подозрением на инфаркт его положили в больницу. Когда я позвонила папе, то голос его был встревоженным. Говорил он на тяжелом дыхании, но заверил, что всё это ерунда, скоро он будет дома и тогда сам мне наберет. А мне волноваться никак нельзя. «Не бери в голову, Юльчик! Все хорошо! Тебе нельзя сейчас переживать» — уверял он. Но сердце мое было не на месте, и оказалось, не напрасно. Уже через день мне позвонила мама:

«Ты только держи себя в руках… папа наш… умер…» Но держать себя в руках было невозможно. Только ради нервной системы будущего ребенка я старалась хоть как-то останавливать себя, но впоследствии всё же очень многое сказалось на здоровье моей дочери.

У меня странная для себя особенность мышления. Когда случается нечто болезненное и страшное, я не переживаю в течение текущего времени. Я просто закрываю эту тему барьером, который тянется со мной на протяжении моей жизни. Я просто пытаюсь думать об этом завтра. Поэтому смерть близких людей я переживаю за стеной. А особенно чувствительно я воспринимаю именно через большой промежуток времени, когда действительно не хватает своего кусочка души.